Будет ВАМ МОНАСТЫРЬ...

Многие годы после кончины преподобного Серафима сохранялся в Дивееве рассказ о том, как на праздник Рождества Богородицы батюшка Серафим сказал: «Придет время, и мои сиротки в Рождественские ворота, как горох, посыпятся». - «Какие же это ворота будут?» - все спрашивали сестры. В 1927 году, на наш престольный праздник - Рождество Богородицы, в два часа начиналась малая вечерня. Я в звонарях была. Подошла к двери на колокольне - меня хвать сверху!.. Красная шапка - милиционер! «Стой!» - не дает открывать. «Как стой? Нам уже время!» «Вам, - говорит, - время, а нам нет». В недельный срок монастырь был закрыт. И разлетелись мы, кто куда. А дождик лил!.. Люди на нас и Господь на нас! Сестры вспомнили: «Батюшка Серафим, вот и Рождественские ворота!» Власти нам предложили: можете оставаться, но только уже не одевайте монашескую одежду, будьте, как все люди. И в мастерской, где работать, чтоб икон не было, а поставьте Ленина. На это никто не согласился. Был у нас тогда тайно один архиерей. Он сказал: «Вот вас из монастыря выгоняют, а монашества мы с вас не снимаем, хоть и в миру, а монашество свое берегите». Монастырь оказался за стенами обители, за Канавкой преподобного Серафима. Сестры расселились в округе, тайно собирались для службы, молитвенного правила не оставляли. Изредка странствующие священники, иеромонахи, а то и епископы служили по домам литургии. Так продолжалось десять лет, до 1937 года. А в тридцать седьмом объявилась тройка - суд, судить нас. «Ходили в церковь?» - «Ходили». - «Значит, бродяги!» Давали кому по три годочка, кому по десяточке. Уже на пересылке один священник, тоже арестованный, смеялся: «Ну, батюшка Серафим целый этап монашек пригнал!» Была у нас, когда мы еще в Дивееве вокруг монастыря жили, блаженная - Мария Ивановна. Она при мне помирала, я за ней ухаживала. Тогда мы все у нее спрашивали: «Машенька, когда же обратно в монастырь?» -«Будет, будет вам монастырь, мы с матушкой казначеей (а матушка казначея к тому времени уже лет пять покойницей была) начнем вас в монастырь вызывать. Только называться вы будете не по именам, а по номерам. Вот тебя, - говорит, - Фрося, будут звать «триста тридцать восемь». Так и сказала: «Мы тебя позовем с казначеей: «Триста тридцать восемь!» Я это запомнила. А когда в тюрьму взяли, мне этот номер и дали. Вот тебе и монастырь! Охранники всякие были, были и хорошие. Везли нас в Ташкент в вагонах. Зима, а охранник наверху, холодно ему. Только поезд тронется, он нам стучит: «Запевайте «Барыню». А какая «Барыня»? Мы пели «Благослови душе моя Господа», всенощную. В Ташкенте уж другие нас встретили. Была «генеральная проверка». Там все поснимали. И когда сняли крестик, такое было чувство, будто перед тобой Сам Господь распятый... Как же без креста? Мы пряли на узбекских прялках, а в них вилки деревянные, чуть обрезать - и крестик будет. Такие крестики мы и сделали. А когда пошли в баню, начальнику сразу доложили: монашки опять в крестиках. Но тут уж оставили нас, снимать не стали. Не знаю, как люди, а монашки так думали: все это Божие попущение за грехи народа и пришло время потерпеть. В лагере монастырь просуществовал до конца сороковых годов. Сроки заканчивались, и сестры постепенно снова собирались вокруг обители. Устраивались работать кто в колхозе, кто в Дивееве, который стал райцентром. Наступили хрущевские гонения. Собираться вместе для молитвы стало совсем опасно. Но Господь не оставлял: как раз в это время в городе жила последняя великая дивеевская блаженная Анна Бобкова.

Умирали старые монахини. На их место заступали новые. Молитвенная дивеевская жизнь все эти годы не прекращалась ни на день. В конце концов все вернулось на круги своя, к общине, подобной общинке первоначальницы матушки Александры: также сестры, ищущие монашества, собираются в Дивееве для совместной подвижнической жизни. Кстати, сбылось еще одно из пророчеств преподобного Серафима о Дивееве. Он запрещал сестрам называть Казанскую церковь - ту, которая была еще при нем, - приходской, хотя и при жизни Преподобного, и до самого закрытия в 1927 году эта церковь в отличие от монастырских была именно приходской. Батюшка говорил, что церковь эта будет монастырской, а мирская, тоже Казанская, будет в другом месте. Так и получилось. В 1988 году дивеевский исполком выделил для строительства церкви дом прямо над источником Казанской Божией Матери. Новый храм освятили, конечно, в честь этой иконы 22 апреля, в Лазареву субботу 1989 года. «Не хлопочите, и не доискивайтесь, и не просите монастыря, - говорил преподобный Серафим первым дивеевским сестрам, - придет время, без всяких хлопот прикажут вам быть монастырем, тогда не отказывайтесь». Так случилось и на этот раз. Председатель исполкома встретил на улице помощницу старосты и неожиданно сказал, чтобы община готовилась принимать монастырский Троицкий собор. Та прибежала к старосте и закричала с порога: «Катерина, храм отдали!»

В Дивееве сейчас две действующие церкви. 30 апреля 1990 года, на Похвалу Богородицы, при огромном стечении паломников со всей Руси архиепископом Нижегородским и Арзамасским Николаем был освящен Троицкий собор, а позже, в день преподобного Серафима, 1 августа, освящены приделы Серафимовской и иконы Божией Матери «Умиление». Серафимо-Дивеевский монастырь возрождается.

Митроф. прот. ВАСИЛИЙ БОЩАНОВСКИЙ

Прошлое!.. Как дорого и незабвенно оно! Вспомнишь о нем, и душу скорбную отведешь.. Конечно, и оно не без пятен, но где их нет? Больше. Возможно, в нем, прошлом, не было такого комфорта, внешнего блеска, удобства, которыми так богато наше настоящее. Но зато в нем, прошлом, живо чувствуется нечто иное: великое, святое, захватывающее душу, дух подымающее, нежно ласкающее сердце.

А как необходимо это нечто для полноты и духовной красоты человеческой жизни! Как без красного лучезарного солнышка нет настоящей радости и полноты в жизни окружающей нас природы, так без живого ощущения святости, присутствия неземного идеала не красна жизнь человеческая. Без него - небесного идеала - всюду и кругом пусто, сухо, холодно, тоскливо. Сейчас я хочу вспомнить и рассказать об одном из светлых событий моего далекого прош лого. Разумею, незабвенные дни Саровских торжеств при открытии и прославлении мощей преподобного Серафима Саровского. На этих торжествах я имел счастье лично присутствовать.

Это было давно, 19. VII. 1903 г. Тогда жива, мощна и славна была великая Россия - Русь Святая Православная. Тогда на русском престоле сидел царь - Божий помазанник; тогда великий русский народ был свободным и мирно творил свою нелегкую историческую работу. Незабвенное время. Время великих и светлых надежд. Всем казалось, что XX век будет временем мира, плодотворной работы и процветания всех народов. Такова была общая мечта, волновавшая всех - старых и молодых. Вот в это время великих ожиданий и светлых надежд Господу угодно было послать России великую радость - пережить великому русскому народу светлые дни Саровских торжеств. Извещение о предстоящем прославлении мощей преподобного Серафима Саровского было обнародовано задолго до самых торжеств. Дошло это извещение до нас, жителей Крыма. Заволновалась вся молодая паства, состоящая из воспитанников и воспитанниц евпаторийских мужской и женской гимназий. Скоро образовалась целая группа желавших побывать на предстоящих торжествах. Поднялся вопрос: как осуществить это желание? Решено запросить администрацию монастыря: «Возможно ли учащимся паломникам рассчитывать на какой-либо приют в стенах монастыря?» Ответ был скоро получен, но ма лоугешительный. Предвидится громадный наплыв паломников. Монастырь уже сейчас переполнен. Поэтому предоставить приют учащимся паломникам в дни самых торжеств монастырь не имеет никакой возможности.

Пришлось мне ехать одному. Жаль! 12 .07 поездом из Симферополя я выехал в дальний путь. Быстро мчится поезд. Мелькают станции, деревушки, скошенные пашни. Крым остался уже позади. Предо мной моя дорогая Малороссия с ее вишневыми садами, белыми мазанками, покрытыми камышом, а то и соломой. Ширь, даль и необъятный простор. Какая прелесть! Поезд все дальше и дальше уходит на север. Уже замелькали деревушки Великороссии с их частыми потоками, березками, плакучими ивами. Все тот же простор, та же ширь, нередко осеняемая золотым крестом православных храмов с их зелеными луковками. Вот она - Русь Святая Православная!..

Миновали Харьков, Орел, Тулу. Все ближе к Москве. Сердце бьется учащенно. Скоро увижу ее, белокаменную Москву, сердце России, сокровищницу русской святыни. Но вот протяжный свисток: поезд сильно вздрогнул и зашипел, как бы переводя дух после долгого и томительнаго бега. Мы в Москве. Шумно, суетливо и тесно на перроне. Одни встречают, другие провожают. Приветствия, громкие поцелуи, пожелания звучат на всем протяжении вокзального пространства.

Я решил сделать перерыв, на сутки задержался в Москве, чтобы взглянуть на нее, поклониться ее святыням. К моему счастью, скоро нашелся и попутчик-москвич, мой хороший знакомый по Крыму. Под его руководством за день я успел бегло осмотреть достопримечательности Кремля, посетить кремлевские храмы, поклониться находящимся в них святыням. Москва зачаровала меня своей святыней, древностью и... своим добродушием.

На следующий день пришлось покинуть белокаменную. Опять на шумном вокзале. Поезд, отходящий на Нижний Новгород, переполнен. Большинство едет к преподобному Серафиму. Отрадно на душе. На минуту это настроение было испорчено группой молодцов, с шумом ввалившихся в вагон с песней и гармошкой. Это московские ребята, ехавшие смотреть нижегородскую выставку. Заметив нерасположение к себе находившейся в вагоне публики, буяны прекратили пение, смолкла и гармошка. На следующий день утром я был в Нижнем Новгороде; впервые увидел матушку Волгу; взглянул на город, в котором пламенный патриот Минин положил начало нижегородскому ополчению, освободившему в начале XVII века Москву от поляков и положившему конец московскому лихолетью.

Но вот и Арзамас. Значит, недалеко от заветной обители. Только шестьдесят верст отделяло меня теперь от заветной обители. Только шестьдесят верст отделяло меня теперь от Пре подобного, но как добраться туда? Решить этот вопрос помог мне один станционный служащий. - Вы батюшка, направляетесь в Саровскую обитель?

-Да. - Примите мой совет. Не берите с собою своего чемодана. Помехой будет для вас!..

- Но как же иначе? Ведь там придется ночевать!

- А вы оденьтесь так, чтобы днем не было жарко, а ночью холодно.

- Хитро сказано. Пришлось чемодан оставить на станции, на себя надеть теплый кафтан, который пригодится ночью. Тот же случай нашел мне и подводчика - рязанского мужика. Переодевшись и пересевши в крестьянскую тележку, мы наконец тронулись. Мой подводчик оказался неутомимым рассказчиком. Всю дорогу не смолкал его голос. Рассказывал о святых местах, о преподобном Серафиме и о местных обычаях. Настоящая русская душа, душа нараспашку: речь простая, откровенная, задушевная. Поздно вечером въехали в какое-то село.

- Здесь, - заметил мой ямщик, - подночуем. А завтра рано-рано, до рассвета, опять в путьдороженьку. Устроив меня в избе на печке и пожелав мне спокойной ночи, мой возница и сам ушел на покой.

Уснуть как следует, однако, не удалось. Мысли о предстоящих торжествах, возможности видеть государя, его августейшую супругу, матушку- царицу и других членов царского дома сладостно волновали сердце и отгоняли сон.

Рано утром, только что засерело, мы покинули село. Теперь наша дорога пролегала через девственный лес. Глубь лесная, таинственная тишина, свежесть воздуха, насыщенного ароматом лесных цветов и листвы, положительно опьяняли меня. Кругом густой мрак, и только над головой далеко-далеко на чистом небе горят и мерцают небесные свечки-звезды, проливая свой нежный свет на в глубокий сон погруженную землю. Невыразимая красота, возносящая человеческое сердце, вызывающая в нем трепет глубочайшего благоговения...

Но вот вдали на востоке образовалась как бы маленькая щель, откуда стал врываться в ночную тьму свет. Щель становилась все шире, увеличивался и проникавший через нее свет. Мрак ночи постепенно рассеивался. Из серо-голубой щель становилась багрово-золотистой. Ясно, наступал день, уходила ночь. Очнулся лес, проснулось пернатое царство. Зазвучала дивная песнь. Проснувшаяся природа пела гимн своему Творцу, приветствуя восходящее солнце, которое несло всему живущему тепло и радость. В это время мы подъехали к большой, пересекающей наш путь дороге. Ямщик остановил свою лошадку и стал прислушиваться. Потом, обратясь ко мне, сказал:

- Слышите?

- Да. Как будто бы пение. Что это значит? - Это из женской Дивеевской обители идет крестный ход. Когда крестный ход поровняется с нами, - посоветовал мне мой возничий, - ты, отче, юркни в толпу и присоединись к духовенству, тогда легко и беспрепятственно войдешь в Саровскую обитель.

Я поблагодарил за совет. Ждем. Пение все громче и яснее доносится к нам. Вот показались хоругви, за ними несшие иконы, хор, духовенство и громадная толпа народа. Все пело. Когда крестный ход поровнялся с нами, я, действительно простившись с моим возничим и надев на голову камилавку, юркнул в толпу, присоединился к духовенству и полной грудью запел вместе с ними: «Спаси, Господи, люди Твоя...»

Около 8 утра крестный ход и я вместе с ним благополучно вступил в Саровскую обитель. Отдохнув и немного осмотревшись, я решил посетить администрацию монастыря. Хотелось еще раз попытать счастья... Ничего не вышло. Все было занято и переполнено. Посоветовали искать приюта в бараках, которые построены были в лесу, около двух верст расстояния от монастыря. Что касается участия в церковном богослужении, был дан такой совет: «Сейчас все расписано и заполнено. Но зайдите к нам завтра около 3 часов пополудни; может быть, на ваше счастье, кто-нибудь из назначенных на служение не прибудет, тогда первое свободное место будет предоставлено вам...» Пришлось покориться...

Из монастырской канцелярии я отправился в канцелярию двора, где получил пропуск на беспрепятственный вход и выход из монастыря. Этот пропуск развязал мне руки и я мог теперь свободно выходить и входить в монастырь.

Было около 11 часов дня. Выпив стакан чаю и съев блюдце гречневой каши, решил посетить ближнюю пустыньку, где ископал батюшка Серафим колодезь с целебной водой и где была устроена купальня. Нашелся и хороший попутчик: батюшка из Дивеевской обители - одинаковый со мною по возрасту, милый, хороший, отзывчивый человек. Пошли. Подходим к колодцу и купальне. Стоят бесконечные очереди и к колодцу, и к купальне. Мне страшно захотелось испытать на себе самом действие спасительного источника. Но как преодолеть очередь? Помог батюшка из Дивеева; он упросил привратника пустить меня в купальню вне очереди. Идем. Навстречу из купальни выходит мужчина среднего возраста, высокого роста, темный шатен. Идет и горько плачет. Спрашиваем: «Что с тобой? Чего плачешь?» Оказалось, плакавший во время рубки леса был придавлен павшим деревом и лишился обеих ног, в течении 10 лет лежал пластом на постели. Теперь на носилках он был принесен в купальню и после того, как его окатили водой из колодца преподобного Серафима, он получил внезапно полное исцеление. «Чего же ты пла чешь?» - гудела толпа. «Сюда как больного меня привезли добрые люди. Теперь я здоров и должен возвращаться в свой дом за свой счет, а у меня ни гроша», - утирая слезы, говорил исцеленный. Общий добродушный хохот и выкрик из толпы: «Держи шапку! Добрые люди! Батюшка Серафим дал ему исцеление, а мы своими пятаками поможем ему добраться до его дома». «Откуда, братец?» «Из Витебска», - отвечал исцеленный. Результат получился быстрый и благоприятный для исцеленного: шапка наполнилась деньгами, и лицо плакавшего озарилось светлой улыбкой...

Но вот я в купальне: первая комнатка - раздевальня; вторая в одно окошечко - купальня. Меня предупредили открывать кран только в четверть оборота: «Сильная струя и чрезвычайно холодная вода». Разделся. И, став на колени под кран, осеняю себя крестом и поворачиваю кран. Струя холодной воды ударяет меня с такой силой, что я мгновенно отскакиваю к противоположной стене, выпрямившись во весь рост. Несколько секунд я как бы вне сознания. Потом приятная теплота потекла по всему моему телу. Пар, исходивший из моего тела, окружил меня. Легко, усталости как не бывало. На сердце тихая радость. Слава Богу! «Преподобие, отче Серафиме, моли Бога и о мне!..»

Было уже около 5 часов вечера. Нужно спешить к обители. Время прибытия государя императора приближалось. Белый билетик при мне; он помог мне беспрепятственно войти во двор обители, где уже собралась большая толпа народа для встречи государя. Стоял народ с одной и Другой стороны деревянного помоста, протянутого от главных монастырских ворот до главного (соборного) монастырского храма.

Заметив, что по правую сторону помоста стояли монашествующие и белое духовенство, я примкнул к последнему. Не успел я должным образом осмотреться, как слышу окрик:

- Василий Иванович! Дорогой, ты ли это? Откуда и каким образом попал сюда? - Из Крыма приехал поклониться и помолиться у преподобного Серафима. Оклик принадлежал одному из моих хороших товарищей по Киевской духовной академии, принявшему, как и я, сан священника, а позднее, во дни русской революции, ставшему священно мученником. «Помяни его, Господи, во Царствии Твоем!»

Солнце склонилось почти к закату, когда мощный удар монастырского колокола прорезал воздух. Знак, что царский кортеж приближался к обители.

Навстречу царской семье вышли крестный ход, духовенство, возглавляемое Петроградским митрополитом Антонием (Вадковский), два хора: митрополичий и архиерейский тамбовского кафедрального собора.

Все подтянулось и притихло. Монастырский двор все больше и больше пополнялся новыми Паломниками. Было объявлено, чтобы при вступлении царской семьи в обитель и ее следовании в главный монастырский храм хранилась полная тишина. Народное приветствие должно начаться только после встречи государя в соборе.

Удары колокола мерно потрясали воздух. Собравшиеся в монастырском дворе стали прислушиваться. Далеко-далеко где-то послышалось стройное пение. Приближаясь, оно становилось все яснее и отчетливее. Ясно, крестный ход уже с царем повелителем великой России Божиим помазанником, приближался к обители. Вдруг мощно заговорили-запели все монастырские колокола. Мурашки пробежали по телу, сердце учащенно забилось. Крестный ход у самого монастыря. Еще минута - и через главные монастырския ворота стали проходить тяжелые золоченые кремлевские хоругви, нередко несомые тремя хоругвеносцами, одетыми в присвоенные им роскошные одежды, за ними хор, многочисленное духовенство и, наконец, он - радость, надежда Российская с августейшей своей супругой и царицей-матушкой Марией Феодоровной. Незабвенный момент! Все замерло. Звук пролетающей мухи можно было услышать. Медленно и величественно-спокойно продвигалась царская семья к собору. Если на лицах и одеждах царственных паломников была заметна придорожная пыль, то тем пленительнее был их взор, полный глубокого умиления и радостной встречи. Да, великий царь среди своего народа; великий народ со своим царем встретились и незримо, сердечно облобызались. И где? Под кровом святой обители, куда царь и народ пришли почтить «убогого Серафима» - дивный сосуд Даров Духа Святого и несравнимый цветочек из духовного сада Церкви Христовой Православной. Вот она, кроткая, убогая, но бесконечночарующая по своей духовной красоте Русь Святая Православная!.. Чувствовал это царь, чувствовал это и народ, со слезами умиления в безмолвии провожавший своего царя-батюшку в соборный храм.

Кончилось краткое моление в соборе. Царская семья опять среди народа.

Что произошло потом, пером не описать и Словом невозможно передать. Громовой гул приветствий, мощное русское «ура» понеслись со всех сторон; головные уборы полетели вверх; ближайшие к царственным особам лица в умилении падали на колени и со слезами радости целовали края их одежд. Перед царицей скоро образовалась целая гора разных материй - то русская женщина, мордва, черемисы, пермь приветствовали свою царицу...

Народный восторг продолжался до 10 часов вечера. Только в начале 11-го часа народ стал покидать монастырский двор. Нужно дать покой царю-батюшке; завтра он с супругой и царицей- матушкой будут у Святого Таинства Причастия Тела и Крови Христовых...

Пришлось и мне покинуть святую обитель и вместе с другими уйти на ночлег в бараки, устроенные в лесу за две версты от обители. Здесь меня сердечно приняли русские женщины^ селянки. Напоили чайком; принесли громадный сноп житной соломы и устроили мне постель. Но сон не приходил; слишком много пережито впечатлений; до глубокой ночи длилась беседа: речь шла о царе, о преподобном Серафиме и вообще о христианской жизни. Тут передо мною раскрывалась народная русская душа в ее глубинных устремлениях и исканиях. И снова в сознании моем блеснула мысль: «Вот она, Русь Святая Православная, народ-Богоносец!»

Рано утром, до восхода солнца, все населяющие барак поднялись и с пением церковных молитв направились к обители. Я вместе с ними. У ворот монастыря стояли уже громадные толпы паломников.

Так как у меня имелся пропускной билет, то я легко пробрался в монастырь. У многих из собравшихся этого билета не имелось, и они усердно просили меня помолиться за них, поставить свечку, подать на проскомидию просфору. Но как мне это сделать? «Отец! - воскликнул один глубокий старик. - Держи свою полу!» Едва успел я это сделать, как пятаки и гривеннички полетели туда. Скоро пола наполнилась деньгами. Напутствуемый добрыми пожеланиями, я направился в храм (главный монастырский), в котором сегодня должны были приступать к Святому Причащению государь, его августейшая супруга государыня Александра феодоровна и матушка-царица Мария Феодоровна. В храме было еще свободно; только готовились в левом приделе начать раннюю литургию. Исполняющему должность старосты я передал собранные деньги, просил на все поставить свечи пред иконами. Сам же, взяв несколько просфор, я направился в алтарь вынуть заздравные и заупокойные частицы. У самой солеи меня остановил полицейский чиновник: «Батюшка, простите, в алтарь нельзя». Я не прекословил. Попросив чиновника передать мой платочек с просфорами для изъятия частиц в алтарь, я отошел в сторонку и стал молиться. Прошло не больше пяти минут, как тот же чиновник возвратил мне мои просфоры и, пристально взглянув на меня, сказал: «Пожалуйте вот сюда!» То был главный алтарь храма, очень обширный, и здесь находилось уже до тридцати священнослужителей. Радости моей не было предела. «Еще раз увижу его и буду молиться с ним...»

Началась литургия, совершал ее, кажется, архимандрит Андрей (бывший князь Ухтомский), будущий архиерей. Пред чтением Апостола к нашей группе подошел какой-то протоиерей (оказалось, это был протоиерей Орнатский, настоятель петроградского Казанскаго собора, известный проповедник-оратор; во дни русской революции стал священномучеником) и, указав пальцем на меня и другого священника, тихо сказал: «Отцы, следуйте за мною». Мы последовали, вошли в ризницу. Здесь отец протоиерей Орнатский заявил мне и другому священнику:

- Сегодня будут у Святого Причастия государь, государыня и матушка-царица. Вы должны помочь мне в поднесении царственным причастникам запивки, а потом, в конце литургии, просфоры. Я поднесу государю, Вы, - указывая на меня, - государыне, а Вы царице матушке. Нужно сделать это по известному ритуалу. Подойдем и на известном расстоянии остановимся; головной поклон, потом шаг вперед и предложим запивку, а в конце литургии просфору. При отходе шаг назад, поклон и не спеша, чинно уходим.

Сделаем репетицию вот так... Надеюсь, не спутаем! - Постараемся, отец протоиерей!

Потом, обратившись ко мне, отец протоиерей спросил:

- Имеете ли вы камилавку? -Да. - Где она? - В лесу в бараке, там, где я ночевал. - Тогда попробуйте надеть мою камилавку. Как? Хорошо?

- Отлично. - Ну, слава Богу! Все в порядке. Теперь, батюшка... - При этом отец протоиерей взял меня за руки, повел к зеркалу и, улыбаясь, сказал: - Посмотрите туда и приведите себя в порядок.

Я заглянул и увидел у себя на голове и в бороде солому. Умылся, причесался, и в моем сознании невольно мелькнула мысль: «Не потому ли полицейский чин сначала не хотел пустить меня в алтарь?» Но Господь все устроил. Закончилась Божественная литургия; мы блестяще выполнили свою задачу. До гроба не забуду того сладостного сердечного трепета, с которым я стоял пред земной моей царицей. Отчетливо помню, с каким благоговением она приняла предложенную ей запивку и часть просфоры; оставшуюся часть просфоры она положила обратно на тарелку. Эту часть я хранил, как святыню, под особым стеклянным колпачком до 1920 г., т.е. семнадцать лет до дня эвакуации из пределов дорогой своей родины. Она всегда напоминала мне ту, которая, будучи царицей величайшего на земле царства, умела смиренно склонять свою царственную голову под державный покров Царицы Небесной, а потом принять и с глубочайшей покорностню воле Божией пронести свой поистине мученический крест. Хотелось бы воспеть: «Святая великомученице, царице Александра, моли Бога о нас!» Крепко верю, что придет и это время...

День 18 июля - это день общения государя со своим народом. Он нередко появлялся то там, то здесь: в пределах монастырского двора и вне стен монастыря. Появлялся без особой внешней охраны. Народ всюду принимал своего царя-батюшку радостно, восторженно - по-царски. Гром рукоплесканий, мощное русское «ура» неслось со всех сторон, где только появлялся Божий помазанник. Нередко к государю подходила группа крестьян. Образовывался круг, в центре - государь. Начиналась беседа отца с детьми, детей с отцом. О чем говорил державный отец со своими верноподданными детьми, не знаю. Но я видел с какою радостию и слезами умиления отходили от государя те, кого удостаивал он своей речи и царской ласки. «Боже, спаси и сохрани нашего царя-батюшку», - осеняя себя крестным знамением и глубоко вздыхая, молились простые православные люди.

Нашего. Да, он наш - не только по крови, по изволению, но и по духу, по вере Христовой, Православной. Недаром он здесь с нами. Пришел прославить и поклониться батюшке преподобному Серафиму. И приготовил себя к этому великому делу исповедью и принятием Святых Тайн Тела и Крови Христовых. Да, он наш и мы его... Тут мистика русского самодержавия...

В 3 часа дня я посетил монастырскую канцелярию. Теперь здесь меня порадовали: «Вы счастливы; открылось свободное место в храме Всех святых - кладбищенской церкви, туда вы явитесь. Начинайте всенощное бдение в 5 часов вечера; тогда вы поспеете послушать торжественное богослужение в главном соборном храме!» Так заявили мне в монастырской канцелярии. Радуюсь и благодарю Господа.

В 5 часов я был уже в храме. Первое, что меня поразило, - это целая гора просфор у жертвенника: это к завтрашней проскомидии; второе - до отказа переполненный храм, масса людей стояла вне храма; третье - шесть глубоких ста ричков иеромонахов, которые должны были принять участие в богослужении. Никто из старцев не хотел возглавить наш собор. Все мои просьбы в этом отношении остались безрезультатными. Старцы смиренно, кротко, но настойчиво просили меня занять место предстоятеля. Пришлось покориться.

Началась служба. Шумливое настроение толпы прекратилось. Все обратилось в молитву и воздыхания. Пела, где было возможно, почти вся церковь. С особым подъемом духа пропели величание Преподобному. Это было поистине народное, искреннее, исходящее из самих глубин православной русской души ублажение праведника. После Евангелия произнес краткое поучение. Говорил о жизни преподобного Серафима, стяжании им Святого Духа, о необходимости Святого Духа для христианской жизни. Слово мое, видимо, доходило до сердец слушателей, воспринималось с глубочайшим вниманием, а благодарность за слово выражалась открыто, громко, всенародно. Черта, о многом говорящая.

По окончании всенощного бдения все молившиеся в моем храме и я с братией направились к стенам обители.

Вечерело: солнце уже ушло на покой. Мощный голос соборного колокола звал собравшихся верующих на пиршество веры.. И не напрасно. Бесконечные вереницы поклонников потянулись к святой обители. Скоро монастырский двор был наполнен; тысячи народа должны были оставаться вне монастырских стен. Всюду в монастыре и за монастырем море голов. Почти все стояли с зажженными свечами. Но гуще всего было занято пространство по предположенному пути шествия святых мощей Преподобного. Тут с той и другой стороны были расположены разного рода увечные, болящие, недугующие. Предо мною находилась большая группа несчастных больных; у самых ног лежал какой-то живой комочек, непрестанно издававший жалобный протяжный стон. Около него стояла средних лет женщина (мать лежавшего у ног моих комочка) и с нею девочка лет 10-12.

Стемнело. Тем ярче горели свечечки, трепетнее и учащеннее билось сердце. В воздухе не шелохнет. Небо, чистое, прозрачное, шло как бы навстречу народному празднику-торжеству. Оно зажгло мириады своих небесных светильников. Все в величайшем молитвенном напряжении. Ждут, надеются. Горячие молитвенные возгласы: «Преподобне отче Серафиме, моли Бога о нас». «Помоги», «Исцели», «Уврачуй»,- неслись со всех сторон заполненного молящимся народом двора. Но вот из глубины храма, где до прославления покоились мощи Преподобного, донеслись до нас первые церковные песнопения: «О преславное чудо, подвижник благочестия в Сарове является, и молитвенник к Богу теплый Серафим пречудный нам бывает; веселися, обитель Саровская... взыграйте, православных множества... радуйся, светильниче российская земли... Придите, верных соборы, похвальными песнеми днесь пречуднаго отца прославим... Не забуди нас, отче Серафиме...» Все встрепенулось. Сила народной веры достигла крайнего напряжения. Сотни тысяч верующих людей слились в молитве. Просили небо, молили Бога, просили Преподобного: «Помоги!» Стонала в молитвенном восторге святая русская душа. Казалось, земля затрепетала от этого стона. Неужели же безмолвным останется небо? Неужели Тот, Кто некогда взывал: «Придите ко Мне все труждающиеся и обременении и Я успокою вас», - не протянет Своей мощной десницы? Батюшка Серафим, радость-надежда наша, умолчит, не откликнется на горе людское, на слезы страждущих? Нет, этого не может быть! Все верили, все ждали, ждали чуда. И оно пришло. Пришло скорее, чем думали. С первыми звуками церковных песнопений, ублажавших Преподобного, понеслись со всех сторон вести об исцелении одного, другого, третьего и т. д. Плакала, рыдала, но вместе и ликовала народная душа. Она услышана. Трудно, невозможно описать словом то настроение, которое охватило в данный момент многотысячную толпу народную.

Между тем храмовое пение усиливалось и становилось все яснее, отчетливее. Ясно, преподобный батюшка Серафим встал и незримо шествовал к месту своего прославления. Его святые мощи, переложенные в драгоценную раку и высоко вознесенные, все ближе и ближе подходили к главному монастырскому храму. Но вот они поравнялись с группой несчастных у ног моих. Все: глаза, руки, сердца - устремлены к святой гробнице, у всех одно желание: «Батюшка, преподобный отче Серафиме, помоги!»

В этот момент маленький клубочек, лежавший у самых ног моих, сильно вздрогнул, застонав, вытянулся и, став на ноги, тихо проговорил: «Мама, я здорова». Я и все окружавшие меня, потрясенные происшедшим, на минуту замерли - остолбенели. Великое чудо милости Божией свершилось на наших глазах. Придя в себя, мы могли только произнести слова псалмопевца: «Дивен Бог во святых Своих, Бог Израилев» Исцеленная вместе с матерью и старшей сестрицей была немедленно отправлена к архимандриту Серафиму (Чичагову - позднее епископу и митрополиту), который вел регистрацию чудесных явлений, имевших место во дни прославления святых мощей преподобного Серафима. Теперь я не отходил от соборного монастырского храма, где продолжалось прославление Преподобного. В 12 часов ночи я наконец пробрался в храм, приложился к святым мощам Преподобного и, присоединившись к монастырской братии, в течение всей ночи пел молебны Преподобному.

Только в 6 часов утра, еще раз поклонившись и приложившись к святым мощам Преподобного, я направился в храм Всех святых, чтобы совершать раннюю литургию. Церковь была уже переполнена народом. И мои дорогие старички-сослуживцы уже были на месте. Один из них начал проскомидию, другие помогали ему вынимать частицы из поданных просфор. Литургия прошла при общем пении и чрезвычайно повышенном молитвенном настроении. В конце литургии перед молебном было произнесено краткое поучение о почитании святых угодников Божиих. Снова открыто, громко выражена была благодарность за слово. В начале 11-го часа все было закончено. Трогательно, с глубоким волнением простился я со своими старичками иеромонахами и с временно дарованной мне Богом паствой.

Посетив еще раз достопримечательные места святой обители, ближнюю пустыньку с ее ко- лодцем и чудодейственной купальней, я в 3 часа дня 10.07 навсегда покинул обитель преподобного Серафима:

Прощай святая обитель! «Преподобие отче Серафиме, моли Бога о мне».

Кончилось пиршество веры, завершилось торжество народного русского православного духа. Царь со своей августейшей супругой и царицей- матушкой, при восторженных кликах и наилучших пожеланиях русского народа покинул святую обитель. Русский народ, насытившись плодами своей Православной веры и осчастливленный не только лицезрением, но и общением со своим царем-батюшкой, радостно стал расходиться по своим родным, нередко чрезвы чайно удаленным уголкам необъятной России. Собрался в путь-дороженьку и я, счастливый и благодарный Богу. Молодая моя паства ждала моего возвращения с нетерпением. Все видимое и пережитое мной было передано ей. С глубоким замиранием сердца слушала она мое повествование, тогда еще живое, не поблекшее от времени, и, думаю, долго-долго еще вспыхивали в ее юном воображении образы девственного Саровского леса, целительного батюшкиного колодца, камня - свидетеля тысячедневного столпнического подвига батюшки Серафима, травки снитки, которою некоторое время питался преподобный Серафим, а душа и сердце трепетно переживали явленную Богом русскому народу в незабвенные дни Саровских торжеств милость. С тех пор прошло почти полвека. Над великой Россией пронеслись страшные события: в 1904- 1905 гг. японская неудачная война и первая русская революция, в 1914-1918 гг. первая мировая война, вторая великая русская революция, отречение государя императора Николая II от престола, заточение его сначала в Тобольск, потом в Екатеринбург, мученическая кончина государя и всей его царской семьи, приход большевиков к власти и возведение всей России на страшный голгофский крест. Крестные муки нашей дорогой Родины длятся вот уже 32 года. Невольно встает вопрос: что все это означает? И какой внутренний смысл приобретает все то, что имело место в 1903 г. при открытия святых мощей преподобного Серафима?

Мне кажется, смысл глубоко провиденциальный и достойный того, чтобы остановить на нем внимание многострадального русского народа.

Открытие мощей преподобного Серафима, рассматриваемого в свете последовавших за ними событий, есть исключительное событие по своему значению в истории нашего великого отечества. В Саровских торжествах принимали участие: Церковь, царь и православный русский народ - три силы, три начала, три кита на которых держалась, росла и крепла Святая Русь Православная. Святая соборность этих начал, при том основанная не на каких-то политико-экономических и материальных соображениях, а на глубоко мистической преданности Правде Божией и Истине Православия,- вот та всеобороняющая творческо-животворящая сила, которой жила и питалась Святая Русь в течение почти 1000-летнего своего существования.

В этой святой триединой соборности нет ничего случайного, ненужного. Все это важно, необходимо, ибо все выстрадано, вымолено, выпрошено у Бога. Церковь, как неиссякаемый источник чистой, ничем не замутненной Христовой Истины, русский народ, как хранитель и убежденнейший почитатель этой Истины, православный русский царь, как первый сын Православной Церкви и первый слуга своего народа, принявший на себя подвиг служения своему великому народу в духе Церковью пропове дуемого, народом хранимого и исповедуемого ПРАВОСЛАВИЯ. Здесь все - и Церковь, и царь, и народ - стало сознательно, убежденно на служение единой Божественной Истины. Ее духом должна была насыщаться вся жизнь великого народа - личная, семейная и государственно- общественная. Русское государство по плоти и крови своей от мира сего, но по духу оно не от мира сего, ибо его основное задание - не только внешнее устроение жизни русского народа, а воплощение, конечно, в меру своих сил в жизни русского народа Царства Божия - Царства Христовой Истины, любви и милосердия. Вот почему русское царство по глубокому пониманию русских праведников не просто царство земное, а Русь Святая Православная, Дом Пресвятой Богородицы...

Возвращаясь к Саровским торжествам и не опуская из вида событий, пронесшихся над великой Россией, невольно приходишь к заключению: Саровские торжества - это как бы предуказание русскому народу на то, где он должен искать и в чем должен полагать свою радость, надежду и укрепление, особенно в те дни, когда чаша Божьего суда прольется на грешную Россию. В преддверии надвигающейся страшной грозы Господь дал русскому народу великую радость. Послал событие, которое дало царю возможность увидеть свой народ, народу видеть и приветствовать своего православного царя. Царю и народу, охваченным порывом глубочайшей веры .у священной гробницы величайшего из русских подвижников, выявить истинный облик того, чем должна быть Святая Русь Православная. Ее глубочайшая сущность - верность Богу, верность царю православному и тем заветам, которые оставили нам славные, благочестивые предки. Уместен здесь и народный сказ: «Во дни открытия мощей преподобного Серафима Саровского Бог простился с русской землей». Мысль глубокая. Возможно, простился. Только с какою ... русскою землею? Преступной, оторвавшейся от веры своих отцов и пошедшей на предательство святой веры и измену православному царю.

Падение произошло. Совершается небесный суд над павшей. Убито не 14 тысяч невинных младенцев, а уничтожено 80 миллионов лучших сынов великой России; на живых наброшены железные кандалы. Вопль, стон и скрежет зубов -общий.

Враги и завистники великой России ликуют. Погасли лампады у гробниц великих русских угодников Божиих. Значит, все кончено, пришло разрушение русского государства как Руси Святой. Так думают они. Мы, православные русские люди, верим в другое.

Темна, как ночь, наша действительность. Но выход из создавшегося положения есть и возможен. Он указан событиями 1903 года, имевшими место при открытии и прославлении мощей преподобного Серафима. Это возвращение русского народа через всенародное покаяние к за ветам святой старины - иначе Святорусской Идее. Страдания великой России не случайны. Они были предсказаны и преподобным Серафимом и великим молитвенником земли Русской - праведником батюшкой отцом Иоанном Кронштадтским. Но они же - эти праведники - предсказывали и духовное возрождение, как и славу спасенной Богом великой России. Значит, нам и всему православному русскому народу, очищенному огнем невыразимых страданий, нужно напрячь все свои духовные силы, чтобы ускорить наступление этого счастливого и радостного для нашего великого народа момента.

«Господи! Не закосни, помоги и прииди во еже спасти нас!.. Преподобие отче Серафиме, моли Бога о нас!»