Известно, что вся забота ревнителей о духовной жизни обращена на то, чтобы поставить себя в должное отношение к Богу. Совершается это и обнаруживается в молитве. Она есть путь восхождения к Богу, и ее степени суть степени приближения нашего духа к Богу. Самый простой закон для молитвы-ничего не воображать, а, собравшись умом в сердце, стать в убеждение, что Бог близ, видит и внимает, и в этом убеждении припадать к Нему, страшному в величии и близкому в благом снисхождении к нам... Образы держат внимание вовне, как бы они священны ни были, а во время молитвы вниманию надо быть внутри, в сердце: сосредоточение внимания в сердце есть исходный пункт должной молитвы. И поскольку молитва есть путь восхождения к Богу, то уклонение внимания от сердца есть уклонение от этого пути (117, 125-126).
Первый неправильный способ молитвы зависит от того, что иные действуют в ней преимущественно воображением и фантазией. Эти силы составляют первую инстанцию в движении извне внутрь, которую следовало бы миновать, а вместо того. останавливаются на ней. Вторую инстанцию на пути внутрь представляет рассудок, разум, ум, вообще, рассуждающая и мыслящая сила. Следует и ее миновать и вместе с нею сойти в сердце. Когда же останавливаются на ней, то происходит второй неправильный образ молитвы, отличительная черта которого та, что ум, оставаясь в голове, сам собою все в душе хочет уладить и всем управить: но из трудов его ничего не выходит. Он за всем гоняется, но ничего одолеть не может и только терпит поражения. Это состояние бедного ума очень полно изображено у Симеона Нового Богослова.
Второй образ молитвы прилично назвать умно-головным, в противоположность третьему-умно-сердечному, или сердечноумному.
А между тем как происходит это брожение в голове, изображенное во втором образе молитвы, сердце идет своим чередом, его никто не хранит и на него набегают заботы и страстные движения. Тогда и ум себя забывает и убегает к предметам забот и страстей, и разве уж когда-то опомнится...
Приложу к этому, то есть ко второму образу молитвы, несколько слов из предисловия к писаниям Григория Синаита, старца Василия- схимонаха, спостника и друга Паисия Нямецкого. Выписав место из Симеона Нового Богослова, он прибавляет: "Как можно одним ограждением внешних чувств хранить ум нерасхищенным, когда помыслы его сами собою растекаются и парят на вещи чувственные? Если нельзя, то уму необходимо в час молитвы бежать внутрь до сердца и стоять там глухим и немым для всех помыслов. Кто внешне только удаляется от зрения, слышания и глаголания, тот мало получает пользы. Затвори ум свой во внутренней клети сердца-и тогда насладишься покоем от злых помыслов и вкусишь .радости духовной, приносимой умной молитвой и вниманием сердечным". Святой Исихий говорит: "Не может наш ум победить мечтание бесовское только сам собою, да и не надеется когда-либо на это. Поэтому блюдись, да не вознесешься по примеру древнего Израиля-предан будешь и ты мысленным врагам. Тот, будучи избавлен Богом от египтян, помощником себе вздумал иметь перстного идола. Под перстным идолом подразумевай наш немощный разум, который, пока молит Иисуса Христа против лукавых духов, удобно их отгоняет, а когда на себя бессмысленно понадеется, падает падением дивным и разбивается" (117, 126-127).
При этом не забывай следующее мудрое наставление святого Лествичника. Он изображает путь восхождения нашего к Богу под видом лествицы о четырех ступенях. Одни, говорит он, укрощают страсти;
другие поют, то есть молятся устами своими; третьи упражняются в умной молитве; четвертые наконец восходят в видение. Хотящие восходить по этим четырем ступеням не могут начинать сверху, а должны начать снизу и, ступив на первую ступень, с нее уже восходят на другую, потом на третью и после всего уже на четвертую. Этим путем всякий Может взойти на Небо. Сначала надо подвизаться в укрощении и умалении страстей; потом упражняться в псалмопении, то есть навыкнуть молиться устно; далее молиться умно и наконец получить возможность восходить в видение. Первое есть дело новоначальных, второе- возрастающих в преуспеянии, третье-достигших до конца преуспеяния, а четвертое-совершенных (117, 127-128).
Итак, начало не другое какое есть, как умаление и укрощение страстей, а они не другим каким способом умаляются в душе, как хранением сердца и вниманием... Итак, кто проходит все это по чину, каждое в свое время, тот может, после того как очистится сердце его от страстей, всецело весь и вдаваться в псалмопение, и противоборствовать помыслам, и на Небо воззревать чувственными очами или созерцать его очами души умственными, и молиться чисто воистину, как подобает (117, 128).
Когда молитесь с чувством, где же внимание ваше, если не в сердце? Чувство всегда к себе привлекает внимание. В голове-толкучий рынок. Там нельзя Богу молиться. Что иногда молитва идет хорошо... и сама собою... Это добрый знак. Значит, что она начала прививаться к сердцу. Храните сердце от привязанностей, старайтесь помнить Бога, видя Его пред собою и пред лицом Его действуя (117, 128).
Вы думаете о затворе. Вот вам и затвор! Сидите и взывайте: Господи, помилуй! Когда сношений с людьми нет, то в чем у вас теперь будет исполнение воли Божией? Ни в чем как в должном настроении вашего внутреннего. А это в чем? В непрестанной памяти Божией со страхом и благоговением и в памяти смертной. Навык ходить пред Богом, или в памятовании о Боге, есть атмосфера духовной жизни. Ему естественно следовало бы быть в духе нашем, созданном по образу Божию, но нет его по причине отпадения нашего от Бога. Вследствие этого предстоит труд в стяжании навыка ходить пред Богом. Он состоит существенно в напряжении стоять сознанием перед лицом вездесущего Бога, но поддерживается и другими побочными деланиями, входящими в состав духовной жизни. Но и здесь труд-в том, чтобы направлять эти Делания к означенной цели. Сюда должно направлять и чтение, и размышление, и молитву, и все занятия и сношения так вести, чтобы они не мешали и не расстраивали памяти Божией. И то надо к этому приспособить, где стоять сознанием или вниманием.
Ум в голове, и люди ума все в голове живут. Живут в голове и страдают непрестанным бурлением мыслей. Это бурление не дает вниманию стоять на едином. Не может ум стоять и на едином помышлении о Боге, пока он в голове. Все отбегает и отбегает. На этом основании желающим установиться в едином помышлении о Боге заповедуется оставить голову и низойти умом своим в сердце, и там стоять вниманием неисходно. Только когда ум сочетается с сердцем можно ожидать успеха в памяти Божией. Извольте теперь поставить себе целью достижение этого и начинайте движение к этой цели. Не думайте что это труд непосильный, но и того не думайте, что это так легко, что стоит только захотеть, как и дело тут... Первый прием к тому, чтобы привлечь ум к сердцу, именно через сочувствие читаемым и слушаемым молитвам; ибо чувства сердца обычно властвуют над умом... Если вы исполните как должно первый прием, то ваше молитвословие все будет идти с чувствами. Чувства эти будут изменяться соответственно содержанию молитв. Речь моя не об этих чувствах, а о таких из них, которые захватят все сознание и сердце и свяжут душу, не давая ей свободно продолжать чтение, а все отвлекая внимание ее на себя. Это особые чувства; и они, как только родятся, порождают в душе и свои молитвы по роду своему. Этих порождающихся в сердце особых чувств и молитв никогда не надо пресекать дальнейшим чтением, а, остановив чтение, давать им свободу излиться, пока совсем изольются, и чувство станет ровно с обычными молитвенными чувствами. Этот прием сильнее первого и скорее сведет ум в сердце. Но действовать он может только после первого приема или совместно с ним (117, 128-129).
Прихожу к мысли, что вы все в голове, а не в сердце. Сойдите к сердцу-и тотчас оцените себя. Вы изъявляли желание дойти до чувства своего непотребства. Вот это вы и начнете видеть и чувствовать, как только сойдете в сердце. Чем дальше, тем яснее это будет видеться (117, 130).
Главное-надо стать умом в сердце пред Господом, и стоять пред Ним неотходно день и ночь до конца жизни (117, 130).
Кто-то когда-то сказал: сделай, чтоб мысли твои не заходили за стены монастыря, и скоро обрящешь сладкий покой монастырского уединения. Это блаженнейшая часть Марии-устроиться так, чтобы в мысли ничего не было, кроме церкви и келлии. Куда как хорошо! Я думаю, что блаженство этого состояния и описать нельзя (117, 130).
Мне пришло на ум подсказать вам: возьмитесь за одну коротенькую молитовку-и всё ее творите... и за делом, и без дела, и ходя, и сидя, непрестанно. Сначала вы будете заставлять себя творить эту молитовку, а потом она сама будет читаться... Только возьмитесь и без перерыва трудитесь... Эта молитва: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную". Внимание же при этом держите не в голове и не на себе, а в сердце, там внутри, под левой грудью. Когда навыкнете, то этим будете разгонять все смущающее-и призывать мир на душу (117. 130).
Где сердце?-Где отзывается и чувствуется печаль, радость, гнев и прочее,-там сердце. Там и вниманием стойте... Сердце телесное есть мускулистый серчак-мясо... но чувствует не мясо, а душа, для чувства которой телесное сердце служит только орудием, как мозг служит орудием для ума... Стой в сердце с верой, что и Бог тут же есть, а как есть, не соображай. Молись и ищи, чтобы благодать Божия дала тебе наконец чувство к Богу (117, 130).
Не чуждо будет смысла святоотеческих предписаний сказать: как хочешь держи себя, только успевай приобрести это последнее-умное Господу в сердце пред стояние, в котором существо дела.
Есть, однако, между телесными деланиями и такие, которые как бы срастаются с умной молитвой и никогда от нее не отходят. Необходимо вниманием стоять в сердце, необходимо все тело держать в бодренном напряжении мышц и вниманию своему не позволять поддаваться и увлекаться внешними впечатлениями чувств (117, 130-131).
Во время молитвы вниманию надо быть внутри, в сердце: сосредоточение внимания в сердце есть исходный пункт должной молитвы. И поскольку молитва есть путь восхождения к Богу, то уклонение внимания от сердца есть уклонение от этого пути.
Сведение ума в сердце путем дыхания указывается на тот случай, если ты не знаешь, где остановиться вниманием или где сердце, а если ты в без этого знаешь, как найти сердце, делай, как знаешь, только установись в сердце. Епископ Феофан Затворник (117, 131).
При молитве нужно, чтобы дух соединился с умом и вместе с ним произносил молитву, причем ум действует словами, произносимыми одной мыслью или с участием голоса, а дух действует чувством умиления или плача. Соединение даруется в свое время Божественной благодатью, а для новоначального достаточно, если дух будет сочувствовать и содействовать уму. При сохранении внимания умом, дух непременно ощутит умиление. Дух обыкновенно называется сердцем, как и вместо слова ум употребляется слово голова.
Молись со вниманием, в сокрушении духа, помогая себе вышеисчисленными механизмами; при этом само собою откроется опытное познание сердечного места. О нем удовлетворительно объяснено в предисловиях схимонаха Василия (117, 131).
Молитва называется умной, когда произносится умом с глубоким вниманием, при сочувствии сердца; сердечной-когда произносится соединенными умом и сердцем, причем ум как бы нисходит в сердце и из глубины сердца воссылает молитву; душевной-когда совершается от всей души, с участием самого тела, когда совершается из всего существа, причем все существо становится как бы едиными устами, произносящими молитву.
Святые отцы в своих писаниях часто заключают под одно наименование умной молитвы и сердечную, и душевную, а иногда различают их. Так, преподобный Григорий Синаит сказал: "Непрестанно зови умно или душевно". Но ныне, когда учение из живых уст об этом предмете крайне умалилось, весьма полезно знать определительное различие. В иных более действует умная молитва, в других сердечная, а в иных душевная, смотря по тому, как каждый наделен Раздаятелем всех благ, и естественных и благодатных; иногда же в одном и том же подвижнике действует то та, то другая молитва. Такая молитва весьма часто и по большей части сопутствуется слезами. Епископ Игнатий (Брянчанинов) (117, 131-132).
Для вас все еще темен спасительный строй. Читайте первые пункты Филофея Синайского в Добротолюбии и смотрите, что там. Один акт--и все тут. Ибо он все к себе стягивает и держит в строю. Извольте так устроиться-и получите должный строй внутри, и ясно его увидите. Акт этот есть-стать вниманием в сердце, и стоять там пред Господом в благоговении. Вот начало духовной премудрости!
Желательно вам умудриться в различении помыслов. Сойдите из головы в сердце. Тогда все помыслы будут ясно видны вам, движась пред оком вашего острозоркого ума, а до того не ждите должного различения помыслов (117, 222).
"Собираюсь с духом". Помоги Вам Господи! Но не выпускайте из внимания главного-того, чтобы собраться умом в сердце. На это наиболее направляйте свои труды. Прием один-стараться стоять вниманием в сердце, с памятью о вездесущии Божием и о том, что око Его смотрит в сердце ваше. Позаботьтесь утвердиться в том убеждении, что, хоть вы одни бываете, всегда имеете не близ себя только, а внутри себя Лицо, присущее вам, на вас смотрящее и все в вас видящее. То, что я писал вам о многократном в день делании молитвы Иисусовой, послужит средством к тому очень сильным. Делайте так всякий раз минут по десять-пятнадцать, и лучше, стоя в молитвенном положении, с малыми поклонами или без них, как вам лучше. Трудитесь так и молите Господа, чтобы дал вам наконец ощутить и познать, что такое есть болячка в сердце, по слову старца Парфения. Вдруг это не дается. Пройдет год усиленных трудов, а может быть, и больше, пока начнут показываться некие следы этого. Благослови вас Господи на этот труд и путь; но вы не считайте этого каким-либо приделком, а имейте главным делом (117 132-133).
Если сердце ваше согревается при чтении обычных молитв, то этим способом и возгревайте сердечную к Богу теплоту. Молитва Иисусова, если ее механически творить, ничего не дает, как и всякая другая молитва, только проговариваемая языком.
Попробуйте при молитве Иисусовой поживее помыслить, что Господь Сам близ есть, и предстоит душе вашей, и внимает тому, что в ней происходит. В душе же при этом пробудите жажду спасения и уверенность, что, кроме Господа, неоткуда ожидать нам спасения. Затем и взывайте к Нему, мысленно пред собою зримому: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!" или "Милостивый Господи, спаси меня имиже веси судьбами!" Дело совсем не в словах, а в чувствах к Господу.
Духовное горение сердца к Господу есть любовь к Нему. Она загорается от прикосновения Господа к сердцу. Как Он весь есть любовь, то прикосновение Его к сердцу тотчас и возжигает любовь к Нему. А от любви-горение сердца к Нему. Вот это и должно быть предметом искания.
На языке пусть будет молитва Иисусова, в уме-предзрение Господа пред собою, в сердце-жажда Бога, или общения с Господом. Когда все это будет постоянно, тогда Господь, видя, как принуждаете себя, подаст просимое (117, 133-134).
Другое же высшее назначение короткой молитовки есть углубление мысли и чувства к Богу. То, что у вас есть-эти воззвания,-при первом впечатлении разлетается; кроме того, несмотря на воззвания... мысли толкутся в голове... как комары. Чтобы пресечь эту толкотню, надо связать ум одной мыслью, или мыслью о Едином... Пособие к этому- короткая молитовка. С помощью ее ум упрощается, объединяется и прививает или развивает чувство к Богу... Когда придет это чувство, душа утвердится сознанием в Боге... и все начнет делать по Божиему. С короткой молитвой надо держать мысль о Боге и внимание к Нему... а ограничиваться одними словами... медь звенящая (117, 134).
Спрашиваете: "Продолжать ли такую молитву или умом сходить в сердце?"-А это, что сказали вы, где же бывает? Этому негде быть, как внутри. Стоите перед Господом, без образов, в присутствии Господа... и испытываете добрые чувства. Чего же еще? Тут все. Разве только вы в голове производите это?!-Нет, в сердце надо стоять. Но сердца не помнить, а только Господа видеть. Все так выразить можно: "Стоять в сердце умом пред Господом и молиться".
Плод молитвы-главный-не теплота и сладость, а страх Божий и сокрушение. Епископ Феофан Затворник (117, 134).
Одна внешняя молитва недостаточна. Бог внимает уму, а потому те монахи, которые не соединяют внешней молитвы с внутренней,-не монахи. Определение очень верное! Монах значит "уединенный"; кто не уединился в самом себе, тот еще не уединен, тот еще не монах, хотя бы и жил в уединеннейшем монастыре. Ум подвижника, не уединившегося и не заключившегося в себе, находится по необходимости среди молвы и мятежа, производимых бесчисленными помыслами, имеющими к нему всегда свободный доступ, и сам болезненно, без всякой нужды и пользы, зловредно для себя скитается по вселенной. Уединение человека в самом себе не может совершиться иначе как при посредстве внимательной молитвы, преимущественно же при посредстве внимательной молитвы Иисусовой.
Достижение же бесстрастия, освящения или, что то же, христианского совершенства, без стяжания умной молитвы, невозможно-в этом согласны все отцы.
Путь истинной молитвы становится несравненно теснее, когда подвижник вступит на него деятельностью внутреннего человека. Когда же он вступит в эти теснины и ощутит правильность, спасительность, необходимость такого положения, когда труд во внутренней клети сделается вожделенным для него, тогда сдела- . ется вожделенной и теснота по наружному жительству, как служащая обителью и хранилищем внутренней деятельности. Епископ Игнатий (Брянчанинов) (117, 134-135).
Существо дела-приобрести навык стоять умом в сердце, в этом чувственном сердце, но не чувственно. Надо ум из головы свести в сердце и там его усадить или, как некто из старцев сказал, сочетать ум с сердцем... Как этого достигнуть? Ищи-и обрящешь. Удобнее этого достигнуть хождением перед Богом и молитвенным трудом, особенно хождением в церковь. Но помнить надо, что наш только труд, а самое дело, то есть сочетание ума с сердцем, есть дар благодати, подаваемый, когда и как хочет Господь. Епископ Феофан Затворник (117, 135).
| предыдущий материал | оглавление | продолжение... |