Содержи всегда в памяти геенну, чтобы ненавистны были для тебя дела, влекущие в нее. Преподобный авва Исаия (34, 92).
Не мало и то будет печалить тогда души наказуемых, когда они представят, что, между тем как в эти краткие дни жизни можно было исправить все, они сами, по своей беспечности, предали себя на вечные муки (35, 15).
Не будем отвергать (существование геенны), чтобы нам не впасть в нее - ведь неверующий делается более беспечным, а беспечный непременно попадет в нее (40, 589).
Если никакое слово не может выразить и тех страданий, какие терпят люди, заживо сжигаемые здесь, то тем более неизобразимы страдания в аду. Здесь, по крайней мере, все страдания оканчиваются в несколько минут, а там палимый грешник вечно горит, но не сгорает (41, 458).
Горько низринуться в геенну, а напоминания о ней, кажущиеся непереносимыми, предохраняют нас от этой беды. Кроме того, они доставляют нам и другую услугу - приучают наш дух к сосредоточенности, делают нас более благоговейными, возносят наш ум ввысь, окрыляют наши мысли, прогоняют злое ополчение похотей, осаждающих нас, и таким образом врачуют нашу душу (41, 460).
Диавол для того убеждает некоторых думать, что нет геенны, чтобы ввергнуть в нее (42, 786).
Мы находимся в таком бедственном положении, что, не будь страха геенны, мы, пожалуй, и не думали бы совершить что-нибудь доброе (43, 697).
Мы для того непрестанно напоминаем о геенне, чтобы подвигнуть всех к Царствию, чтобы умягчить страхом сердца ваши, расположить к делам, достойным Царствия (45, 274).
Если бы мы постоянно помышляли о геенне, то не скоро низринулись бы в нее. Для этого-то Бог и угрожает наказанием... Так как память о геенне может способствовать надлежащему исполнению великих дел, то Господь, как бы некое спасительное лекарство, посеял в наших душах Грозную мысль о ней (45, 584).
И Христос постоянно беседовал о геенне, потому что хотя это и опечаливает слушателя, однако и приносит ему величайшую пользу. Святитель Иоанн Златоуст (45, 586).
Снисходи ныне умом в ад, чтобы потом не сойти туда душою и телом. Память геенны не допустит пасть в геенну. Святитель Тихон Задонский (104, 3).
Только потому мы побеждаемся страстями нашими, что забываем о казнях, последующих за ними; только потому считаем тяжкими земные скорби, что не изучили мучений адских. Епископ Игнатий (Брянчанинов) (110, 126).
Желающие совершенно избежать вечной геенны, в которой мучаются грешники, и улучить вечное Царство - здесь постоянно терпят гееннские скорби, по причине искушений, наводимых лукавым (за подвиги благочестия). И если до конца терпят они, с верой ожидая Господней милости, то по благодати избавляются от искушений и скорбей, удостаиваются внутреннего общения со Святым Духом, а там избавятся от вечной геенны и наследуют вечное Царство Господне. Преподобный Ефрем Сирин (26, 529).
Хотя патриархи, пророки и праведники Ветхого Завета не были погружены в глубокую тьму, в которой погрязают неверующие и нечестивые, однако и не выходили из сени смертной, и не наслаждались полным светом. Они имели семя света, то есть веру во Христа грядущего, но только Его действительное пришествие к ним и прикосновение Божественного Света Его могло зажечь их светильники светом истинной небесной жизни (114, 347).
Чем стал ад после того, как, после сошествия в него, Христос воскрес? Крепость, в которую под видом пленника вошел победитель; темница, у которой врата сокрушены и стражи рассеяны. Вот подлинно, по изображению Христову, чудовище, которое поглотило сброшенного с корабля пророка, но вместо того, чтобы пожрать и истребить его, сделалось для него другим, хотя не столь спокойным кораблем, чтобы вынести его на берег жизни и безопасности. Теперь становится понятным, как надеялся некто пройти безопасно через самый ад: "Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной" (Пс. 22, 4). Ты сошел для нас с Неба, подобно нам ходил по земле и подобно нам нисшел в смертную тень, чтобы и оттуда проложить Твоим последователям путь к свету жизни. Филарет, митрополит Московский (114, 358).
Для имеющего чувство и разум быть отверженным от Бога уже значит вытерпеть геенну... Нестерпима геенна и мучение в ней; впрочем, если представить и тысячи геенн, то все это ничего не будет значить в сравнении с несчастием лишиться блаженной славы, быть отверженным от Христа и услышать от Него: "Я никогда не знал вас" (Мф. 7, 23) и обвинение, что мы, видя Его алчущим, не напитали! Ибо лучше подвергнуться бесчисленным ударам молнии, чем видеть кроткое лицо Господа, отвращающееся от нас, и Его ясное око, которое не может взирать на нас (113, 701).
Лишение благ причинит такую муку, такую скорбь и печаль, что если бы и никакое наказание не ожидало грешников, оно само по себе сильнее гееннских мук будет терзать и возмущать наши души... Многие безрассудные желают только избавиться геенны, но я считаю гораздо более мучительным, чем геенна, наказанием - не быть в славе; и тот, кто лишился ее, думаю, должен плакать не столько о гееннских мучениях, сколько о лишении Небесных благ, ибо одно это есть самое жестокое наказание (113, 702).
Услышав об огне, не думай, будто огонь геенны похож на здешний: этот - что захватит, сожжет и прекратится, а тот - кого охватит однажды, будет жечь всегда и никогда не перестанет, почему и называется неугасимым. Ибо и грешникам надлежит облечься бессмертием - не в честь, но для непрестанного мучения. А как это ужасно, ум и представить не может; разве только из опытного познания маловажных бедствий можно получить малое понятие о тех великих мучениях (113, 702).
Если кто скажет: как же душа может претерпеть множество мук, когда при этом она будет испытывать наказание бесконечные веки? Такой человек пусть думает о том, что бывает здесь: как часто многие продолжительно и тяжело болели. Если они и скончались, то не потому, что душа совершенно истощилась, но потому, что тело отказалось служить, так что если бы оно не уступило, то душа не перестала бы мучиться. Итак, когда душа получит нетленное тело, тогда ничто не будет препятствовать мучению продлиться бесконечно... Поэтому не будем предполагать ныне, что чрезмерность мучений может истощить нашу душу, ибо в то время и тело не испытает этого истощения, но будет вместе с душой мучиться вечно, и другого конца не будет (113, 709).
Когда отойдем туда, то, если проявили и самое сильное раскаяние, никакой уже не получим пользы, но сколько ни будем скрежетать зубами, сколько ни будем рыдать и молить тысячекратно, никто и с конца перста не капнет на нас, объятых огнем, напротив, мы услышим то же, что и евангельский богач: что "между нами и вами утверждена великая пропасть" (Лк. 16, 26). Будем скрежетать зубами от страданий и мук нестерпимых, но никто не поможет. Будем стенать, когда пламень сильнее станет охватывать нас, но не увидим никого, кроме мучимых вместе с нами и кроме великой пустоты. Что сказать о тех ужасах, которые мрак будет наводить на наши души? Святитель Иоанн Златоуст (113, 703).
Бессмертны и души нечестивых, для которых лучше было бы, если бы они не были нетленны, потому что, мучась бесконечным мучением в огне неугасающем и не умирая, они не будут иметь конца своему бедствию. Святитель Климент Римский (113, 708).
Что означает плач и рыдание, как не величайшее сожаление о грехах? Тогда начнем негодовать на самих себя, раскаиваться, скрежеща зубами... когда покаяния уже не будет. Преподобный Антоний Великий (113, 703).
Те, которые делали зло, воскреснут на поругание и стыд, чтобы увидеть в самих себе мерзость и отпечатки сделанных ими грехов. И, может быть, страшнее тьмы и вечного огня тот стыд, с которым увековечены будут грешники, непрестанно имея перед глазами следы греха, сделанного во плоти, подобно какой-то невыводимой краске, навсегда остающейся в памяти души их (113, 702).
Грешники будут преданы огню вечному, не тому, какой мы знаем, но такому, какой известен одному Богу. Преподобный Иоанн Дамаскин (113, 702).
Ад и тамошние муки всякий представляет так, как желает, но каковы они - никто определенно не знает. Преподобный Симеон Новый Богослов (59, 57).
О, как страшен тот огонь, которого боится и сам сатана! Если для бесов страшна гееннская бездна, тем более людей должна она приводить в трепет. Если и здесь страшна огненная казнь, на которую бывает осужден человек, то несравненно страшнее то наказание, которое последует в геенне огненной. Бесы не боятся здешнего огня, как мы не боимся огня, изображенного на картине, а гееннского огня трепещут. Этот огонь сжигает только телесное вещество, а тот жжет и мучит и бесплотных духов. Этот огонь при недостатке горючего вещества угасает, а гееннский никогда не угаснет, по свидетельству Самого Господа: "червь их не умирает и огонь не угасает" (Мк. 9, 46). Здешний огонь, когда горит, светит, а пламя того огня, когда горит, только жжет, но нисколько не освещает тьмы внешней. А если бы сколько-нибудь и осветило, то для большего страха и трепета осужденных - для того, чтобы видеть лица мучимых грешников, с которыми в этой жизни грехами своими вместе прогневали Господа. Здешний огонь, охватив человека, брошенного в него, тотчас умерщвляет и в один час сжигает и обращает в пепел. А тот, гееннский, огонь жжет, но не умерщвляет: грешники, брошенные в гееннский огонь, не умрут, но будут сжигаемы и мучимы вечно. И если сгорать один час - мучение великое и нестерпимое, помыслим, как ужасно будет мучение тех, которые будут гореть и не сгорать в бесконечные веки. Святитель Димитрий Ростовский (113, 703).
Притча о богатом и Лазаре показывает, что те, которые жили не как должно, спохватятся, но уже не будут иметь возможности поправить свое положение. Глаза их откроются, и они ясно будут видеть, в чем истина. Вспомнив, что на земле много нежелающих видеть, подобно им, они желали бы, чтобы кто-нибудь послан был к ним из умерших для уверения, что жить и понимать вещи надо не иначе как по указанию Откровения Господня. Но и в этом им будет отказано, потому что Откровение для желающих знать истину само достоверно, а для не желающих и не любящих истины не будет убедительно и самое воскресение кого-либо из умерших (Лк. 16, 19-31). Чувства этого богача из притчи, наверное, испытывают все, отходящие отсюда. И, следовательно, по тамошнему убеждению, которое будет убеждением и всех нас, единственное для нас руководство на пути жизни есть Откровение Господне. Но там уже такое убеждение для многих будет запоздалым; здесь оно лучше бы пригодилось, да не у всех оно есть. Поверим, по крайней мере, свидетельству тамошних, перенося себя в их состояние. Пребывающие в муках не станут лгать; жалея нас, они хотят, чтоб открылись очи наши, чтобы и мы не пришли на место их мучения. Об этом предмете нельзя так говорить, как нередко говорим о текущих делах: авось как-нибудь пройдет. Нет, уж то не пройдет как-нибудь. Надо основательно удостовериться, что не попадем в место богатого (107, 355-356).
Страсти - это не какие-либо легкие
помышления или пожелания, которые
являются и потом исчезают, не
оставляя следа; это сильные
стремления, внутренние настроения
порочного сердца. Они глубоко
входят в естество души и долгим
властвованием над нами и привычным
удовлетворением их до такой
степени сродняются с нею, что
составляют наконец как бы ее
природу. Их не выбросишь так легко,
как легко выбрасывается сор или
сметается пыль. Но так как они не
естественны для души, а входят в нее
по грехолюбию нашему, то по причине
этой самой неестественности своей
и будут томить и жечь душу. Это все
то же, как если бы кто принял яд. Яд
этот жжет и терзает тело, потому что
противен устройству его; или как
если бы кто посадил змею в себя, и
она, оставаясь живой, грызла бы его
внутренности. Так и страсти, как яд
и змея, принятые внутрь, будут
грызть и терзать ее. И рада была бы
душа выбросить их из себя, да не
сможет, потому что они сроднились,
срослись с нею, а спасательных
средств исцеления, предлагаемых
здесь Святой Церковью в Покаянии и
Исповеди, тогда не будет. Ну и
мучься, и терзайся ими непрерывно и
нестерпимо, нося внутри себя адский
огонь, вечно палящий и никогда не
угасающий.
Употребим еще сравнение. В числе
пыток были и такие: накормят
чем-либо соленым, да и запрут, не
давая пить. Какое мучительное
терзание испытывал такой
несчастный! Но кто же жжет и мучит
его? Извне - никто. Он в самом себе
носит мучительное жжение: нечем
утолить жажду, жажда и снедает его.
Так и страсти: это ведь внутренняя
жажда, разжигания, вожделения
грехолюбивой души. Удовлетворишь
их - они замолчат на время, а потом
опять, с еще большей силой требуют
себе удовлетворения и не дают
покоя, пока не удовлетворятся
снова. На том свете нечем будет
удовлетворять их, потому что все
предметы страстей - предметы
земные. Сами же страсти останутся в
душе и будут требовать себе
удовлетворения, а так как
удовлетворить их нечем, то жажда
будет все сильнее и томительней. И
чем более будет жить душа, тем
сильнее будет томиться и терзаться
неудовлетворимыми страстями.
Непрекращаемая мука эта будет все
расти и расти, и конца не будет
этому возрастанию и усилению. Вот и
ад! Зависть - червь, гнев и ярость -
огонь, ненависть - скрежет зубов,
похоть - тьма кромешная. Этот ад
начинается еще здесь, ибо кто из
людей страстных наслаждается
покоем? Только страсти не всю свою
мучительность для души
обнаруживают здесь: тело и общее
житие отводят удары их, а там этого
не будет. Они со всей яростью
нападут тогда на душу. "Наконец, в
этом теле,- говорит авва Дорофей,-
душа получает облегчение от своих
страстей и некоторое утешение:
человек ест, пьет, спит, беседует,
ходит со своими любимыми друзьями,
а когда душа выйдет из тела, она
остается одна со своими страстями и
потому всегда мучится ими. Как
страдающий горячкой страдает от
внутреннего огня, так и страстная
душа всегда будет мучиться, бедная,
своим злым навыком. Потому-то,-
заключает преподобный,- я и говорю
вам всегда: старайтесь возделывать
в себе добрые расположения, чтобы
найти их там, ибо что человек имеет
здесь, то исходит с ним отсюда и то
же будет иметь он там". Епископ
Феофан Затворник (116, 445-446).
Если здесь злая совесть так мучит человека, что избирает лучше умереть, чем жить, то как же она будет мучить в Будущем Веке осужденных, когда будет представлять им все сделанные ими грехи, и гнев Божий, и вечное отчаяние? От этого пожелают умереть, но никогда не умрут. Это и есть смерть вторая, и смерть вечная! (104, 1161)
Лучше здесь терпеть всякое бедствие, лучше от любой тягчайшей болезни страдать всю жизнь, лучше закованным в смрадной темнице весь век сидеть, принимать биение и раны, во все дни умирать, в огне гореть, когда это будет возможно, лучше, наконец, все беды, сколько их может быть на свете, собравшиеся воедино, с благодарением терпеть, когда воле Божией это будет угодно,чем лишиться блаженной и попасть в неблагополучную вечность. Ибо здесь, какое бы ни случилось страдание, Оно имеет какое-нибудь утешение и оканчивается смертью, а там страдание лютое, страдание без всякого утешения, страдание не только еловом, но и умом непостижимое, которое всегда будет, но никогда не кончится (104, 1168-1169).
Поверь несомненно и твердо, что будет вечная мука грешникам, не кающимся истинно и не имеющим сердечной веры во Христа. Утвердись в том, и как видишь огонь в печи, так смотри умным оком на вечный огонь, и тогда почувствуешь все новое в сердце твоем. Тогда истинное покаяние, воздыхание и молитва породятся внутри тебя; тогда не будешь много говорить, но станешь всегда внимать себе и часто па дать перед Богом со смирением и сокрушением, говоря из глубины сердца: "Господи, помилуй. Господи, пощади. Господи, избави имени Твоего ради!" Святитель Тихон Задонский (104, 1169).
Не одинаковы роды гееннских мучений: одних ввергают в преисподнюю, других отводят во тьму. Иные остаются вне врат, другие осуждаются собственной совестью. Одни ввергаются в узы, другие горят в пламени. У одних связаны руки, у других скованы ноги, одних пожирает червь, другие гибнут в глубине бездны. Иных не приемлет Отец, других не исповедует Сын (28, 388).
Все ли пойдут в одну муку или мучения различны? Разные есть роды мучений, как слышали мы в Евангелии: есть тьма внешняя (Мф. 8, 12), геенна огенная (Мф. 5, 22) - иное место мучений, скрежет зубов (Мф. 13, 42) - также особое место; червь неумирающий (Мк. 9, 44) - в ином месте; озеро огненное (Апок. 19, 20); адский мрак (2 Пет. 2, 4); огонь вечный (Мф. 18, 8); преисподняя (Флп. 2, 10); пагуба (Мф. 7, 13); преисподние места земли (Еф. 4, 9); ад, где пребывают грешники, и дно адово - самое мучительное место. На эти-то мучения будут распределены несчастные, каждый по мере своих грехов - или более тяжких, или более терпимых (26, 333).
Кто на земле грешил и оскорблял Бога, и скрывал свои дела, тот будет ввержен во тьму кромешную, где нет ни луча света. Кто таил в сердце лукавство и в уме зависть, того скроет страшная глубина, полная огня и серы. Кто предавался гневу и не допускал в сердце свое любви, даже до ненависти к ближнему, тот предан будет на жестокое мучение ангелам. Преподобный Ефрем Сирин (113, 702).
Кто большее познал, тот должен вытерпеть большую казнь за преступление. Чем более мы сведущи и могущественны, тем тяжелее будем наказаны за грехи. Если ты богат, от тебя требуется больше пожертвований, нежели от бедного; если умен - больше послушания; если облечен властью, покажи более блистательные заслуги. Так и во всем прочем ты дашь отчет по мере сил своих... Отходящий туда со множеством и добрых, и злых дел получит некоторое облегчение и в наказании, и в муках * тамошних; напротив, кто, не имея добрых дел, принесет только злые, так пострадает, что и представить нельзя, будучи отослан в вечную муку. Святитель Иоанн Златоуст (113, 705).
Если один "бит будет много", а
другой "меньше" (Лк. 12, 47-48), то
почему некоторые говорят, что нет
конца мучению?
Что в некоторых местах
Богодухновенного Писания сказано
по видимости двусмысленно и
прикровенно, то выясняется
сказанным открыто в других местах.
И Господь то решительно говорит,
что "и пойдут сии в муку
вечную" (Мф. 25, 46), то отсылает иных
"в огонь вечный, уготованный
диаволу и ангелам его" (Мф. 25, 41), а
в другом месте называет "геенну
огненную" и прибавляет: "где
червь их не умирает и огонь не
угасает" (Мк. 9, 46, 47), и еще в давние
времена о некоторых предрек через
пророка, что "червь их не умрет, и
огонь их не угаснет" (Ис. 66, 24).
Потому если при таком числе
подобных свидетельств, находящихся
во многих местах Богодухновенного
Писания, многие еще, как бы забыв
обо всех подобных изречениях и
определениях Господних, обещают
себе конец мучению, чтобы свободнее
отважиться на грех, то это, конечно,
есть одна из уловок диавольских.
Ибо если будет когда-нибудь конец
вечному мучению, то, без сомнения, и
Вечная Жизнь должна иметь конец, а
если не смеем думать этого о Жизни,
то какое основание - полагать конец
вечному мучению? И мучению, и Жизни
равно придается одно слово
"вечный". Сказано: "и пойдут
сии в муку вечную, а праведники в
жизнь вечную" (Мф. 25, 46). А
согласившись в этом, надо знать, что
выражения: "бит будет много" и
"бит будет меньше" означают не
конец, а различие мучений. Ибо если
Бог есть праведный Судия не только
добрых, но и порочных, раздающий
каждому по делам его, то иной может
быть достойным огня неугасимого, но
или более слабого, или более
сжигающего, другой - червя
неумирающего, но опять или сноснее,
или нестерпимее причиняющего боль,
по достоинству каждого, и иной -
геенны, в которой, без сомнения,
есть разные роды мучений, и другой -
тьмы кромешной, где один доведен
только до плача, а другой от
усиленных мучений и до скрежета
зубов. Самая тьма кромешная, без
сомнения, показывает, что в ней есть
нечто и внутреннее; и сказанное в
Притчах: "в глубине
преисподней" (Притч. 9, 18) дает
понять, что некоторые хотя в аду, но
не "в глубине" его, то есть
терпят более легкое мучение. Это
можно и ныне отличать в телесных
страданиях... Поэтому опять
повторяю, что быть битым
"много" и "меньше"
означает не продолжение или
окончание времени, но различие
наказания. Святитель Василий
Великий (116, 148).
Некая девица, преуспевшая в
страхе Божием, рассказала о том, что
привело ее к монашеству. "Мои
родители скончались, когда я была
еще в детском возрасте. Отец был
скромный и тихого нрава, но слабого
и болезненного телосложения; он
жил, настолько погруженный в заботу
о своем спасении, что редко кто
видел его из жителей одного с ним
селения. Если иногда он чувствовал
себя получше, то приносил в дом
плоды трудов своих; большую же
часть времени проводил в посте и
страданиях. Он был так молчалив, что
не знавшие могли счесть его немым.
Напротив, мать моя вела жизнь
рассеянную в высшей степени и столь
развратную, что подобной ей женщины
не было во всей стране. Она была
столь многословна, что казалось,
все существо ее составлял один
язык. Беспрестанно она затевала
ссоры со всеми, проводила время в
пьянстве и разгуле и расточила все
весьма значительное имущество. При
этом она никогда не болела со дня
рождения и до старости. Отец мой,
истомленный продолжительной
болезнью, скончался. Едва он
скончался, как стемнело, пошел
дождь, засверкала молния, загремел
гром, в течение трех дней и ночей
непрерывно продолжался ливень. По
причине такой непогоды замедлилось
его погребение на три дня, так что
жители села покачивали головой и,
удивляясь, говорили: этот человек
был настолько неприятен Богу, что
даже земля не принимает его для
погребения. Кое-как похоронили его,
несмотря на то, что непогода и дождь
не переставали. Мать же, получив еще
большую свободу после смерти отца,
с большим исступлением предалась
разврату и увеселениям. Но умерла и
она, сподобившись великолепного
погребения; самый воздух, казалось,
принял участие в проводах тела ее.
После ее кончины я осталась в
отроческом возрасте, и уже телесные
вожделения начали действовать во
мне. Однажды вечером я начала
размышлять, чью жизнь мне избрать в
подражание. Можно ли жить, как отец,
который жил скромно, тихо и
воздержанно, но во всю свою жизнь не
видел ничего доброго для себя, всю
ее провел в болезни и печали, а
когда скончался, то даже земля не
принимала его тела? Если бы такая
жизнь была угодна Богу, то почему
отец подвергся стольким бедствиям?
Лучше жить, как жила мать, сказало
мне помышление: предаваясь
вожделениям и роскоши. Лучше верить
собственным глазам и тому, что
очевидно, лучше наслаждаться всем,
чем верить невидимому и
отказываться от всего. Когда я
согласилась в душе моей избрать
жизнь, подобную жизни моей матери,
настала ночь, и я уснула. Во сне
предстал мне некто высокий ростом с
гневным взором; грозно взглянул он
на меня, гневно и строго сказал:
"Исповедуй мне помышление сердца
твоего. Какая жизнь тебе больше
понравилась?" Растерявшись от
страха и забыв все помышления мои, я
сказала, что не имела никаких
помышлений. Но он напомнил мне все,
о чем я размышляла втайне души моей.
Он .сказал мне: "Поди и повидай
обоих, отца и мать, потом
избери'жизнь по желанию". С этими
словами он схватил меня за руку и
повлек. В эту ночь я увидела отца
своего в прекрасном райском саду. А
мать - в гееннском огне, горевшую и
не сгорающую, охраняемую бесами.
Она со слезами кричала: "Дочь моя!
помоги мне. Не презри плача твоей
матери! Вспомни страдания мои в
день твоего рождения!". Я тоже
рыдала и кричала. Этот крик
разбудил моих домашних. Я
рассказала им видение свое. Тогда я
решила последовать жизни отца
моего, удостоверившись, по
милосердию Божию, в тех муках, какие
уготованы ведущим порочную
жизнь". Отечник (82, 541-544).
Жил в Карфагене некий Таксиот, проводивший греховную жизнь. Однажды Карфаген постигла заразная болезнь, от которой умирало много людей. Таксиот обратился к Богу и покаялся в своих грехах. Оставив город, он с женой удалился в одно селение, где и пребывал, проводя время в богомыслии. Спустя некоторое время он впал в грех с женой крестьянина и через несколько дней был ужален змеей и умер. Неподалеку от того места стоял монастырь. Жена Таксиота отправилась туда и упросила монахов похоронить тело мужа в церкви. Его похоронили в третьем часу дня. А в девятом из могилы послышался громкий крик: "Помилуйте, помилуйте меня!" Монахи тотчас разрыли могилу и нашли Таксиота живым; в ужасе они спрашивали его, что с ним случилось? Но Таксиот от сильного плача не мог ничего сказать и только просил отвести его к епископу Тарасию. Епископ три дня упрашивал его рассказать, что он видел, но только на четвертый день Таксиот стал разговаривать и рассказал следующее: "Когда я умирал, я увидел бесов, стоящих передо мною; вид их был страшен, и душа моя смутилась. Потом увидел я двух юношей, очень красивых; душа моя устремилась к ним и тотчас мы как бы взлетели от земли. Мы стали подниматься к Небу, встречая на пути мытарства, удерживавшие душу всякого человека и истязующие каждое об особом грехе; одно о лжи, другое о зависти, третье о гордости, ибо каждый грех в воздухе имеет своих испытателей. И вот я увидел в ковчеге, держимом Ангелами, все мои добрые дела, которые Ангелы сравнили с моими злыми делами. Так мы миновали мытарства. Когда же, приближаясь к вратам небесным, пришли на мытарство блуда, стражи задержали меня там. Но Ангелы сказали: "Все телесные грехи, которые ты сделал. Бог простил тебе, ибо ты покаялся в них". Но противные духи сказали мне: "Но когда ты ушел из города, ты согрешил с женой крестьянина". Тогда злые духи начали бить меня и повели вниз... и я по узким темным и смрадным скважинам сошел до самой глубины темниц адовых, где во тьме вечной заключены души грешников, где нет жизни людям, а одна вечная мука, неутешный плач и несказанный скрежет зубов. Невозможно передать всех страданий, нельзя пересказать всех мук и болезней, которые я видел. Стонут из глубины души - и никто о них не милосердствует; плачут - и нет утешающего; молят - и нет внимающего им и избавляющего их. И я был заключен в этих мрачных, полных ужасной скорби местах, и плакал я горько и рыдал от третьего часа до девятого. Потом увидел я малый свет и пришедших туда двух Ангелов. Я прилежно стал умолять их о том, чтобы они извели меня из того бедственного места для раскаяния перед Богом. Ангелы сказали мне: "Напрасно ты молишься, никто не исходит отсюда, пока не настанет время Всеобщего Воскресения". Но так как я продолжал усиленно просить и умолять их и обещал раскаяться в грехах, то один Ангел сказал другому: "Поручаешься ли за него в том, что он покается от всего сердца, как обещает?". Другой сказал: "Поручаюсь!" Потом он подал мне руку. Тогда вывели меня оттуда на землю и привели к гробу, где лежало мое тело, и сказали мне: "Войди в то, с чем ты разлучился". И я увидел, что душа моя светится, как жемчуг, а мертвое тело было грязно и зловонно, и я не хотел войти в него. Ангелы сказали мне: "Невозможно покаяться без тела, которым ты совершил грехи". Тогда я вошел, ожил и начал кричать: "Помилуйте меня!" Святитель Тарасий сказал ему: "Вкуси пищи". Он же не хотел ничего есть, но ходил от церкви к церкви, падал ниц и со слезами и глубоким воздыханием исповедовал грехи свои и говорил всем: "Горе грешникам: их ожидает вечная мука; горе не приносящим покаяние, пока имеют время; горе осквернителям тела своего!" По воскрешении своем Таксиот прожил сорок дней и очистил себя покаянием. За три дня он провидел свою кончину и отошел к милостивому и человеколюбивому Богу. Пролог в поучениях (81, 572-574).
предыдущий материал | оглавление | продолжение... |