Истинный христианин есть тот, который искренне исповедал пред Богом и Ангелами во время Крещения своего, что отрекся от диавола и всех сатанинских дел его и дал обет служить Христу Господу, исполняя все Его святые заповеди, и таким образом сподобился таинственно принять сокровенную благодать Божию и ощутить ее в духе, то есть осознать духом, что принял ее. Как только получит кто благодать, тотчас отвращается от плотских стремлений, начинает ненавидеть мирские похоти и благодатию Божиею становится неподвластен им и мертв для них. От этого Божественные заповеди Христовы он исполняет со всякой радостью и усердием, а к какой-либо сласти плотской, или к стяжаниям, или к чести и славе уже не лежит у него душа, как бы он находился вне тела и вне мира, как говорит Господь: "Вы не от мира" (Ин. 15, 19). Будучи же так соединен с благодатию Всесвятого .Духа, он радуется всегда и поет: буду веселиться о Господе, возрадуюсь о Боге, Спасителе моем (Пс. 103, 34; Лк. 1, 47) (60, 149-150).
Что грешил кто или грешит - это, конечно, есть великая беда, но еще не окончательная, не крайняя. Крайняя беда та, когда кто не хочет подвизаться, чтобы воспринять благодать Господа нашего Иисуса Христа, потому что это значит обречь себя на грех, а через грех и на гибель. Ибо невозможно не быть в грехе тому, кто не имеет общения с Христом Господом, то есть не имеет Божественной благодати. В том и праведность, чтобы иметь причастие и общение со Христом Господом. Кто не имеет общения с Господом Иисусом, тот никак не может быть чист от греха. А кто имеет общение с Господом Иисусом, над тем никогда не будет господствовать грех, так как христиане в самом Христе живут, движутся и существуют (Деян. 17, 28). Скажу кратко: тщетно именуется христианином тот, кто не имеет в себе благодати Христовой ощутимо, то есть так, чтобы по опыту знал, что имеет в себе такую благодать. Кто не имеет такой благодати, это явно бывает от неблагоговения и дерзости его в отношении к священному и божественному, также от гневливости, от несмиренного мудрования, от тщеславия и другого подобного. И наоборот, кто имеет ее, это бывает явно из страха и благоговения его перед всем божественным и из нрава его, кроткого и смиренномудрого. Он знает, что ничего доброго не может исполнить сам собою, без благодати Христа Господа, который стал человеком, как и мы, чтобы, вступая в сродство с Ним и получая благодать Его, мы могли вести такую жизнь, какая подобает человеку. Впрочем, бывают и такие, которые ведут ангельскую жизнь, пребывая еще в этом мире с телом, когда весь Иисус Христос соединяется с их душою и телом и становится единым с этими мужами духовными, так что и они могут говорить с божественным Павлом: "уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал. 2, 20) (60, 204-205).
Бог от всякого христианина прежде всего и во главе всего требует, чтобы он всегда исповедовал прежние грехи свои, чтобы, помня их во всякое время, он всегда имел самоуничиженное и смиренное мудрование и не презирал других. Во-вторых, требует, чтобы он каялся пред Ним и молился Ему обо всем, в чем грешит каждодневно, волею или неволею, в ведении или в неведении, ибо невозможно, чтобы чело век провел хоть один день без того, чтобы не впасть в какое-либо согрешение, большое или малое, потому что грех бывает и словом, и делом, и помышлением. Так как они - дела, слова и помышления - быстро чередуются или действуют совместно в продолжение дня, то и не усмотришь, как погрешишь не в одном, так в другом. Но кто погрешает, тот и падает; падшему нет оправдания, но спасается он по единому беспредельному благоутробию Божию. В-третьих, поскольку грехи бывают по причине немощности мысли и душа поэтому имеет нужду в укреплении свыше, надлежит христианину всегда умолять Бога, да дарует ему духовную силу, которая есть сокровенная благодать Господа нашего Иисуса Христа, укрепляющая ту душу, которую посещает, и просвещающая ее, чтобы видела зло как зло и добро как добро и при содействии этого просвещения и этой силы ходила бы безопасно среди сетей этого лукавого мира, не уловляемая ими. Человек страдает некой сокровенной болезнью, великой и нелегко распознаваемой, которая так велика и так чрезмерна, что подобной никогда не было и никогда не будет. Поэтому необходимо было самому Богу прийти, чтобы исправить и уврачевать ее. При всем том, однако, люди не знают об этом и живут в совершенной беспечности, нисколько не печалясь из-за этой болезни по причине нечувствия своего. Ибо кто знает эту болезнь, тот и чувствует ее; кто чувствует, у того болит об этом душа; а у кого она болит, тот ищет оздоровления и всячески старается исцелиться от этой болезни (60, 133-134).
Где истинное смирение, там и
глубина смиренномудрия; где
смиренномудрие, там и воссияние
Святого Духа; где воссияние Святого
Духа, там обильное излияние света
Божия и Бог с премудростию и
ведением таин Его; где это, там
Царствие Небесное, и сознание
Царствия, и сокровенные сокровища
боговедения, в которых и явления
духовной нищеты; где чувство
духовной нищеты, там
радостетворный плач и непрестанные
слезы, которые очищают душу от
всяких привязанностей и
пристрастий и делают всю ее светом.
Когда же просветится таким образом
душа и хорошо узнает Владыку своего
и Бога, тогда начнет она со всем
усердием приносить плоды и прочих
добродетелей Ему и Христу Господу.
И подобает так. Ибо, всегда
напояемая и питаемая слезами, она
совсем угашает в себе гнев, и
становится вся кроткой и
неспособной сердиться, и тогда
алчет и жаждет, то есть сильно
желает и ищет узнать оправдания
Божии и приобщиться им, а вместе с
этим становится милостивой и
сострадательной. От всего же этого
еще более чистым становится сердце
ее, и приходит в созерцание Бога, и
чисто видит славу Его, по
обетованию Его: "ибо они Бога
узрят" (Мф. 5, 8). А те, у кого души
таковы, есть воистину миротворцы и
нарицаются сынами Божиими, которые
чисто знают Отца своего и Владыку и
любят Его от всего сердца своего,
терпя ради Него всякую тяготу и
скорбь, когда бывают поносимы,
укоряемы и теснимы за праведные
заповеди Его, которые повелел Он
нам соблюдать, когда бывают
всячески оскорбляемы и гонимы и
переносят всякое злословие, какое
неправедно изрыгают против них
ради имени Его святого, радуясь, что
сподобились принять бесчестие от
людей за любовь к Нему.
Узнали ли теперь, братия мои,
истинную печать Христову?
Уразумели ли, верные, в каких
признаках обнаруживается верность
христианина? Поистине одна только
есть печать Христова - осияние Духа
Святого, хотя много есть видов
воздействий Его и много знамений
силы Его. Самое первое и
необходимое есть смирение, так как
оно - начало и основание. Ибо
говорит Бог: "На кого Я призрю: на
смиренного и сокрушенного духом и
на трепещущего пред словом Моим"
(Ис. 66, 2). Второе есть плач,
источающий непрестанные слезы, о
которых желал бы я много сказать, но
не нахожу достаточно слов, какими
мог бы должным образом беседовать о
них. Чудо неизъяснимое! Текут
зримые слезы из зримых очей и
омывают душу невещественную от
скверн греховных; падают на землю,
но низвергают демонов и
освобождают душу от невидимых уз
греха. О слезы! вы, источаясь от
действия Божественного
просвещения, отверзаете самое Небо
и низводите Божественное утешение.
От этого утешения и от сладости
духовной, какие испытываю, опять
говорю и многократно буду
повторять то же, что где слезы с
истинным ведением, там и осияние
Божественного света, где осияние
этого света, там и дарование всех
благ, там внутри сердца отпечатлена
и печать Святого Духа, Которым
порождаются и все плоды жизни. От
слез приносится Христу кротость,
мир, милостивость, сострадание,
доброта, благость, вера,
воздержание. От слез происходит то,
что иной любит врагов своих и
умоляет о них Бога, радуется в
искушениях и хвалится скорбями,
смотрит на грехи других как на свои
собственные и плачет о них, и с
готовностью предает жизнь свою на
смерть за братий своих.
Послушайте же, умоляю вас, братия
мои христиане, и пробудитесь от
усыпления! Войдите в самих себя и
посмотрите, воссиял ли свет
Божественной благодати внутри
сердец ваших, посмотрите, увидели
ли вы великий свет ведения, посетил
ли вас Восток с высоты и светит ли
Он вам, сидящим во тьме и сени
смертной? Бог ни в чем не имеет
недостатка, будучи преисполнен
всех благ и совершенств. Ничего Ему
от нас не нужно, кроме одного нашего
спасения. Спасение же наше иначе не
может состояться, если не изменится
ум наш и не станет иным действием
силы Божией, так чтобы стал он умом
обоженным, то есть бесстрастным и
святым. Обоженным бывает тот ум,
который внутри себя имеет Бога.
Впрочем, чтобы он стал таковым сам
от себя, это невозможно. Только тот
ум, который соединяется с Богом
посредством веры и познает Его
через делание заповедей, только
такой наивернейше сподобляется
видеть Его и созерцательно; ибо
через посредство веры, какую имеет
он во Христе, вселяется Христос
внутрь его и делает его обоженным.
Сохраняется же ум обоженным, если
всегда поучается в том, что есть
Христово, и непрестанно внимает
закону Его; ибо поскольку внимает
кто закону Христову, постольку
соблюдает и заповеди Его (и через
это содержит себя обоженным); и,
наоборот, кто имеет ум обоженным,
тот по тому самому всегда поучается
в том, что Христово, непрестанно
внимает закону Его и творит
заповеди Его.
Будем же подвизаться, возлюбленные,
в том, чтобы питать и возжигать в
себе обильнейший Божественный
огонь, то есть любовь Божию,
посредством делания заповедей
Христовых, ибо посредством их
возгорается в нас Божественный
огонь и посредством их же
обыкновенно увеличивается он. Как
обычный огонь возгорается в
веществе, в дровах и в чем-нибудь
другом горючем, так что когда малая
искра падет на такое вещество, то
возжигает большое пламя, которое
делается потом тем большим, чем
больше находит горючего вещества,
таким же образом действует и умный
огонь в отношении к умному (или в
умной области). Что горючее
вещество для обычного огня, то
разумная душа, имеющая в себе как бы
горючее вещество - заповеди
Христовы,- для огня Божества.
Божество, то есть Божественная
благодать, сама по себе, одна, не
бывает явной, если не низойдет в
разумную душу. Как обычный огонь
невидим, если не найдет горючего
вещества, так и умный огонь не
является в умном, если не найдет
вещества заповедей Божиих. Господь
и говорит: "Кто имеет заповеди
Мои и соблюдает их... и Я возлюблю
его и явлюсь ему Сам" (Ин. 14, 21).
Обычный огонь, прежде чем проявится
в вещественном, бывает сокрыт;
подобно этому и Божественный огонь,
прежде чем проявится в умных душах,
бывает сокровен. И еще, начало
обычного огня непонятно, потому что
он сокрыт внутри вещественного;
равным образом и начало умного огня
непостижимо, потому что он сокровен
в умном. Впрочем, чувственный огонь
- одного естества с чувственным, а
огонь умный не одного естества с
умными душами, ибо Творец не одного
естества с тварью. Следовательно,
умный огонь гораздо более сокровен
в умном, чем чувственный в
чувственном.
Рассмотрим же, братия, и исследуем
самих себя до точности, есть ли в
нас печать Христова, и по указанным
выше признакам постараемся еще не
имеем печати Его и не видим, чтобы
были в нас те признаки, о которых мы
сказали, но более видим все
противоположное тому, то есть что и
прелестный мир живет в нас, и мы, к
несчастью, живем в нем, что высоко
ставим временные блага мира, а в
скорбях, находящих на нас,
изнемогаем, при бесчестиях
печалимся, а при чести, богатстве и
наслаждениях мирских и плотских
радуемся и веселимся,- тогда горе
нам по причине зла, которым
страдаем, горе нам по причине
неведения и омрачения,
покрывающего нас, горе нам по
причине окаянства и нечувствия,
которые господствуют над нами!
Всецело ниспали мы вниз, к земному,
мирскому и чувственному. Поистине
бедны мы и несчастны, далеки от
жизни Вечной и Царства Небесного,
потому что не стяжали еще в самих
себе Христа, но имеем еще в себе мир
живым, поскольку живем в нем и
мудрствуем земное. А кто таков, тот
явно враг Богу, потому что
пристрастие к миру есть вражда к
Богу, как говорит божественный
апостол: "Не любите мира, ни того,
что в мире" (1 Ин. 2, 15), ибо
"дружба с миром есть вражда
против Бога!" (Иак. 4, 4). Нельзя
Богу работать и по человеку жить (60,
35-40).
Бог есть свет и сообщает от
светлости Своей тем, с кем
соединяется, по мере очищения их. И
тогда погасшая лампада души, то
есть омраченный ум, познает, что
зажглась и засветилась, потому что
объял ее Божественный огонь. О чудо!
Человек соединяется с Богом
духовно и телесно, потому что душа
его при этом не отделяется от ума,
ни тело от души. Так как Бог
вступает в единение со всем
человеком, то есть с его душою и
телом, то и он соделывается
тройственным, как бы триипостасным
по благодати,- из тела, души и
Божественного Духа, от Которого
принял благодать. Тогда
исполняется сказанное царем и
пророком Давидом: "Я сказал: вы -
боги, и сыны Всевышнего" (Пс. 81, 6).
Сыны Всевышнего по образу, то есть
сыны Всевышнего и по подобию, так
как сподобились быть порождениями
божескими от Божественного Духа.
К таковым сказал и всегда говорит
Христос: "Пребудьте во Мне" и
принесете много плода (Ин. 15, 4),
многим плодом называя множество
людей, обретающих через них
спасение. И еще говорит: ветвь, если
не будет на лозе, засохнет и будет
ввержена в огонь. "Пребудьте во
Мне, и Я в вас" (Ин. 15, 4). А что
Христос пребывает в нас и мы в Нем,
этому сам Он учит, когда говорит:
"Как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе,
так и они да будут в Нас едино"
(Ин. 17, 21). И, желая полнее
представить это, снова берет слово
и говорит: "Я в них, и Ты во Мне; да
будут совершены воедино" (Ин. 17,
23). Для большего же еще убеждения
слушавших говорит и это: "И славу,
которую Ты дал Мне, Я дал им: да
будут едино, как Мы едино... и да
познает мир, что Ты... возлюбил их,
как возлюбил Меня" (Ин. 17, 22, 23).
Очевидно теперь, что как Отец по
естеству пребывает в Сыне и Сын в
Отце, так и те, которые, уверовав,
родились снова от Духа Святого и
сделались братьями Христу и Богу по
дару Его и сынами Божиими,
пребывают в Боге и Бог в них, по
благодати.
Которые же не сделались таковыми и
всецело не изменились деянием,
разумом и созерцанием - такие как не
стыдятся говорить, что они
христиане? Как дерзают они
отверзать уста свои и без стыда
возвещать сокровенные тайны Божии?
Как не стыдятся они ставить себя в
число истинных христиан и
духоносных мужей, не имея в себе
ничего духовного и не только
радения, но и помышления о том не
имея? Как некоторые из таких не
трепещут вступать на степень
диаконства и иерейства и
священнодействовать Пречистое
Тело и Кровь Господа? Поистине
недоумеваю. Конечно, слепота ума и
сопутствующее ей нечувствие, и
неведение, и рождающееся от них
самомнение делают то, что такие
попирают, как прах, истинное золото
и многоценный камень - Господа
нашего Иисуса Христа. Но горе им за
эту их страшную дерзость, по
которой осмеливаются они восходить
на такие степени, с такой великой
безбоязненностью пред Богом и
небрежением о божественных вещах,
как будто малых и ничтожных, и это
только для того, чтобы казаться
выше других. И кто после этого будет
называть их христианами? Преподобный
Симеон Новый Богослов (60, 228-230).
Таинственного общения с Господом
нашим Иисусом Христом сподобляются
верующие во Святом Таинстве
Крещения.
В Крещении и (Миропомазании)
благодать входит внутрь - в сердце
христианина и потом постоянно
пребывает в нем, помогая ему жить
по-христиански и восходить от силы
в силу в духовной жизни (117, 90).
Жизнь есть сила действовать. Жизнь духовная есть сила действовать духовно, или по воле Божией. Такая сила потеряна человеком и пока снова не дастся ему, он не может жить духовно, сколько бы ни полагал намерения. Вот почему излияние благодатной силы в душу верующего существенно необходимо для жизни истинно христианской. Истинно христианская жизнь есть жизнь благодатная. Возводится человек до святой решимости, но, чтобы он мог и действовать по ней, необходимо, чтобы с его духом сочеталась благодать. При этом сочетании нравственная сила, знаменуемая только первым воодушевлением, запечатлевается в духе и остается при нем навсегда. В этом-то восстановлении нравственной силы духа и состоит действие возрождения, совершаемого в Крещении, где ниспосылается человеку как оправдание, так и сила действовать "по Богу", в праведности и святости истины" (Еф. 4, 24). Епископ Феофан Затворник (117, 90-91).
Обращают внимание на
христианское воспитание, но не
доводят его до конца или оставляют
без внимания существеннейшие и
труднейшие стороны христианской
жизни, останавливаясь на легчайших,
видимых, внешних. Это недоконченное
или не как следует направленное
воспитание дает лиц, которые
тщательно соблюдают все
установившиеся порядки
благочестивой жизни, но мало
обращают или совсем не обращают
внимания на внутренние движения
сердца и на истинное преуспеяние
внутренней духовной жизни... Они
чужды смертных грехов, но за
движениями помыслов сердечных не
смотрят. Оттого иногда и посудят, и
потщеславятся, и погордятся, и
посерчают в чувстве правоты своего
дела, увлекутся иногда красотою и
утехами, иногда даже обидят в
порыве неудовольствия, поленятся
помолиться, и в молитве расхищаются
в помышлениях суетных, и прочее
подобное - и ничего им. Движения эти
малозначительны для них. Сходили в
церковь или дома помолились, по
заведенному порядку, исправили
свои обычные дела - и совершенно
довольны и покойны. А что при этом
происходит в сердце, им мало заботы;
между тем оно может ковать зло и тем
отнимать всю цену у их исправной
благочестивой жизни...
Возьмите теперь такой случай:
совершавший дело спасения неполно
пришел в чувство этой неполноты,
увидел неверность своего пути и
ненадежность своего труда.
Таким образом, кто-нибудь
обращается от внешнего благочестия
к внутреннему. Наводит его на это
или чтение книг о духовной жизни,
или беседа со знающими, в чем
существо христианской жизни, или
недовольство своими трудами, чутье,
что чего-то недостает и все будто не
так идет. При всей исправности он не
имеет внутреннего покоя; нет в нем
того, что обетовано истинным
христианам,- мира и радости в Духе
Святом (Рим. 14, 17). Когда зародится в
нем это беспокойное помышление,
тогда беседа со знающими или книга
растолковывают ему, в чем дело, и
указывают существенный недостаток
в строе его жизни - недостаток
внимания к внутренним движениям и
самоуправлению. Уразумевает он, что
существо жизни христианской
состоит в том, чтобы стать умом в
сердце перед Богом в Господе Иисусе
Христе, благодатью Святого Духа, и,
оттуда управляя всеми движениями
внутренними и всеми движениями
внешними, все в себе, и малое, и
великое, обращать в служение Богу
Триипостасному, принеся Ему
всецелую жертву сознанием и
свободой (117, 78-79).
Осознав, в чем существо жизни христианской, и не находя ее в себе, ум начинает работать, чтобы добиться этого, читает, размышляет, беседует. При этом та истина, что жизнь зависит от соединения с Господом, представляется в разных видах и обсуждается, но все еще остается далекой от сердца, еще не ощущается, оттого и плода не приносит (117, 79).
Обращается внутрь ревнитель и что, думаете вы, здесь находит? Непрестанное брожение мыслей, непрестанные страстные приражения, косность и холодность сердца, упорство и неподвижность на послушание, желание делать все по-своему, словом, находит у себя внутри снова все в очень дурном состоянии. Опять разгорается ревность, и труды обращаются уже на свою внутреннюю жизнь, на мысли и расположения сердца. В руководствах к внутренней духовной жизни он найдет, что надо внимать себе, надо наблюдать за движениями сердца, чтобы не допустить ничего недоброго, надо Бога помнить и прочее. Начинаются труд и усилие в этом направлении. Но мыслей не удержишь, как подвижного воздуха, дурных чувств и движений не можешь пропустить, как дурного запаха от гниющего трупа, и к памятованию о Боге не поднимается ум, как намокшая и подмерзшая птица. Что же делать? Говорят: терпи и трудись. Идет терпение и труд, а внутри все одно и то же. Попадается наконец кто-нибудь из знающих дело и растолковывает: оттого у тебя все нестройно внутри, что там господствует разложение сил: ум идет своим чередом, а сердце - своим. Надо ум соединить с сердцем, тогда брожение мыслей прекратится, и ты получишь руль для управления кораблем души - рычаг, которым начнешь приводить в движение весь твой внутренний мир. Как же это? Навыкни умом в сердце молиться: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!" И эта молитва, когда научишься совершать ее как следует, или лучше, когда она привьется к сердцу, приведет тебя к желаемому концу: она сочетает ум твой с сердцем, она уложит брожение мыслей и даст тебе силу править движениями твоей души (117, 79-80).
При благоприятном обороте дела,
подумав, решается человек не
вдаваться более в развлечения, а
жить себе по внушениям страха Божия
и совести с самоотвержением. За это
решение благодать Божия,
действовавшая до сих пор извне,
входит внутрь через Таинства, и
немощный дух человека делает
мощным. На эту сторону совсем уже
переходит сознание и свобода, и у
человека начинается внутренняя
жизнь перед Богом, жизнь истинно
свободная, разумно-самодеятельная.
Потребности душевно-телесные и
требования внешних случайностей
уже не развлекают его, он начинает
управлять ими, как Дух дает. Как
самодержец восседает он на
престоле сердца и оттуда дает
повеления, как чему быть и как что
делать.
Такое самодержавие начинается с
первой минуты внутреннего
переворота и вселения благодати, но
в совершенстве является не сразу.
Часто прорываются прежние владыки
и не только тревогу производят во
внутреннем граде, но нередко и
самого владыку града уводят в плен.
Такие случайности вначале бывают
часто, но сила напряженной
ревности, постоянство внимания к
себе и к своему делу и
благоразумное терпение в трудах по
нему при помощи благодати Божией
все более и более делают их редкими.
Наконец дух становится настолько
крепким, что приражения прежних
воздействований на него бывают для
него то же, что пылинки для
гранитной стены. Дух пребывает в
себе, неисходно стоя пред Богом и
невозмутимо крепко
самодержавствует силой Божией (117,
80-81).
Ищущий внутреннего Царствия Божия, или живого Богообщения, естественно, думает все о Боге, с усилием обращая ум свой к Нему, и читать ему хочется только о Нем, и беседовать. Но одни эти занятия, без других, о которых скажу после, не доведут до искомого. У мистиков одно это занятие выставляется на вид, потому что они теоретики, а не практики. Есть несколько излишества на этот предмет и в католических руководствах к духовной жизни, а это небезопасно. Оно приучает к легкости, ибо легче умствовать, чем, например, молиться или внимать себе: оно располагает к самомнению, как работа ума, которому так сродно кичиться, и может совсем охладить к практике и, следовательно, остановить прочный успе,х, льстя успешностью в этом умственном деле. Поэтому-то здравые учителя остерегают от этого и советуют не вдаваться слишком в это занятие с ущербом для других (117, 81).
Понятнее будет, если скажем о том, что бывает с душой и как нам надо держать себя, когда крепко захочется помолиться или когда потянет на молитву. Это испытывают все в большей или меньшей степени - и на переходе от собственного трудного искания к живому Богообщению, и по достижении его. Состояние это похоже на то, в каком бывает человек, когда о чем-либо задумывается в своей душе, не обращая внимания на внешнюю обстановку, на лица, вещи и события. То же и здесь; только там - дело ума, а здесь - дело сердца. Находит влечение к Богу, душа собирается в себя и становится перед лицом Бога и или изливает перед Ним свои надежды и болезни сердечные, как Анна, матерь Самуилова, или славословит Его, как Пресвятая Дева Мария, или стоит перед Ним в изумлении, как часто стоял святой апостол Павел. Тут все личные действия - мысли, намерения - прекращаются и все внешнее отходит от внимания. Душе самой не хочется заниматься ничем посторонним. Бывает это и в церкви, и даже на молитвенном правиле, или при чтении и размышлении, может быть даже во время каких-либо внешних занятий и среди общества. Но во всех случаях оно не зависит от произвола. Однажды испытавший это влечение может помнить о нем, желать повторения его, напрягаться к нему, но сам своим усилием не привлечет его: оно находит. Произволу остается одно: когда найдет, не позволяй себе расстраивать его, а попекись, сколько есть сил, дать ему простор побольше побыть в тебе (117, 81-82).
Наконец проходит период томительного искания, счастливый искатель получает искомое: находит сердце, и устанавливается в нем умом своим пред Господом, и стоит пред Ним неотходно, как верноподданный перед Царем, и от Него получает власть и силу править всем своим и внутренним, и внешним благоугодно Ему. Это момент, когда Царствие Божие приходит внутрь и начинает проявляться в свойственной ему силе (117, 82).
Начинается труд навыкновения
умной молитве ко Господу - этому
спасительному деланию. Начатки
плодов оживляют веру, вера
усиливает труд и умножает плоды;
дело спеется. В продолжении именно
этого труда навыкновения умной
молитве ко Господу учащаются, по
милости Божией, те влечения внутрь
пред Богом, о которых была уже речь.
А потом приходит и то, что это
вовлечение внутрь укрепляется
навсегда, и внутреннее пребывание
пред Богом становится
непрекращающимся. Вот это и есть
водворение Царствия Божия внутри
нас. Но, прибавим, это есть вместе с
тем и начало для нового круга
изменений во внутренней жизни,
который прилично назвать
одухотворением души и тела...
С психической же точки зрения о
Царствии Божием должно сказать
следующее: Царствие Божие в нас
зарождается, когда ум сочетается с
сердцем, сам срастворившись с
памятью о Боге. Человек тогда
предает Господу, как жертву,
приятную Ему, свое сознание и
свободу, а от Него получает власть
над собой, и силой, от Него
получаемой, правит всем своим,
внутренним и внешним, как бы от Его
лица (117, 82-83).
Что более всего озабочивает ищущего, так это внутреннее нестроение в мыслях и желаниях; вся его ревность обращена на то, как бы устранить это нестроение. К этому другого способа нет, как добыть это духовное чувство, или эту теплоту сердечную, при памяти о Боге. Как только зародится эта теплота, мысли улягутся, внутренняя атмосфера станет ясна, станут видимы все зарождения добрых и недобрых движений души и будет получена власть на отгнание последних. И на внешнее расходится этот внутренний свет, и там дает он возможность отличать должное от недолжного, сообщая и крепость установиться в первом, несмотря ни на какие препятствия. Словом, тогда начинается истинная, действенная духовная жизнь, которая до тех пор была только в искании, а если и проявлялась, то урывками. И при тех влечениях, о которых была речь, бывает теплота, но она прекращается с прекращением влечения. Здесь же теплота, зародившись в сердце, остается неисходной и неотходным держит при себе внимание ума. Когда ум в сердце - это и есть сочетание ума с сердцем, представляющее целость нашего духовного организма. Епископ Феофан Затворник (117, 83-84).
| предыдущий материал | оглавление | продолжение... |