МОЛИТВА

Молитва пробуждает покаяние

Не ищи в молитве наслаждений: они отнюдь не свойственны грешнику. Желание грешника ощутить наслаждение есть уже самообольщение... Ищи, чтобы ожило твое мертвое, окаменелое сердце, чтобы оно раскрылось для ощущения греховности своей... Тогда явится в тебе истинный плод молитвы: истинное покаяние. Ты восстенаешь пред Богом и будешь вопиять к Нему молитвою из бедственного состояния души, тебе внезапно открывшегося... (108, 149).

Стяжавшие истинную молитву ощущают неизреченную нищету духа, когда предстоят пред Богом, славословя Его, исповедуясь Ему, повергая пред Ним прошения свои (108, 259).

Хотя бы кто стоял на самой высоте добродетелей, но если он молится не как грешник, молитва будет бессильной (109, 162).

Делание покаяния должно быть соединено с деланием молитвы во единое делание (109, 155).

Основание молитвы заключается в том, что человек - существо падшее. Он стремится к получению того блаженства, которое имел, но потерял, и потому - молится (109, 160).

Во время молитвы не ищи восторгов, не приводи в движение твоих нервов, не горячи крови. Напротив, содержи сердце в глубоком спокойствии, в которое оно приводится чувством покаяния (109, 164).

Внимание при молитве приводит нервы и кровь в спокойствие, способствует сердцу погружаться в покаяние и пребывать в нем (109, 164).

Тот, кто желает раскрыть в себе глубокое чувство покаяния, употребляет в орудие к достижению такого состояния краткую молитву, произнося ее со всевозможным вниманием и благоговением (111, 29).

Стремись к стяжанию чистой молитвы, соединенной с чувством покаяния и плача, с воспоминанием о смерти, о Суде Божием. Такая молитва, соединенная с такими воспоминаниями, есть непогрешительное, превосходное богомыслие (112, 118-119).

Чувство покаяния должно возбуждаться при каждой молитве инока (112, 367).

Молитва краткая... и безыскусственная... способна выразить чувства раскаяния и самоосуждения, когда наполнится ими сердце (112, 407-408).

Действуй молитвою, воодушевленной плачем. Такая молитва - пламенное оружие, попаляющее страсти, прогоняющее духов отверженных. Епископ Игнатий (Брянчанинов) (112, 431).

Молитва очищает от страстей и помыслов

Господь сказал Адаму: "в поте лица твоего будешь есть хлеб (до каких пор?), доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят" (Быт. 3, 19), которая произрастит тебе "терния и волчцы" (Быт. 3, 18). Это - тайны деятельности, принадлежащей времени, пока человек живет на земле. Но с той ночи, в которую Господь пролил пот Свой, Он изменил пот, изведший терния и волчцы на пот, изливаемый в молитве и в возделании правды... Если перестанем проливать пот на земле, то по необходимости будем жать терние. Самое оставление молитвы делает землю сердца вещественной (грубой), и она производит терние по естеству своему. Точно: страсти - это терние, прорастающее от семени, находящегося в нас. Пока мы находимся в образе Адама, до тех пор по необходимости имеем и страсти его. Невозможно земле пребывать в бездействии и не давать побегов, свойственных естеству ее. Земля тела нашего есть порождение той земли, по свидетельству Бога, сказавшего: земля, "из которой ты взят". Та произращает терние, а словесная земля произращает страсти... Пока эта земля существует, до тех пор ежедневно необходимо исторгать из нее терние (82, 264-265).

Страшен бесам, возлюблен Богу и Ангелам Его тот, кто горящей ревностью днем и ночью взыскует Бога в сердце своем и искореняет из него прилоги, посылаемые врагом. Преподобный Исаак Сирин (82, 252).

Частой молитвой истребляется пленение греховным и суетным мечтанием, а нерадение о ней, вкрадывающееся мало-помалу, есть мать забывчивости (82, 203).

С мужеством исправляй то, что требует исправления. Только от чистоты может приноситься истинная молитва к Богу (82, 143).

Всячески старайся понуждать себя в молитве, чтобы Господь даровал тебе простосердечие и незлобие и избавил от противоположных страстей. Преподобный авва Исаия (34, 42).

Если богопротивный помысел приблизится к твоему сердцу, то молитва твоя да не будет о разнообразных предметах, но извлекай слезный меч против того, кто нападает на тебя. Авва Евагрий (82, 113).

Молитва есть оружие великое, сокровище неоскудевающее, богатство, никогда не истощаемое, пристань безмятежная, основание спокойствия (35, 542).

Удивительно ли, что молитва может прекращать человеческие горести, если она легко погашает и истребляет самые грехи? (35, 546).

Душа наша от греха и беспечности твердеет и делается камнем. Поэтому нам нужна великая горячность, чтобы размягчить затверделость ее. Это преимущественно и совершает молитва (39, 406).

Ревностно молящиеся не допускают себя до чего-либо недостойного молитвы, но, стыдясь Бога, с Которым только что беседовали, быстро отталкивают от себя всякое коварство лукавого. Святитель Иоанн Златоуст (36, 838).

Мы должны знать, что непрестанное призывание имени Божия есть врачевание, убивающее не только страсти, но и самое действие их. Как врач изыскивает лекарство или пластырь для раны больного, и они действуют, причем больной и не знает, как это происходит, так точно и призываемое имя Божие убивает все страсти, хотя мы и не знаем, как это совершается. Преподобные Варсонофий и Иоанн (117, 135-136).

Много подвига и труда требуется в молитвах, чтобы достигнуть невозмутимого состояния мысли, словно некоего сердечного неба, в котором обитает Христос, как говорит апостол: "Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть" (2 Кор. 13, 5). Преподобный Иоанн Карпафский (117, 136).

Взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Едемском, чтобы он возделывал и хранил его (Быт. 2, 15), подразумевая эту заповедь не только в собственном, чувственном смысле, но и в духовном, высшем ее значении. Раем святые отцы называют душу первых людей как место пребывания в них преизобильной благодати Божией и место плодоношения многоразличных духовных добродетелей; возделыванием этой духовной жизни - то, что впоследствии стало именоваться "умным деланием", а охранением этого умного делания - поддержание достигнутой уже душевной чистоты. Епископ Петр (117, 136).

Диавол с демонами, после того, как через преслушание сделал человека изгнанником из рая, отлученным от Бога, получил доступ мысленно колебать разумную силу всякого человека и днем и ночью, иного сильно, иного не очень, а иного слишком сильно. И не иначе можно оградиться от этого, как непрестанной памятью о Боге, которая, запечатлевшись в сердце силою Креста, утвердит ум в непоколебимости. К этому ведут все труды мысленного подвига, которым должен подвизаться на поприще веры каждый христианин, и если не так у него идет дело, то напрасно он проподвизается. Ради этого подвига предпринимаются и все разнообразные духовные упражнения каждым христианином, ищущим Бога путем произвольных лишений, чтобы преклонить благоутробие Всеблагого Бога, и Он снова даровал подвижнику прежнее достоинство и чтобы Христос запечатлелся в уме его, как говорит апостол: "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!" (Гал. 4, 19). Преподобный Симеон Новый Богослов (117, 136-137).

Страсти - те же скорби, и Господь не отделил их, но сказал: "призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня" (Пс. 49, 15). И потому в отношении всякой страсти ничего нет полезнее, как призывать имя Божие... Нам же, немощным, остается только прибегать к имени Иисусову, ибо страсти, как сказано, суть демоны и уходят от призывания этого имени. Преподобные Варсонофий и Иоанн (117, 137).

Итак, если хочешь одержать победу над страстями, то, молитвой и содействием Божиим будучи внутри себя, сойди вглубь сердца и там проследи следующих трех сильных исполинов: забвение, лень и неведение, эту опору мысленных иноплеменников, через которых прочие злые страсти, возвращаясь, действуют, живут и крепнут в сластолюбивых душах. Но ты многим вниманием и настоянием ума при содействии свыше найдя этих, многим неведомых злых исполинов, потом уже легко, опять вниманием и молитвой, сможешь избавиться от них. Преподобный Марк Подвижник (117, 137).

Как воры, видя, что в каком-либо месте лежат царские орудия, не как попало нападают, так и сочетавший молитву с сердцем, не как попало окрадывается мысленными ворами. Преподобный Иоанн Лествичник (117, 137).

Главнейшее дело подвижника состоит в том, чтобы, войдя в сердце свое, сотворить там брань с сатаной, и возненавидеть его, и, противоборствуя помыслам его, воевать с ним. Преподобный Макарий Великий (117, 137).

Всегда пребывающий в сердце своем далек от всех удовольствий этой жизни и, водимый духом, не уступает плотским похотям. Поскольку таким образом он совершает свое шествие, оградив себя добродетелями, и эти добродетели служат как бы привратными стражами его чистоты, то все козни бесов против него остаются безуспешными. Блаженный Диадох (117, 137-138).

Постарайся войти во внутреннюю сокровищницу свою и узришь сокровищницу небесную. Ибо и та, и эта суть одно; и одним входом ты видишь обе. Лествица в Царство скрыта внутри тебя, то есть в твоей душе. Омой себя от греха и найдешь там ступени восхождения, по которым можешь войти в него. Преподобный Исаак Сирин (117, 138).

Две силы, совершенно противоположные между собой, влияют на меня: сила добрая и сила злая, сила жизненная и сила смертоносная. Как духовные силы, обе они невидимы. Добрая сила, по свободной и искренней молитве моей, всегда прогоняет силу злую, и сила злая сильна только злом, во мне скрывающимся. Чтобы не терпеть непрерывных нападений злого духа, надо постоянно иметь в сердце Иисусову молитву: "Иисусе Сыне Божий, помилуй мя". Против невидимого (диавола) - невидимый Бог, против крепкого - Крепчайший. Протоиерей Иоанн Сергиев (117, 239).

Итак, снова утвердившись в молитвенном предании себя Богу и благодати Его, вызывай каждого из возбудителей греха и старайся отвратить от них сердце и обратить его на противоположное - этим они будут отрезаны от сердца и должны будут замереть. Для этого дай свободу здравому рассуждению, а по следам его веди и сердце.
Этот труд есть самый существенный в деле перелома воли. Таким образом, все надо трудиться над собой, пока, вместо саможаления, не возродится безжалостность к себе и беспощадность, не почувствуется жажда страданий, желание измучить себя, истомить и тело свое, и душу; пока вместо человекоугодия не образуется, с одной стороны, отвращение от всех недобрых обычаев и связей, некоторое враждебное, с раздражением, противление им, а с другой - обречение себя на все неправды и все поношения людские; пока, вместо вкуса только к одному вещественному, чувственному, видимому, придет безвкусие к ним и омерзение и начнется искание и жажда одного духовного, чистого. Божественного; пока, вместо приземленности, ограничения жизни и счастья только землею, не исполнит сердца чувство странничества на земле, с единственным стремлением к Отечеству Небесному (117, 138-139).

Таким образом, вслед за пробуждением благодати первое предстоит свободе человека - движение к себе, которое она совершает тремя актами: 1. склоняется на сторону добра - избирает его; 2. устраняет препятствия, разрывает узы, державшие человека в грехе, изгоняя из сердца саможаление, человекоугодие, склонность к чувственному и приземленность и, на их место, пробуждая безжалостность к себе, безвкусие к чувственному, предание себя всякому позору и переселение сердцем в Будущий Век с чувством странничества здесь; 3. наконец, воодушевляется сейчас же вступить на добрый путь, нисколько не послабляя себе, а содержа себя в некотором постоянном напряжении.
Таким образом все стихает в душе. Пробужденный, освободившись от всех уз, с полной готовностью говорит себе: востав, иду!
С этой минуты начинается другое движение души - к Богу. Одолев себя, овладев всеми исходами своих движений, возвратив себе свободу, он должен теперь всего себя принести в жертву Богу. Значит, дело сделано еще только наполовину (117, 139).

"Не давайте места диаволу" (Еф. 4, 27). Диавол не имеет доступа к душе, когда она не питает никакой страсти. Тогда она светла, и диавол не может смотреть на нее. Когда же она попустит движение страсти и согласится на нее, тогда омрачается, и диавол видит ее. Смело подходит к ней и начинает в ней хозяйничать. Два главных порочных движения тревожат обычно душу - похоть и раздражительность. Кого успеет враг одолеть похотью, того и оставляет с нею, не тревожа или слабо тревожа гневом; а кто не поддается похоти, того спешит подвигать на гнев и собирает вокруг него много раздражающего. Кто не разбирает уловок диавола и за все сердится, тот дает место диаволу, позволяя гневу побеждать себя. А кто подавляет всякое возбуждение гнева, тот противится диаволу и отгоняет его, а не только места в себе не дает. При гневе дается место диаволу тотчас как серчание признается справедливым и удовлетворение его законным. В тот же момент враг входит в душу и начинает влагать в нее мысли за мыслями - одна другой раздражительнее. Человек начинает гореть во гневе, как в пламени. Это диавольский, адский пламень. А бедный человек думает, что он так горит от ревности по правде, тогда как в гневе никогда правды не бывает (Иак. 1, 20). Это своего рода прелесть в гневе, как есть прелесть в похоти. Кто тотчас подавляет гнев, тот рассеивает эту прелесть, и диавола там отражает так же, как иной в сердцах сильно ударяет кого-нибудь в грудь. Кто из гневающихся, по погашении гнева, разобрав дело добросовестно, не находил, что в основе раздражения была неправда?! А враг эту неправду превращает в правду и в такую гору ее взгромождает, что покажется, будто и миру стоять нельзя, если не удовлетворить нашему негодованию...
Ты не можешь не злопамятствовать, не враждовать? Будь врагом, но враждуй против диавола, а не против своего собрата. Для того и дал нам Бог в оружие гнев, чтобы мы не собственные тела поражали мечом, но чтобы вонзали все его острие в грудь диавола. Вверзи туда свой меч по самую рукоять, если хочешь, вдави и рукоять, и не извлекай его никогда оттуда, напротив, вонзи туда еще и другой меч. А это произойдет тогда, когда мы будем щадить друг друга, когда будем миролюбно расположены друг к другу. Пусть я лишусь денег, пусть я погублю свою славу и честь - мой брат всего для меня дороже. Так будем говорить друг другу: не будем оскорблять своей природы для приобретения денег, для снискания славы (117, 139-141).

Приведем на память, как действуют вражеские искушения. Размах вражеского меча есть нанесение помысла в надежде, что в сердце отзовется ему сочувствие, на основании которого он потом строит сильное искушение. Представляется, например, лицо оскорбившее: это вражеский взмах меча. Когда на это в сердце отзовется неприятное чувство к оскорбившему - это значит, что меч прошел до тела души и ранил ее. Подскакивает тогда враг к душе и воздымает в ней целую бурю враждований и мстительности. Но когда в сердце лежит постоянное расположение прощать обиды и держать себя всегда в тихой кротости и мирности со всеми, тогда, сколько враг ни напрягайся представлять душе в помыслах оскорбившие лица, в сердце никакого отзвука им не будет, а следовательно, врагу не к чему будет приплести и свое искушение. Удар его меча отскочит от сердца, как от воина, облеченного в броню (117, 141).

Не произносить гневного слова есть великое совершенство. В основе его лежит отсутствие раздражительности сердца, а она, как искра, заливается преданием себя в волю Божию, при сознании, что неприятности Бог попускает для того, чтобы испытать нас и показать нам самим, насколько прочно наше доброе внутреннее направление... Что и обязывает нас держать себя в таких случаях благодушно, веруя, что Сам Бог смотрит на нас в эту минуту. И та наша мысль, что делающие нам неприятность бывают орудиями врага, верна. Поэтому, когда кто причиняет вам неприятность, всегда полагайте, что за ними стоит враг, разжигающий их, внушающий им обидные фразы и дела (117, 141).

...Смысл притчи* ясен. Красавица эта изображает падшую душу, обратившуюся к Господу в покаянии и соединившуюся с Ним, чтобы Ему одному принадлежать и Ему одному служить. Прежние приятели - страсти. Свист их - это движение страстных помыслов, чувств и пожеланий. Убегание во внутренние покои есть укрытие вглубь сердца, чтобы стать там пред Господом. Когда это совершится внутри, обеспокоившее душу страстное, что бы оно ни было, отходит само собою, и душа успокаивается (117, 141-142).

И вообще положите законом - мерять позволительное тем воздействием, которое оно производит внутри. Что созидает, то позволяйте себе, а что расстраивает, того не позволяйте ни под каким видом. Кто, находясь в уме, протянет руку к стакану с отравленным питьем, если он знает об этом?! (117, 142).

Чтобы мысли не блуждали, надо иметь такое чувство, чтобы быть неисходно в сердце с Богом... и сторонним помыслам места не будет. Чтобы не осуждать других, надо глубоко почувствовать свою греховность и скорбеть о ней, оплакивая душу, будто мертвую. Некто сказал: когда свой мертвец дома, не станешь заботиться о мертвецах у соседей (117, 142).

Когда нападают недобрые помыслы, надо отвращать от них око ума и, обращаясь к Господу, именем Его гнать их. Но когда помысел пошевелит сердце и это лукавое мало-помалу усладится им, тогда надо бранить себя и умолять Господа о помиловании, и бить себя до тех пор, пока в сердце родится противоположное чувство; например, вместо осуждения - возвеличение другого или, по крайней мере, сердечное чувство почтения к нему...
Вот и надо загодя приготовить в сердце покойное местечко у ног Господа. Случится тревога? ...сейчас - туда, и кричать, и кричать, как бы отчитывать черную немочь, и Господь поможет: все стихнет (117, 142).

Человек, сознанием и сердцем пребывающий на стороне страстного, страстен весь и Богу противен. Человек, пребывающий на стороне бесстрастного, хотя в нем есть и борют его страсти, не противен Богу ради его нелюбви к страстям и желания делать не по ним, а по воле Божией (117, 142-143).

Вопрос о главном пункте внутренней брани решается следующим образом: сойди вниманием в сердце, стань там пред Господом и не допускай туда ничего греховного. В этом все дело внутренней брани (117, 143).

Надо различать только чувства, входящие в нрав, и чувства мимолетные - пришли и ушли. Пока не умерщвлены до конца страсти, дурные мысли, чувства, движения и замышления не прекратятся. Умаляются они по мере умаления страстей. Источник их - страстная половина наша. Вот на это все внимание и надо обратить. Есть одно воспитательное средство: непрестанная память о Господе с молитвой к Нему. Старцы Божии умели этим отгонять все дурное и удерживать себя в добром строе. Навык молитве Иисусовой есть внешняя сторона этого орудия. В существе это то же, что домоседство. Быть сознанием в сердце с Господом, призывание Которого прогоняет все дрянное. Прочитайте Исихия - о трезвении. Труд и постоянство в однообразном труде все преодолевают. Епископ Феофан Затворник (117, 143).

Как при отсутствии Его (Господа) в памяти стекается к нам все зловредное, не оставляя места ничему душеполезному, так при Его присутствии все противоположное отгоняется Добротолюбие, т. 5, с. 314.

Демоны никак не могут овладеть чьим-либо духом или телом, не имеют власти ворваться в чью-либо душу, если сначала не лишат ее всех святых помышлений и не сделают пустой и лишенной духовного созерцания. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин (117, 143).

Главное монашеское правило - быть неотлучно умом и сердцем в Боге, или непрестанно молиться; для подогревания этого подвига положены определенные молитвословия - круг . дневных служб, которые совершаются в церкви, и некоторые келейные молитвы. ...Но главное - вся сила в непрестанном чувстве к Богу, которое и пусть возгревает каждый, как умеет. Вот закон! Коль скоро чувство это есть, то все правила им одним заменяются; а коль скоро его нет, то его никакие читательные труды заменить не могут. Молитвословия назначены для того, чтобы питать это чувство, а если не питают, то они попусту. Только труд, а проку нет. Это внешняя одежда, для ко торой или под которой нет тела, или тело, в котором нет дущи. Епископ Феофан Затворник (117, 143-144).

Свойственно умной молитве открывать страсти, скрывающиеся и тайно живущие в сердце человеческом. Она и открывает их, и укрощает.
Свойственно умной молитве открывать тот плен, в котором мы находимся у падших духов. Она открывает этот плен и освобождает от него.
Следовательно, не должно смущаться и недоумевать, когда восстают страсти из падшего естества или когда они возбуждаются духами.
А так как страсти укрощаются молитвой, то и нужно, когда они восстанут, неспешно и очень тихо творить умом молитву Иисусову, которая мало-помалу уймет восставшие страсти. Иногда восстание страстей и нашествие вражеских помыслов бывает так сильно, что возводит в великий душевный подвиг. Это - время невидимого мученичества. Надо исповедать Господа перед лицом страстей и бесов молитвой продолжительной, которая непременно доставит победу. Епископ Игнатий (Брянчанинов) (117, 144).

Продолжайте упражняться в исполнении того правильца, и мысли все более и более станут успокаиваться, и немощь, замеченная вами, врачеваться. Правильце то, если вы станете продолжать его как следует, заведет болячку в сердце, а болячка эта мысли прикует к Единому - и блужданию мыслей конец. С этого момента, когда Господь сподобит вас улучить его, начнется новый перестрой всего внутреннего - и хождение пред Богом станет неотступное (117, 144).

Закон постничества такой: пребывать в Боге умом и сердцем с отрешением от всего, отсекая всякое угождение себе не в телесном только, но и в духовном, творя все во славу Божию и на благо ближних, неся охотно и с любовью постнические труды и лишения в пище, сне, отдыхе, в утешениях взаимного общения,- все в мере скромной, чтобы это не бросалось в глаза и не лишало сил исполнять молитвенные правила (117, 144-145).

Говорить ли, спрашиваете, с другими о духовной жизни? - Говорите, только не о своей, а вообще рассуждайте, применяясь, однако, к состоянию спрашивающих. Бывает, что иные заводят об этом речь, чтобы только поговорить. И это лучше, чем говорить о чем-либо житейском или пустом. Молчание, как вам желательно, можно держать, когда вы не вдвоем с кем или не с вами ведется речь. Что, идя к кому-либо по необходимости, молите Господа положить хранение устам, делаете хорошо. Лучше всего всегда с Господом быть. Но можно и говорить, и с Господом быть. Навыкайте этому.
Когда ведете речь, больше всего опасайтесь растревожить покой другого каким-либо задором или высказыванием своих мыслей наперекор ему, с явным желанием поставить на своем. Враг на это наводит, чтобы завязать спор, а от спора довести до разлада. Не меньше этого опасайтесь говорить о духовном, чтобы выказать свою мудрость в этом отношении. И это вражье внушение, за последование которому непременно подвергнетесь посмеянию от людей и Божию неблаговолению (117, 145).

Должно твердо содержать в мысли, что упражнения, подвиги, поведение, при всей своей существенной необходимости и полной годности для хранения и образования духовной жизни и восстановления естества, имеют силу к этому не сами от себя, не они созидают дух и очищают природу, а благодать Божия, проходящая через них и получающая как бы доступ, проток к нашим силам. Потому ходи в них со всем тщанием, ревностью, постоянством, но самое свое преуспеяние предавай Господу, чтобы, под прикрытием их. Он Сам созидал нас, как хочет и ведает (117, 145).

Вступая в подвиг, не на нем останавливай внимание и сердце, но минуй его, как нечто стороннее, разверзай себя для благодати, как готовый сосуд, полным преданием себя Богу. Кто находит благодать, тот находит ее посредством веры и рачительности, говорит святой Григорий Синаит, а не посредством одной рачительности. Как ни исправно будет наше делание, но коль скоро не предаемся при нем Богу, не привлекаем благодати, оно созидает в нас не дух истинный, а дух лестчий, производит фарисея. Благодать - душа их. Они постольку истинны, поскольку питают и хранят самоуничижение, сокрушение, страх Божий, нужду в помощи Божией и преданность Богу. Сытость и довольство от них - знак неистинного их употребления или неразумия (117, 146). Возможность, основание, условие всех внутренних побед есть первая победа над собою - в переломе воли и в предании себя Богу, с неприязненным отвержением всего греховного. Тут зародилась нелюбовь к страстности, ненависть, неприязнь, которая и есть военная духовная сила, и одна заменяет всю рать. Где нет ее, там без брани победа уже в руках врага; напротив того, где есть, там победа уступается нам нередко без брани. Отсюда видно, что как исходная точка положительной деятельности есть наше внутреннейшее, так оно же есть исходная точка и брани, только другой стороной. Сознание и произволение, переходя на сторону добра, с любовью к нему, поражают ненавистью всякое зло и всю страстность, и притом именно свою. В этом, собственно, и состоит переход, перелом. Потому сила, борющаяся со страстями, есть также ум, или дух, в котором сознание и свобода,- дух, держимый и укрепляемый благодатью. Через него, как мы видели, целительная сила проходит к силам сквозь подвиги; через него же сила поражающая, разрушительная проходит к страстям в борении. И обратно: когда страсти восстают, то метят прямо на ум, или дух, то есть на покорение сознания и свободы. Они - во святилище нашего внутреннего, куда враг через страсти пускает свои раскаленные стрелы из душевно-телесности, как из засад. И пока целы сознание и свобода, то есть стоят на стороне добра, то как бы ни было велико нападение, победа наша.
Этим, однако же, не утверждается, будто вся сила победы от нас, а показывается только исходище. Точка опоры для брани есть наш восстановленный дух; сила же победительная и разрушительная для страстей есть благодать. Она в нас одно созидает, а другое разоряет, но опять через дух, или сознание и произволение. Борющийся с воплем повергает себя Богу, жалуясь на врагов и ненавидя их, и Бог в нем и через него прогоняет их и поражает (117, 146-147).

Что делает подвергшийся нападению злого человека? Толкнув его в грудь, кричит: караул! На зов его прибегает стража и избавляет его от беды. То же надо делать и в мысленной брани со страстями: рассерчав на страстное, надо взывать о помощи: "Господи, помоги! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси меня! Боже, в помощь мою вонми. Господи, помощи ми потщися!" Обратясь так к Господу, уж не отходите от Него вниманием к тому, что в вас происходит, а все и стойте пред Господом, умоляя Его о помощи. От этого враг, как палимый огнем, убежит немедля...
Не вступая в словесные прения со страстным помыслом, прямо обратимся ко Господу со страхом, благоговением, упованием и преданностью Его вседействию - этим самым страстное уже отстраняется от очей ума, взирающего на Господа. Будучи отрезано от души таким невниманием, оно само собою отходит, если естественно так возбуждается; а если тут и враг примешивается, то его поражает луч умного света, исходящий от созерцания Господа. И бывает так, что душа тотчас успокаивается от страстных приражений, как только обратится к Господу и воззовет к Нему.
Мысленная брань одна изгоняет страсть из сознания; но она все еще остается живой, а только скрылась. Напротив, противоположное дело поражает этого змия в голову. Из этого не следует, однако же, чтобы при делании можно было прекращать мысленное борение. Этому должно быть неотлучно при том, иначе оно может остаться без всякого плода и даже умножать, а не умалять страстность, потому что при деле против одной страсти может прилипать другая, например, при посте - тщеславие. Если это оставить без внимания, то при всем усилии не будет никакого плода от делания. Брань мысленная в связи с деятельной, поражая страсть извне и изнутри, истребляет ее так же скоро, как скоро погибает враг, когда бывает обойден и побивается и сзади, и спереди (117, 148).

Действовать нужно исподволь, постепенно возрастая и усиливаясь, чтобы подъем был по силам. Иначе наше деяние будет походить на новую заплату на старом платье. Требование подвига должно исходить изнутри, как больному иногда самое целительное лекарство указывает позыв и чутье (117, 148).

Прописанная борьба со страстями - мысленная. И она действительна, потому что, не позволяя страстям попитаться чем-либо, тем самым замаривает их. Но есть и деятельная борьба с ними, состоящая в том, чтобы намеренно предпринимать и совершать дела, прямо противоположные им. Например, чтобы подавить скупость, надо начать щедро давать; против гордости - надо избрать уничижительные занятия; против страсти веселиться - домоседство и тому подобное. То правда, что один такой образ действий не прямо приводит к цели, потому что, терпя стеснение извне, страсть может прорываться внутрь - или сама, или уступая место другой. Но когда с этой деятельной борьбой соединяется и внутренняя, мысленная, то они вдвоем скоро побивают всякую страсть, против которой направляются. Епископ Феофан Затворник (117, 148).

При усиленном вражеском нападении, когда ощутится ослабление произволения и омрачение ума, необходима гласная молитва (109, 271).

Молитва действует убийственно на нашего ветхого человека и, пока он жив в нас, он противится молитве, как внушению смерти. Епископ Игнатий (Брянчанинов) (112, 99).

Я подобен человеку, который сидит под высоким деревом и видит, что приближается к нему множество зверей и змей; если он не может противостоять им, то влезает на дерево и спасается. Так и я, безмолвствуя в келлии моей, вижу злые помыслы, восстающие на меня; когда не могу противостать им, прибегаю к Богу молитвою и спасаюсь. Авва Иоанн Колов (82, 287).