Как опишу я, Владыко, видение лица
Твоего?
Как расскажу о несказанном
созерцании красоты Твоей?
Как звуки речи вместят Того, Кого
мир не вмещает?
Как мог бы кто-либо изречь
человеколюбие Твое?
Сидя при свете светильника,
Освещающего мрак ночи и тьму,
Я думал, что нахожусь во свете,
внимаю чтению,
Обдумывая мысли и сочетания их.
Итак, когда я занимался этим,
Ты внезапно явился вверху гораздо
больше, чем солнце,
И воссиял с Небес до сердца моего.
Все же прочее стало казаться мне
как бы густою тьмой.
Светлый же столп посередине,
рассекши весь воздух,
Прошел с Небес даже до меня,
жалкого.
Тотчас же забыл я о свете
светильника,
Забыл, что нахожусь внутри жилища,
А сидел я в мысленном воздухе тьмы,
Даже и о самом теле я совершенно
забыл.
Я говорил Тебе и ныне говорю из
глубины своего сердца:
Помилуй меня, Владыко, помилуй меня,
единый
Спаситель, никогда ничем не
послужившего Тебе,
Но прогневляющего Тебя от юности.
Я испытал всякий плотский и
душевный порок
И соделал грехи непристойные и
безмерные,
Хуже всех людей, хуже всех
бессловесных,
Гадов и всех зверей превзойдя.
Итак, необходимо, чтобы Ты показал
Твою милость на мне,
Более всех согрешившем безумно.
Ибо не требуют, как Сам Ты, Христе,
сказал,
Здравые врача, но больные (Мф. 9, 12).
Поэтому, как на болезненного и
нерадивого,
Излей, на меня, Слове, Твою столь
великую милость.
Но, о игра света! О движения огня!
О круги пламени, во мне, несчастном,
Производимые Тобою и Твоею славою.
Под славою же я подразумеваю и так
называю Духа Твоего
Святого, соестественного и
равночестного Тебе, Слове,
Однородного, единославного и
одного единосущного
Отцу Твоему и Тебе, Христе, Боже
всех.
Поклоняясь Тебе, благодарю, что Ты
сподобил меня
Хоть немного познать силу Божества
Твоего.
Благодарю, что Ты Сам сидящему во
тьме
Открылся мне, воссиял и удостоил
меня видеть
Этот свет лица Твоего, для всех
нестерпимый.
Я пребывал, как знаю, сидящим во
тьме,
Но и среди нее ко мне, покрытому
тьмою,
Явился Ты, Свет, всего меня
просветил всем светом Своим,
И я сделался светом во время ночи,
являясь им среди тьмы.
Ни тьма не объяла всего света
Твоего,
Ни свет не прогнал видимой тьмы,
Но они были вместе неслиянными и
совершенно раздельными,
Далеко друг от друга, как и следует,
отнюдь не растворившимися.
Однако в одном и том же месте они
наполняют, как я думаю,
все пространство.
Таким образом, я нахожусь во свете,
будучи среди тьмы,
И, наоборот, я пребываю во тьме
среди света;
Вот - и среди света, вот - и среди
тьмы.
И кто, спрашиваю я, даст мне во тьме
и среди тьмы найти свет,
Восприятия которого она не вмещает?
Ибо как тьма вместит
Внутри свет, не убежав, но оставшись
среди
Света тьмою? О страшное чудо,
видимое
Двояко, двойными очами - телесными и
душевными.
Послушай теперь, говорю тебе, о
страшных делах, двоякого Бога
Бывших и для меня, двоякого, как
человека.
Он, Сын Божий, воспринял плоть мою и
дал мне Духа,
И я сделался богом по благодати
Божественной,
Сыном по усыновлению, однако сыном
Божиим. О высокое достоинство!
О Слава!
Как человек, я печалюсь и считаю
себя самого несчастным
И, помышляя о своей немощи, вздыхаю,
Будучи совершенно недостоин жизни,
как я хорошо знаю.
Уповая же на благодать Его и
размышляя
О той красоте, какую Он даровал мне,
я радуюсь, видя ее.
Итак, с одной стороны, как человек, я
не умею созерцать
ничего Божественного,
Будучи совершенно отделен от
невидимого,
С другой стороны, вижу, что через
сыноположение я сделался богом,
И бываю причастником того, что
неприкосновенно.
Как человек, я не имею ничего
возвышенного и Божественного,
А как помилованный ныне Благостью
Божиею,
Имею в себе Христа - Благодетеля
всех.
Поэтому я снова припадаю к Тебе,
Владыко, моля о том,
Чтобы мне не лишиться надежды моей
на Тебя,
. И пребывания с Тобою, и чести,
славы и Царствия.
Но как ныне Ты сподобил меня,
Спаситель, видеть Тебя,
Так и по смерти дай мне видеть Тебя,
Не говорю, насколько видеть, но
милостиво и благоутробно воззри
тогда,
Благоутробный, милостивым Твоим
оком, как и ныне взираешь на меня,
Исполняя меня Твоей радости и
Божественной сладости.
О Творец и Создатель мой, покрой
меня рукою Твоею,
И не оставь меня, и не помни зла,
Не поставь в осуждение, Владыко,
великой неблагодарности моей,
Но сподоби меня даже до кончины во
свете Твоем
Неленостно ходить путем заповедей
Твоих
И в него - во свет рук Твоих,
Всемилостивый,
Предать дух свой, избавляя меня,
Слове, от врагов,
Тьмы, огня и вечных мучений.
О великий в щедротах и неизреченный
в милости,
Сподоби в руки Твои предать душу
мою,
Как и ныне я нахожусь в руке Твоей,
Спасе.
Итак, да не возбранит грех пути
моему,
Да не отторгнет он, да не отлучит
меня от руки Твоей.
Но да посрамится страшный князь-душетлитель,
Видя меня находящимся в Твоей
длани, Владыко,
Как и ныне он не смеет приблизиться
ко мне,
Видя меня покрываемым Твоею
благодатью.
Не осуди меня, Христе, во ад и не
отрини,
Не сведи душу мою во глубину смерти,
Так как я дерзаю именовать Твое имя,
Я, нечистый, мерзкий и совершенно
оскверненный.
Да не разверзнется земля и да не
поглотит. Слове, меня, преступника,
Совершенно недостойного ни жить, ни
пользоваться речью,
Да не снидет огонь на меня и да не
пожрет меня внезапно,
Так что я не буду иметь возможности
сказать даже: Господи, помилуй!
О великий в милосердии и по
естеству Человеколюбец!
Не вниди в суд со мною.
Ибо что вообще я скажу на суде,
будучи весь грехом?
Да и мог ли бы я хотя нечто сказать в
свое оправдание, осужденный уже,
От чрева матери своей безмерно пред
Тобою согрешивший
И доныне пребывающий
бесчувственным к Твоему
долготерпению,
Бесчисленно низводимый во глубину
ада
И извлеченный оттуда Твоею
Божественною Благостью,
Члены и плоть души и тела своего
Осквернивший, как никто другой из
живущих на свете,
Неистовый и бесстыдный любитель
удовольствий,
Злой и лукавый от душевной
порочности
И ни одной Твоей, Христе, заповеди
не сохранивший?
Что скажу я в свою защиту, что
отвечу Тебе,
С какою душою вынесу Твои
обличения, о Боже мой,
Когда Ты обнажишь мои беззакония и
злодеяния?
О бессмертный Царь! Не покажи их
всем,
Так как я трепещу, помышляя о делах
моей юности.
Говорить о них было бы ужасно и
постыдно,
Так как если бы Ты пожелал открыть
их пред всеми,
То стыд мой будет хуже всякого
мучения.
Ибо кто, увидя мое сладострастие и
распутство,
Кто, увидя нечистые объятия и
постыдные мои деяния,
Которыми я и ныне оскверняю себя,
принимая их в уме,
Не ужаснется, весь не содрогнется
И не воззовет, тотчас отвратив очи
И говоря: смерть этому
оскверненному!
Повели, Владыко, связать этого
несчастного по рукам и ногам
И вскоре же ввергнуть во мрачный
огонь,
Чтобы не смотреть на него нам,
верным рабам Твоим.
Ибо поистине достойно, Владыко,
поистине праведно,
Так все они скажут, и Ты Сам
сотворишь это,
И я, распутный и блудный, буду
ввержен в огонь.
Но Ты, пришедший спасти блудников и
блудниц,
Не посрами меня, Христе, в День
Судный,
Когда Ты поставишь овец Твоих
одесную Себя,
А меня и козлищ ошуюю Себя.
Но свет Твой пречистый, свет лица
Твоего
Да покроет дела мои и наготу души
моей
И да облечет меня в светлую одежду,
чтобы я со дерзновением
Непостыдно сопричтен был к десным
овцам
И с ними славил Тебя во веки веков.
Аминь.
Преподобный Симеон Новый
Богослов (59, 131-136)*
* Гимн 31. О бывшем святому отцу видении Божественного света, и как Божественный свет не объемлется тьмою в тех, кто, изумляясь величию откровений, помнит и человеческую немощь и осуждает себя самого.
Опять мне светит свет, опять я
вижу его ясно. Опять он отверзает
мне Небеса и рассекает тьму ночи,
опять совершает все*, опять виден
один только он. Опять он ставит меня
вне всего видимого и отделяет от
всего чувственного. Опять
превысший всех Небес, Которого
никто из людей никогда не видел, не
разверзая Небес, не разгоняя ночи,
не разнимая ни воздуха, ни кровли
дома, нераздельно весь со мною,
жалким, бывает, внутри моей келлии,
внутри ума моего. В то время, когда
все остается, как и было, ко мне в
середину сердца моего (о великое
таинство) ниспадает свет и
поднимает меня превыше всего. И,
несмотря на то, что я нахожусь среди
всего окружающего. Он ставит меня
вне всего, не знаю, не вне ли также и
тела. До тех пор я поистине весь
нахожусь там, где один простой свет,
созерцая который и я также
становлюсь простым по незлобию.
Таковы необычайные дела чудес
Твоих, Христе мой, таковы дела
могущества Твоего и человеколюбия,
которые Ты совершаешь в нас,
недостойных. Потому-то я, одержимый
страхом Твоим, и трепещу, и
постоянно беспокоюсь, и сильно
сокрушаюсь о том, чем я воздам Тебе
или что принесу за столь великие
дары, которые Ты излил на меня?
Ничего же не находя в себе, так как
ничего собственно моего нет в
жизни, но все Тебе служит, все - дело
рук Твоих, я еще больше стыжусь и
терзаюсь. Спаситель, желая знать,
что должен я делать, чтобы
послужить и благоугодить Тебе,
чтобы в День Судный оказаться мне.
Спаситель, неосужденным пред Твоим
страшным судилищем.
Послушай, что тебе делать, всякий,
желающий спастись, и прежде всех ты,
вопрошающий Меня. Думай, что ныне ты
умер, что ныне ты отрекся и оставил
весь мир, покинув друзей, родных и
всякую суетную славу; вместе с тем
совершенно отбросив попечение о
дольних предметах, возьми крест на
плечи, крепко его привяжи и .до
конца жизни переноси труды
искушений, боли скорбей и гвозди
печалей, принимая их с величайшей
радостью, как венец славы. Ежечасно
пронзаемый остриями обид и жестоко
побиваемый камнями всякого рода
бесчестия, проливая слезы вместо
крови, ты будешь мучеником.
Перенося с великой благодарностью
поругания и заушения, ты сделаешься
причастником Божества Моего и
славы. А если ты сам себя покажешь
последним из всех, рабом и слугой,
то после Я сделаю тебя первым из
всех, как Я обещал. Если ты
возлюбишь врагов и всех
ненавидящих тебя, и будешь от души
молиться за обидящих тебя, и
благотворить им по силе твоей, то
поистине ты стал подобным
Всевышнему Отцу твоему и, стяжав
отсюда чистоту сердца, ты узришь в
нем Бога, Которого никто никогда не
видел. Если же случится тебе
потерпеть гонение за правду, тогда
радуйся, потому что Царство
Небесное стало твоим. А что более
этого? Это и многое другое,
заповеданное Мною, делай и других
учи, и ты и все прочие, верующие в
Меня, так поступайте, если хотите
спастись и водвориться со Мною во
веки веков. Если же вы отрекаетесь и
отвращаетесь, считая позором и
бесчестием терпеть все это, быть
презираемыми и положить души свои
за Мои заповеди, то зачем
стремитесь узнать, как вам должно
спасаться и через какие деяния
можно приблизиться ко Мне? Зачем же
и Богом вашим Меня называете? Зачем
и себя также неразумно считаете
верующими в Меня? Ведь Я ради вас
все это претерпел добровольно:
будучи распят на Кресте, Я умер
смертью злодеев, и Мои поношения и
позорная смерть сделались славой
мира, жизнью, светом, воскресением
мертвых, похвалой всех верующих в
Меня, стали одеянием бессмертия и
истинного обожения для всех верных.
Поэтому те, которые подражают
честным страданиям Моим, сделаются
также и причастниками Божества
Моего и наследниками Царства Моего,
станут общниками неизреченных и
невыразимых благ и будут вечно
пребывать со Мною. О прочих же кто
не восплачет и не возрыдает? Кто не
прольет слез от жалости сердца? Кто
не оплачет великого их бесчувствия?
Ибо, оставив жизнь и ужасным
образом отторгшись от Бога, они
сами себя предали смерти. От их
участи избави меня, Владыко
всяческих, и сподоби мне,
ничтожному и последнему из рабов
Твоих, сделаться причастником
непорочных страстей Твоих, чтобы,
как сказал Ты, Боже, я стал и
причастником славы и наслаждения
благ Твоих, Слове, ныне, правда, как
бы в гадании, образе или зеркале,
"а тогда познаю, подобно как я
познан" (1 Кор. 13, 12). Преподобный
Симеон Новый Богослов (59, 70-72)**.
* Очевидно, то, о чем преподобный
Симеон говорил и писал ранее в
других гимнах. - Примеч. пер.
** Гимн 13. Изъявление благодарности
за дары Божии и каким образом во
отце, пишущем это, действовал Дух
Святой. Также наставление,
изреченное от лица Бога о том, что
должно делать, чтобы получить
спасение.
О любвеобильный Боже мой, Творче
мой, воссияй мне более неприступным
светом Твоим, чтобы исполнить
радостью сердце мое. О, не гневайся,
о, не оставь меня, но озари светом
Твоим душу мою, ибо свет Твой - это
Ты, Боже мой. В самом деле, Ты хотя и
называешься многими и различными
именами, но Сам Ты - едино. Это же
Единое для всякой природы неведомо,
невидимо и неизъяснимо, Которое,
будучи уясняемо через сравнение,
называется всякими именами. Итак,
это Единое есть триипостасное
Естество, единое Божество, единое
Царство, единая Сила, ибо Троица
есть едино. Ведь Троица - Бог мой -
едина, а не три. Однако это Единое
есть три по Ипостасям, однородным
друг другу по естеству, равномощным
и совершенно единосущным, с одной
стороны, неслитно превыше ума
соединенным, с другой, наоборот,
нераздельно разделяемым, в едином
три, и в трех едино. Ибо един есть
сотворивший все Иисус Христос с
безначальным Отцом и
собезначальным Духом Святым.
Итак, Троица есть совершенно
нераздельное единство: во, едином
три, и в трех едино; лучше же, три эти
едино, и едино, наоборот,- три.
Разумей, поклоняйся и веруй ныне и
вовеки. Ибо это Единое, когда
явится, воссияет и озарит, когда
сообщится и преподается, то бывает
всяким благом. Поэтому оно и
называется нами не одним, но
многими именами: светом, миром и
радостью, жизнью, пищей и питием,
одеянием покровом, скинией и
божественным жилищем, востоком,
воскресением, упокоением и купелью,
огнем, водою, рекою, источником
жизни и потоком, хлебом и вином, и
блаженством верных, роскошным
пиром и наслаждением, которым мы
таинственно наслаждаемся, поистине
солнцем незаходимым, звездой, вечно
сияющей, и светильником, светящим
внутри душевной храмины. Это Единое
есть и многое. Оно и разрушает, и
созидает. Это Единое Словом
произвело все и Духом силы содержит
все это. Это Единое из ничего
создало Небо и землю, дало им бытие
и неизреченно составило. Это Единое
одной волей сотворило солнце, луну
и звезды - чудо новое и необычайное.
Это Единое повелением произвело
четвероногих, гадов и зверей,
всякий род пернатых и все живущее в
море, как все мы видим. Наконец, Оно
сотворило и меня, как царя, и все это
дало мне для служения, как рабов,
рабски исполняющих мои
потребности. Итак, в то время как
все прочее сохранило и доселе
хранит повеление этого Единого,
Бога, говорю, всех, один я,
несчастный, оказался
неблагодарным, непризнательным и
непослушным Богу, создавшему меня и
изобильно подавшему все эти блага.
Преступив заповедь, я сделался
непотребным и оказался, жалкий,
хуже всех скотов, хуже зверей, гадов
и птиц. Уклонившись от правого и
божественного пути, я жалким
образом потерял данную мне славу,
совлекся светлой и божественной
одежды и, родившись во тьме, ныне
лежу в ней, не зная, что я лишен
света. Вот, говорю, солнце светит
днем, и я вижу его, с наступлением же
ночи я зажигаю для себя свечи и
светильник и вижу. И кто другой из
людей имеет в этом отношении
больше, чем я? Ибо так только,
конечно, люди и могут видеть в этом
мире, и иначе или более этого никто
из людей не видит. Говоря это, я лгу,
глумлюсь над собою, самого себя
прельщаю. Спаситель, и противоречу
себе, не желая познать себя, что я
слеп, не желая трудиться, не желая
прозреть, не желая, осужденный,
признать свою слепоту.
Кто же видел Бога, свет мира? -
говорю я, и говорю, Владыко,
совершенно бесчувственно, не
разумея, что дурно мыслю и говорю.
Ибо говорящий, что он совершенно не
видит и не созерцает света Твоего, а
тем более утверждающий, что это и
невозможно - видеть, Владыко, свет
Божественной славы Твоей,
отвергает все Писания пророков и
апостолов и слова Твои, Иисусе, и
Домостроительство. Ибо если,
воссияв с высоты, Ты явился во тьме
и пришел в мир, Благоутробный,
пожелав, подобно нам,
человеколюбиво пожить с людьми, и
неложно сказал, что Ты свет мира (Ин.
8, 12; 9, 15), мы же не видим Тебя, то
разве не слепы мы совершенно и не
являемся ли, Христе мой, еще более
жалкими, чем слепые? Подлинно так,
поистине мы мертвые и слепые,
потому что не видим Тебя -
животворящего Света. Слепцы не
видят солнца, но и живут, Владыко, и
как-то движутся. Ибо оно не дарует
жизни, но только возможность
видеть. Ты же, будучи всеми благами,
всегда даешь их рабам Твоим,
видящим свет Твой. Так как Ты -
жизнь, то и подаешь жизнь со всеми
другими, повторяю, .благами,
которыми Сам Ты являешься. Имеющий
Тебя поистине обладает в Тебе всем.
Да не лишусь же и я Тебя, Владыко, да
не лишусь Тебя, Творец, да не лишусь
Тебя, Благоутробный, я, презренный и
странник. Ибо странником и
пришельцем здесь, как благоугодно
было Тебе, я сделался не
произвольно, не по своей воле, но по
благодати Твоей я познал себя
самого странником между этими
видимыми вещами. Умно озаренный
Твоим светом, я познал, что Ты
переводишь человеческий род в
невещественный и невидимый мир и
поселяешь в нем, разделяя и
распределяя достойным обители,
каждому сообразно тому, как
сохранил он, Спасе, Твои заповеди.
Поэтому молю и меня учинить с Тобою,
хотя и много согрешил я, более всех
людей, и достоин муки и казни. Но
прими меня, Владыко, припадающего,
как мытаря и блудницу, хотя и не
одинаково я плачу, хотя и не так же
отираю ноги Твои, Христе, волосами
своими, хотя и не так воздыхаю и
рыдаю. Но Ты изливаешь милость,
благоутробие и источаешь благость,
ими же и помилуй меня. О Ты, руками и
ногами на Кресте пригвожденный и в
ребра копием прободенный, о Ты,
милосерднейший, помилуй и избавь
меня от огня вечного, сподобив меня
отныне хорошо послужить Тебе, тогда
же неосужденно стать пред Тобою и
быть воспринятым внутрь чертога
Твоего, Спасе, где я буду радоваться
с Тобою, благим Владыкою,
неизреченной радостью во все веки. Преподобный
Симеон Новый Богослов (59, 207-210) *.
* Гимн 45. О точнейшем богословии и о том, что не видящий света славы Божией хуже слепого.
Однажды, когда шестнадцатилетний Феофан, будущий пустынник Соловецкий, работал в поле. Божественный свет озарил его душу, особенное умиление наполнило его сердце. В тот час он распряг волов, оставил землю, плуг и, даже не простясь с братом и сестрой, увлекаемый любовью ко Христу, пошел из родной стороны. По прибытии в Киево-Печерскую лавру, он был принят в число послушников. Здесь он в разных трудах провел семнадцать лет, а впоследствии ревностно подвизался в Соловках. Соловецкий Патерик (87, 137).
Пока солнце еще не встало и тьма покрывает землю, кто может хорошо видеть? И тот, кто прошел грамматику, риторику и философию и обогатился познанием всего сущего, не может без света читать книги, в которых содержатся такие учения, а новоначальный, который только приступил к такому учению, что может увидеть без света или чему может научиться? Ничему. Таким образом, и всякой душе необходим сокровенный свет Божественного ведения, чтобы видела и познавала и постигала силу и значение божественных слов псалмопений. Ибо этот сокровенный свет Божественного ведения есть некая властная мысленная сила, которая окружает и собирает подвижный ум, отбегающий обычно туда и сюда, в то время, когда слушает или читает эти Божественные слова, и держит его в себе, чтобы он внимал тому, что читает или слушает. Если же не войдет в кого этот Божественный свет, то он устами будет произносить или читать молитву и ушами слушать, а ум его будет оставаться бесплодным; и не только это, но он не будет стоять на одном, а будет кружиться там и сям и помышлять о том, о чем не подобает, считая при этом, что ему неотложно необходимо обдумать то, о чем думает, и позаботиться о том, в чем прельщается, не понимая, что он является в это время рабом мысленного тирана диавола, и тот мысленно влачит его туда и сюда. Тем-то и бедственна, и пагубна эта болезнь, что, когда враг мой влачит туда и сюда мой собственный ум, я думаю, что все эти кружения моего ума, все эти заботы и попечения есть мои собственные и неотложно необходимы для меня. Вот первая и величайшая из всех болезней душевных, для уврачевания которой, как первой, худшей и более сильной, чем всякая другая душевная болезнь, мы должны подвизаться до пролития крови. Ибо она препятствует нам молиться как должно и не позволяет нашей молитве восходить прямо к Богу; она есть большая и крепкая стена, которая мешает нашему уму приближаться к Богу, Который везде есть и все наполняет. Это омрачение души есть начало кромешной адской тьмы, и если не разгонит его Христос во всяком подвизающемся о спасении своем, то никто не узрит Господа. Почему и Давид говорит: "с Богом моим восхожу на стену" (Пс. 17, 30). И Христос Господь, прогоняющий эту тьму, возвещает: "Я свет миру" (Ин. 8, 12). Если не будет развеян и изгнан из души этот мрак прежде всякого другого зла, то тщетна вера всякого такого христианина, тщетно именуется он верующим, тщетны посты его и бдения, тщетно трудится он в псалмопениях своих. Преподобный Симеон Новый Богослов (60, 83-84).
Употребление светильников при
богослужении прежде всего вызвано
необходимостью, так как в первые
времена христианства из страха
перед гонителями христиане
совершали богослужение большей
частью в ночное время. Но,
несомненно, употребление
светильников и тогда уже не было
только необходимостью, а имело и
символическое значение.
Так, в книге Деяний апостольских (20,
8) говорится, что в горнице, где
христиане собрались на воскресное
богослужение, было зажжено много
светильников. Это замечание
указывает на то, что светильников
было больше, чем нужно только для
освещения. В особенности же
символическое значение
светильников при богослужении
открывается в том, что они с самых
первых времен христианства
употреблялись не только при
вечернем и ночном, но даже и при
дневном богослужении, как это видно
из свидетельства Павлина, епископа
Ноланского (IV-V вв.). По его словам,
святые алтари и при вечернем и при
дневном богослужении были
уставлены близко друг к другу
стоящими светильниками. На упрек
еретика Вигилянция христианам в
том, что они сжигают такое
множество свечей в храмах,
блаженный Иероним говорил, что
светильники употребляются ими при
богослужении, особенно при чтении
Евангелия, как символ радости.
Свечи употреблялись при крещении и
погребении, ставились при гробах и
перед изображениями или останками
мучеников. Были в употреблении и
так называемые негасимые
светильники.
Свет вообще является одним из
важнейших элементов мира.
Солнечные лучи обладают
способностью сообщать тепло и
живительную силу. Где солнечный
свет, там жизнь, а где его нет, там
холод, мрак, отсутствие жизни. Такое
высокое значение света в жизни мира
выражается и в повествовании
Моисея о сотворении света прежде
устройства земли. Земные предметы
созданы были Богом уже тогда, когда
жизнетворный луч солнца пролился
на мировые пространства.
Далее, при свете мы приобретаем
познания о внешнем мире. Свет
предохраняет нас и от опасности
наткнуться на что-нибудь,
заблудиться. Такое значение света
для мира физического может быть
уподоблено значению Иисуса Христа
для мира духовного, нравственного.
Христос называется в Евангелии
Светом мира, светом просвещения
народов, истинным светом,
просвещающим всякого человека, и
так далее. Кто служит Ему, говорится
в Евангелии, тот не будет ходить во
тьме (заблуждений и пороков), но
будет иметь свет жизни, потому что в
Нем заключается жизнь, и жизнь эта -
свет для людей. Христос назван
светом и потому, что в Нем одном
заключается истина, ведущая
человека к спасению, позволяющая
ему стать на стезю правды и
неуклонно идти по ней, как свет
видимый позволяет путнику не
потерять дорогу.
Эта высокая мысль об Истине,
которая просвещает существо и
жизнь человека, находит выражение в
горящих при богослужениях
светильниках. Свет, разливаемый
ими, служит для нас символом Христа
- великого Света миру - и должен
напоминать нам, что Он ради нашего
освобождения от власти тьмы предал
Себя на смерть и этим
самопожертвованием ввел человека в
область света.
Но горящее пламя не только светит,
но и согревает нас. И потому может
обозначать любовь Христа к
человечеству и служит
напоминанием, что и мы, со своей
стороны, должны питать любовь к
Свету Истины, и эта любовь согреет
нашу душу. Светильники при
богослужении могут означать и
радость благоговения, как
объясняет блаженный Иероним.
Храмовое освещение создает
торжественное молитвенное
настроение. Таким образом,
светильники при богослужении имеют
глубокий и возвышенный смысл и
приняты не только ради
необходимости или красоты.
Воскресное чтение (114, 506-508).
предыдущий материал | оглавление | продолжение... |