В то время, как преподобный Серафим готовил себя к совершению монашеских подвигов, жизнь в Саровской пустыни шла своим чередом.

Осенью 1779 года строитель Пахомий был обеспокоен угрозой новых нападений на монастырь со стороны грабителей. Кто это были - окрестные крестьяне или настоящие разбойники с большой дороги, выяснить трудно. Тех и других называли «ворами» и «разбойниками». Вот что писал по этому поводу Пахомий во Владимир епископу Иерониму:

А как в 7779 г. в летнее и осеннее время по лесам около оной пустыни ходили почасту злодейские, разбойничьи шайки с ружьями и рогатинами многолюдством, кои многих людей грабили, особенно дом подполковника Неелова и других помещиков домы в разных селениях разбили и при том угрожали напасть и пограбить нашу пустынь. По каковым от них, злодеев, произносимым угрозительным словам обстоит нам всекрайняя опасность, чтобы они, злодеи, не сделали на ту пустынь нашу нападения и при разграблении не привели бы оную пустынь огненным поджогом в конечное истребление.

Пахомий просил помощи, и Иероним прислал в его распоряжение шесть солдат под командованием унтер-офицера. Военные привезли с собой несколько чугунных пушек, которые были установлены около северо-западной угловой башни и направлены в сторону моста через Сатис. Ежедневно из пушек производилась пальба. Воинская команда пробыла в Сарове до 1797 года, но, покинув Саров, оставила там пушки. В Сарове всегда среди монашествующих было много отставных солдат, нашлись среди них и бомбардиры. После ухода солдат монахи сами продолжали производить пальбу из пушек до тех пор, пока не кончились заряды. Оставшиеся ненужными пушки врыли для украшения по обеим сторонам проездных ворот, где они и простояли практически до наших времен.

В 1782 году в Темниковском уезде начались работы по Генеральному межеванию. Эта акция была начата Екатериной II и носила общегосударственный характер. Целью межевания, которое должно было коснуться всех земель в Российской империи, было установление порядка в землевладении, учет земель в частном и казенном владении и утверждение правильных и не подлежащих сомнению границ владений.* Во время этого межевания, очевидно, не все владения, на которые претендовала Саровская пустынь, были за ней закреплены. На- * Подлинная карта Саровской дачи Генерального межевания 1784 года находится в фондах музея «Саровская пустынь». пример, в списке владений за 1760 год упоминаются земли «по речке Еремше» (Ермиши), «по речке Окселу» (Акселу), в деревнях Итякове, Ичалове и др.2, которые в более поздних описях не фигурируют. На протяжении второй половины XVIII века и начала XIX продолжались споры монастыря с крестьянскими общинами сел Сар- минский Майдан, Аламасово и Нарышкино (Старое Аламасово тож) по поводу эксплуатации лугов и лесов по берегам Сатиса, а также права ловить рыбу в Сатисе и Мокше. В 1788 году крестьяне этих трех сел, собрав 140 рублей, послали своих поверенных в Петербург, в Сенат, с жалобой на действия монастыря и чиновников. В ответ на это за самостоятельную подачу прошения в Сенат старосты сел и крестьяне были наказаны батогами.3

Решением спорных вопросов о землевладении Саровской пустыни занимались высшие органы государственной власти - Сенат и Государственный Совет. В 1811 году состоялось окончательное решение, по которому не все требования Саровской пустыни были удовлетворены. К этому времени монастырь претендовал на владение в общей сложности около 60 тысячами десятин земли. Рассудив, что Саровская пустынь «в бесспорном своем владении имеет знатное уже количество», за ней оставили более 26 тысяч десятин. Земля по правому берегу Сатиса ниже впадения Вичкинзы предоставлялась в распоряжение крестьян Нарышкина, Аламасова и Сарминского Майдана.4

Так же, как при Ефреме, при строителе Пахомии интенсивно продолжалось новое каменное строительство. При нем были возведены корпуса на восточной стороне монастыря, церковь Зосимы и Савватия, архиерейский дом, но главной постройкой в монастыре, сделанной Пахомием, стала новая четырехъярусная колокольня, до сих пор являющаяся главным украшением города. Она строилась в 1789-1799 годах и достраивалась уже при следующем за Пахомием настоятеле - Исаие. Осенью 1794 года по причине болезни Пахомии попросил увольнения от настоятельской должности, но до выбора преемника дожить ему не удалось - 6 ноября 1794 года строитель Пахомии умер.

С благословения Пахомия настоятелем после его смерти был выбран казначей пустыни иеромонах Исаия (иногда его называют Исаия I, в отличие от настоятеля Исаии II, управлявшего монастырем в 1842-1858 годах). Восьмой строитель Исаия, в миру Илья Гаврилович Зубков, родился в 1741 году в Суздале и происходил из купеческого сословия. В 1763 году он решает посвятить себя монашеской жизни и отправляется в Киев, где прожил 7 лет в одном из монастырей в качестве послушника. В 1770 году Илья решил вернуться домой, и по пути в Москве состоялась его встреча с родственником - купцом Григорием Васильевичем Лихониным. Лихонин был одним из выдающихся благотворителей Саровской пустыни, как раз в это время в Сарове начиналось строительство Успенского собора, денежный вклад в которое Лихонина был определяющим. Григорий Васильевич предложил Илье перейти в Саровскую пустынь и быть там, по-видимому, в роли доверенного лица вкладчика. Настоятель Ефрем не стал возражать, и в августе 1770 года Илья поступил в Саровскую пустынь, 27 апреля 1772 года он был пострижен в монахи с именем Исаия. Пострижение состоялось во Владимире, и Исаия был фиктивно зачислен в штат Гороховецкого Николаевского монастыря (так же, как и многие другие монахи Саровской пустыни в то время: Серафим Саровский, Назарий, Маркеллин). В том же году в связи с освободившейся вакансией он был уже официально переведен в Саров и в 1774 году посвящен в иеромонаха. Согласно договоренности, Исаие было назначено послушание помощника казначея. Исаия преуспел в этом занятии, и после смерти казначея Иосифа в 1785 году сам был выбран на эту должность, которую и исполнял до избрания его настоятелем в 1794 г.

В эти годы Саровскую пустынь уже не потрясали события, которыми изобиловали времена становления монастыря и первых десятилетий его существования. Однако именно во времена Пахомия и Исаии Саровская пустынь стала духовным центром православия. «Академией монашества» назвал ее один из современников. И действительно (мы уже писали об этом), в десятки российских монастырей ставились настоятели из числа саровской братии, прошедшей хорошую монашескую школу. В конце XVIII века появились в монастыре люди, снискавшие известность не только в Сарове и среди местных богомольцев, но и далеко за его пределами. Первым, о котором следует рассказать - валаамский игумен Назарий.

Будущий знаменитый настоятель Валаамского монастыря родился в 1735 году в селе Аносово Кадомского уезда Тамбовской губернии в семье церковнослужителя. Мирское имя его было Николай. В 1752 году, примерно 17 лет от роду, пришел он в Саровскую пустынь и стал в ней послушником. Возможно, выбор монастыря для молодого человека был не случаен. Незадолго до его появления в Сарове монастырь возглавил строитель Исаакий, происходивший из семьи священника Кадомского уезда, который мог знать родителей Назария. Сведения о саровской жизни Назария скупы и дают лишь представление о датах его продвижения по ступенькам монастырской иерархии. Через несколько лет после поступления в монастырь Назарий отправился в Астрахань, где в 1760 году был пострижен в монахи и вернулся в Саров в 1765 году уже в сане иеродиакона.

Год 1781-й стал переломным в судьбе Саровского иеромонаха Назария. По указу члена Святейшего Синода архиепископа Новгородского и Санкт-Петербургского Гавриила он был переведен в Пе тербургскую епархию и назначен настоятелем захудалого Валаамского монастыря для его подъема и восстановления.

На личности архиепископа Гавриила, сыгравшего решающую роль во всей этой истории, стоит остановиться подробнее. Церковная карьера его была очень быстрой. Недолго пробыв наместником Трои- це-Сергиевой лавры, ректором Московской духовной академии и Тверским епископом, в возрасте 35 лет он был взят в Петербург. Преосвященный Гавриил пользовался большим личным расположением императрицы Екатерины II и вскоре был назначен на столичную кафедру, которую и занимал в течение всего долгого более чем тридцатилетнего правления Екатерины. В те времена Петербургский архиепископ не был первым лицом в Синоде, старшим считался в нем архиепископ Новгородский. Специально, чтобы возвысить архипастыря столицы, обе епархии были объединены, и Гавриил стал именоваться архиепископом Новгородским, Санкт-Петербургским и Олонецким. Вскоре он был возведен в сан митрополита.

Среди многочисленных забот столичного митрополита была и забота о развитии монастырей своей епархии. Для введения в них порядка необходимо было привлечь туда новых образованных способных монахов.

Для жизни на удаленном острове Валаам кандидатура Назария подходила как нельзя лучше. Он был, по-видимому, одним из первых Саровских пустынножителей (если не брать во внимание первые годы монастыря). Еще до отъезда из Сарова он прожил некоторое время в лесу в пустынной келье вдали от монастыря.

Саровской братии было жаль отпускать Назария. В ответ на запрос из столицы они послали письмо о том, что Назарий-де не отличается большим умом и не годится для управления монастырем. На что митрополит Гавриил, раскусив эту хитрость, говорят, ответил: «У меня много своих умников. Пришлите мне вашего глупца». Через два года после Назария еще два Саровских инока отправились на Валаам - иеромонах Илларион и монах Гервасий.5

Около 20 лет управлял Назарий Валаамом. Это были определяющие для развития монастыря годы. Из малого и бедного он превратился в один из ведущих монастырей Российской империи. При строительстве как внутренней жизни, так и внешнего облика обители Назарий брал за образец Саровскую пустынь. Специалисты и раньше высказывали предположение о таком архитектурном родстве Сарова и Валаама. Но были и сомнения. Так, например, отмечалось, что в Сарове колокольня располагается прямо на линии монастырских келий, окаймляющих монастырь, а на Валааме Назарий заложил колокольню в середине монастырского двора, рядом с собором.6 На самом деле здесь никакого противоречия нет. Существующая сейчас в Сарове колокольня была заложена только в 1789 году, уже после отъезда Назария на Валаам. А до этого каменная колокольня стояла рядом с Успенским собором в центре монастырской территории. Это лишний раз подтверждает то, что архитектурный замысел Назария имеет корни в планировке Саровской пустыни. Назарий оказался первым в длинном списке Саровских монахов, отправившихся в другие монастыри утверждать там Саровский общежительный устав. Неоднократно еще обращался в Саров и митрополит Гавриил. Так, в 1796 году им был взят в Клопский монастырь под Новгородом иеромонах Маркеллин, будущий автор первой книги, описывающей историю Саровской пустыни.

Почему же глава столичной епархии подбирал кадры для своих монастырей именно в Сарове? Их мог рекомендовать ему его келейник - архимандрит Феофан. Феофан начинал свою монашескую жизнь в Санаксарском монастыре, имевшем теснейшие связи с Саровской пустынью, под руководством настоятеля Федора (Ушакова), дяди знаменитого русского адмирала.7 Через Феофана митрополит Гавриил и мог познакомиться с выдающимися людьми Саровской пустыни. Этот запутанный клубок связей, тянущихся от Сарова и Санаксара к столичным кругам, еще предстоит распутывать историкам.

Совместные усилия митрополита Гавриила и новопоставленного игумена Назария по возрождению Валаама быстро принесли свои плоды. На острове было развернуто каменное строительство. В 1787 году был заложен новый каменный соборный храм. К концу 80-х годов XVIII века численность монашеской братии на Валааме превысила уже 50 человек. В условиях становления монастырской жизни удачным оказался сплав Саровских и валаамских традиций. Назарий в полном смысле поговорки пришел в чужой монастырь со своим уставом. Характерными особенностями Саровского устава были строгость и регламентированность во всем, общность молитвы, трапезы и имущества, подчинение во всем игумену. В то же время именно при Назарии возрождался культ местных валаамских святых Сергия и Германа, изучалась валаамская история. При Назарий же был сооружен на Валааме первый скит. Таким образом, именно годы правления Назария считаются определяющими в истории Валаамского монастыря. После них он возродился и прочно занял свое место среди первых монастырей России.

В 1796 году царствование Екатерины закончилось. На престол вступил Павел I. Митрополит Гавриил так же, как и многие другие деятели екатерининской эпохи, вскоре попал в опалу. В 1799 году он был снят с Санкт-Петербургской кафедры и через год с небольшим после этого умер.

Видимо, с этим напрямую связано то, что вскоре после смерти Гавриила стали смещаться с настоятельских постов многие его ставленники, в том числе и бывшие саровцы. Одновременно в 1801 году были уволены игумен валаамский Назарий и игумен Клопского монастыря Маркеллин. Если Маркеллин сразу вернулся на покой в родной Саров, то Назарий еще три года прожил на Валааме в отшельнической келье. В 1804 году, понуждаемый некими туманными «обстоятельствами», он вернулся на покой в Саровскую пустынь. Сейчас трудно только по обходящим острые углы церковным книгам восстановить реальную подоплеку событий. Но некий намек на не совсем добровольный отъезд Назария угадывается между строк. Прибыл в Саров игумен Назарий не один. С ним приехал его ближайший сподвижник и ученик молодой иеромонах Илларион. Впоследствии Илларион завоевал большое уважение саровской братии, которая избрала его своим общим духовником. Подобно Назарию, Илларион оставил заметный след в истории Сарова и в позднейшей литературе упоминается как Илларион Саровский. Назарий же, вернувшись в Саров, опять, как и много лет назад здесь же и как в последние годы на Валааме, поселился в пустынной келье в лесу на правом берегу Саровки в трех верстах от обители. Около пяти лет прожил Назарий в ней. 23 февраля 1809 года в возрасте 72 лет он умер. Жизнь этого видного церковного деятеля стала достоянием истории.

Судьба другого саровца - Маркеллина во многом схожа с судьбой Назария, но во многом и различна. Так же, как и Назарий, Маркеллин был взят из Сарова митрополитом Гавриилом и был поставлен во главе монастыря в его Санкт-Петербургской епархии. Так же, как и Назарий, он был посвящен там в сан игумена, а потом вернулся в Саров. Но прославился Маркеллин не своими делами вне Сарова, а трудами во славу Саровской пустыни как автор первой книги по истории монастыря. Биография этого человека сохранена в монастырском архиве.*

Маркеллин, в миру Михаил Петрович, родился в 1742 году в городе Карсуне Симбирской губернии в семье священника. В 1760 году его отец, овдовев, поступил в Санаксарский монастырь и был в нем пострижен с именем Павел. Сына он взял с собой. В то время малолюдный Санаксарский монастырь был приписан к Саровской пустыни, и в 1765 году молодой послушник Михаил был переведен в Саров. Так же, как и многие другие, Маркеллин в 1773 году был пострижен на вакансию в Гороховецком монастыре. Через год Маркеллин был уже официально переведен в Саровскую пустынь, и на его место в Юроховец был фиктивно записан другой. Интересно, что им оказался иеродиакон Назарий (будущий игумен). Но в тот момент простой монах Маркеллин оказался для Саровской пустыни и ее настоятеля Ефрема нужнее, чем Назарий, занимавший формально более высокую ступень в монастырской иерархии. 20 августа 1778 г. Маркеллин был возведен в сан священства.

В 1782 году во владениях Саровской пустыни начинает работать комиссия по Генеральному межеванию земель. Необходим был толковый поверенный при межевании, им и стал иеромонах Маркеллин. По делам межевания ему часто приходилось выезжать из Сарова, он бывал в Тамбове, Козлове, Москве, Санкт-Петербурге. Бывая в столице, Маркеллин виделся с митрополитом Гавриилом, который, видимо, приметил его и решил пригласить в свою епархию. В 1796 году Саровский настоятель Исаия получает указ о переводе иеромонаха Маркеллина в Клопский монастырь под Новгородом в качестве игумена. К этому времени он уже занимал в Саровской пустыни важную казначейскую должность (казначеем Маркеллин был назначен вместо Исаии, когда тот стал строителем).

О деятельности Маркеллина на посту настоятеля Клопского монастыря нам практически ничего не известно. Но, видимо, там у него появилась тяга к сочинительству. Им была написана книга о жившем в монастыре святом Михаиле Клопском (ум. 1458 г.), правда, не исключено, что написал ее Маркеллин позже - уже в Сарове. Несмотря на явное служебное повышение при переводе, есть основания считать, что душой Маркеллин все-таки остался в Саровской пустыни. Он вел переписку с Саровским строителем Исаией, а в 1800 году ему была предоставлена возможность съездить в Саров. В 1801 году Маркеллин едет на богомолье в Киев и по пути опять- таки заворачивает в Саров.

В 1801 году игумен Маркеллин был освобожден от настоятельской должности. Как уже было сказано, это наверняка было связано с увольнением и смертью митрополита Гавриила. Маркеллина по его просьбе вернули в Саров, со 100-рублевым ежегодным пенсионом. По возвращении Маркеллин занялся изучением и систематизацией сведений по истории Саровской пустыни. В своей работе он использовал материалы первоначальника Иоанна, записки Афанасия Илларионовича (уже цитировавшиеся здесь) и иеромонаха Киприана (о нем речь ниже). В 1804 году Маркеллин побывал в Москве и там издал свое «Краткое историческое описание Саровской пустыни», ставшее первой книгой по саровской истории. Еще при жизни автора эта книга выдержала несколько изданий (мы в этой книге цитируем второе издание 1819 года).

Игумен Маркеллин по возвращении в Саров не ограничивался лишь занятиями историей. Настоятели Исаия и Нифонт использовали его большой опыт и часто обращались к нему за советом и поручали важные дела.

Умер Маркеллин 12 апреля 1825 года. Книга, написанная им, невелика по объему, но чрезвычайно ценна для нас как первый печатный источник сведений по саровской истории, основанный на не издававшихся ранее рукописных материалах, часть которых к тому же в настоящее время уже утрачена. Жил во времена Серафима Саровского в пустыни еще один, по- видимому, очень интересный человек. Это иеромонах Киприан. О нем упоминают монастырские издания, но как-то вскользь, хотя эта личность заслуживает большего. Обратить внимание на иеромонаха Киприана заставила книга Георгия Шторма «Потаенный Радищев»9, в которой автор предпринял попытку воссоздать и дополнить ранее не известными фактами историю создания «Путешествия из Петербурга в Москву». Немаловажная роль в этой истории отводится Штормом Саровскому монастырю. Но сперва - то немногое, что нам известно из биографии Киприана.

В Саровскую пустынь он поступил из купеческого сословия города Кашина, мирское имя его было Яков Колотявщиков. В монахи его постригли в 1783 году, но первое время Киприан числился в Вязниковском Благовещенском монастыре, в штат Саровской пустыни его перевели в 1785 году уже иеродиаконом. В 1788 году Киприана посвятили в иеромонахи.10 Человеком он был образованным: в архиве Саровской пустыни сохранился каталог его личной библиотеки, из которого можно сделать вывод о широте интересов ее владельца. В 1796 году, когда Саровский казначей иеромонах Маркеллин был отправлен настоятелем в Клопский монастырь, Киприан вместо него был назначен на эту должность. В архивных документах неоднократно упоминается, что Киприан оставил после себя записки, в которых отмечал происходившие события и собирал материал по монастырской истории. Этими записками пользовался при написании своей книги игумен Маркеллин. Сейчас в описи архивных дел Саровского монастыря записки Киприана не значатся, по-видимому, они были утрачены. (В начале 1880-х годов дотошный систематизатор сведений по истории Сарова библиотекарь иеромонах Иаков (Невельский) составил список людей, когда-либо делавших исторические очерки о монастыре. Имени Киприана в этом списке нет.)"

Книга «Путешествие из Петербурга в Москву» была напечатана Александром Николаевичем Радищевым в собственной типографии в 1790 году в количестве 650 экземпляров. Книга довольно быстро попала на стол к Екатерине II, и, прочитав ее, императрица тут же велела арестовать автора. Радищев был заключен в Петропавловскую крепость, и ему был вынесен смертный приговор, который был заменен ссылкой в Сибирь в Илимский острог, где Радищев провел пять с половиной лет.

«Путешествие из Петербурга в Москву» было в России под запретом фактически до 1905 года и распространялось в основном в списках. В настоящее время известно около 80 списков. Некоторые из них значительно отличаются от первого издания 1790 года, они больше по объему за счет добавления новых глав и эпизодов. У исследователей творчества Радищева нет единого мнения относительно происхождения этих дополнений. Многие считают, что они сделаны уже после смерти Радищева.

Г. Шторм придерживается версии о том, что дополнения были сделаны самим Радищевым после возвращения из Сибири, при этом им были использованы черновые записи, сделанные до ареста и сохранившиеся в течение ссылки.

Толчком к началу исследования послужила надпись на одном из дополненных списков рукописи «Путешествия из Петербурга в Москву», сделанная неизвестным лицом на молдавском языке. На рукописи было написано, что она была подарена некому лицу «благородной девицей Аннушкой» и «отцом Киприаном, братства Саровского монастыря казначеем». Исследователи и до Шторма задумывались над происхождением этой надписи, но большого значения ей не придавали, поскольку не было известно, какое отношение к произведению Радищева может иметь Саровский монастырь. Выяснением этих возможных связей и занялся Шторм.

Ему удалось узнать, что отец писателя Николай Афанасиевич Радищев имел связи с Саровской пустынью, был ее вкладчиком, общался с ее монахами. В монастырских бумагах сохранилась запись о посещении им обители в 1780 году, во время которого он пожертвовал значительную сумму на восстановление пещерной церкви. Были вкладчиками Саровской пустыни и родственники матери Радищева, урожденной Аргамаковой (фамилия Аргамаковых уже встречалась нам, так звали влиятельного помещика, управляющий которого помог первоначальнику Иоанну при отводе земли под строительство первой церкви). Среди записей о вкладах в монастырь Шторм обнаружил упрминание о «высокоблагородной госпоже девице Анне Ивановне Аргамаковой». Ему удалось выяснить, что это двоюродная сестра матери Радищева, то есть двоюродная тетка писателя. Интересно, что на деньги А. И.Аргамаковой и еще трех богатых вкладчиков была построена стоящая и ныне саровская колокольня.

Шторм отождествляет А.И.Аргамакову с благородной девицей Аннушкой из молдавской надписи. В истории возникновения дополненной рукописи «Путешествия из Петербурга в Москву» он отводит ей ведущую роль. По предположению Шторма, А.И.Аргамакова в 1790 году приняла от Радищева, сына своей двоюродной сестры, на хранение черновики книги, которые тот использовал после сибирской ссылки. Хранились же бумаги Радищева якобы в самом монастыре как наиболее надежном месте, у иеромонаха Киприана, также упомянутого в молдавской надписи. По этой версии дополнения к книге были сделаны Радищевым около 1800 года, с этой дополненной рукописи и был сделан в Саровской пустыни список, подаренный А. И.Аргамаковой и отцом Киприаном неизвестному лицу. Среди архивных бумаг Шторм обнаружил письмо из Тамбова к строителю Исаие, датированное 17 сентября 1800 года, о том, чтобы казначея Киприана выслать в Тамбов, возможно, для допроса по какому-то делу. Шторм считает, что это дело связано с книгой Радищева. По его мнению, проступок Киприана стал известен Исаие и тамбовскому епископу Феофилу (Раеву), но поскольку последний благоволил Саровской пустыни, они замяли дело, не вывели его за пределы епархии. По наблюдению Шторма, после возвращения из Тамбова Киприан постепенно отстраняется от казначейства, а с января 1801 года в приходных и расходных книгах подпись его исчезает. В конце 1801 года Киприан был отправлен в Петербург в качестве поверенного наблюдать за ходом дела о спорных монастырских землях.

Здесь хочется сделать небольшое отступление, не связанное с Радищевым, но связанное с иеромонахом Киприаном и одним интересным документом. Интересным тем, что адресован он Гавриилу Романовичу Державину. Это письмо, написанное епископом Тамбовским Феофилом (Раевым).

Ваше превосходительство, Гаврила Романович. Милостивый государь и покровитель. Печатлея вечно чувствительную мне вашу милость и благодетельный респект в сердце моем, приемлю смелость утрудить многотрудную особу вашу двумя моими нуждами: одною по долгу звания моего; а другою по союзу родства. Епархии Моей Саровская Пустынь имеет,дело свое по сенату межевое, и ходящий по оному делу иеромонах Киприан уведомил меня, что тое их дело представлено рассмотрению вашего высокопревосходительства; чего ради нижайше прошу учинить в етом деле сим вашим богомольцам благодетельную помощь, и милостивое покровительство.\г (Во второй части письма преосвященный Феофил просит за одного своего родственника).

На копии письма, хранящейся в архиве, нет даты, но несомненно письмо относится к 1802-1803 годам, когда Державин был министром юстиции (не всем известно, что Г.Р.Державин был не только поэтом, но и политическим деятелем).

Это не единственный случай конкретной помощи, оказанной Саровской пустыни епископом Феофилом. За 23-летнее управление им Тамбовской епархией (1788-1811, такой долгий срок - случай сам по себе редкий) он сделал много добра для Сарова. В знак признательности после смерти преосвященного его портрет был помещен в братской трапезе Саровской пустыни, а под ним написали стихи.

Доколе град Тамбов
На тверди сей пребудет,
Трудов, Подъятых в нем Тобою,
Не забудет.
В 1785-1788 годах Державин исполнял должность тамбовского губернатора. В это время, очевидно, и свел с ним знакомство Феофил. Дело, по которому хлопотал Киприан, решилось в 1804 году в пользу Саровской пустыни (может быть, не без помощи Гаврилы Романовича?), но Киприан не был возвращен в Саров и остался в Александро-Невской лавре, где и умер 16 января 1806 года 55 лет от роду. Вплоть до самой смерти он формально числился Саровским казначеем, вместо него был назначен Нифонт, будущий игумен. Для подтверждения своей версии Шторму необходимо было найти в архиве Саровского монастыря какие-нибудь упоминания о «Путешествии из Петербурга в Москву» либо, если бы повезло, и саму рукопись, тот первоисточник, с которого по распоряжению Киприана был сделан список. Шторм предпринял розыски в монастырском архиве в Саранске и, ничего не обнаружив, отправился в в поездку по Саровским окрестностям. Он посетил Краснослободск, Темников, Санаксар, беседовал со старожилами, пытаясь напасть на след рукописи. Ему было известно, что после закрытия монастыря богатая монастырская библиотека разошлась по окрестным селам, и рукопись, которую он искал, могла сохраниться у людей, не представля- ющих ее истинную ценность. Шторму удалось увидеть несколько книг из Саровской библиотеки, но того, что он искал, среди них не было. Мысль об использовании Саровской пустыни для хранения рукописи могла возникнуть не у Аргамаковой, а у самого Радищева. В книге Шторма есть упоминание о том, что где-то за границей до сих пор хранится переписка Радищева с Саровскими монахами. Впоследствии этот слух подтверждения не получил, но и опровергнут не был. Мы рассказали о некоторых наиболее видных (кроме настоятелей) монахах Саровской пустыни - современниках Серафима Саровского, которые занимали заметное положение в монастырской табели о рангах (игумены Назарий и Маркеллин, казначей иеромонах Киприан). Но жили в те времена и монахи, совершавшие так называемые монашеские подвиги: пост, молчальничество, пустынножительство, которых почитали приходившие в монастырь богомольцы.

Саровская пустынь возникла как небольшой скит монахов-пустынников, желавших удалиться от суеты городов и сел для трудов и молитв. Со временем, когда монастырь вырос и стал более многолюдным, стали находиться в нем монахи, стремившиеся уйти и из монастыря - в лес, поближе к первозданной природе и безмолвию. Распространение пустынножительства стало одним из неотъемлемых элементов духовного расцвета Сарова в конце XVIII - начале XIX века. Первым из известных нам пустынников в Сарове был игумен Назарий, живший еще до отъезда на Валаам в лесной келье. Одним из наиболее известных подвижников Саровской пустыни является схимонах Марк, которого иногда называют предшественником, духовным предтечей Серафима Саровского. Он был очень популярным среди богомольцев, но достоверных фактов его жизни нам известно крайне мало. По происхождению, как и Серафим, был Марк из курских купцов, мирское имя его было Михаил Мальцев.13 В отношении года его рождения и других дат биографии источники дают разноречивые сведения. В книге Л.Денисова, например, указывается, что Марк родился в 1739 году, в 1764-ом пришел в Саровскую пустынь, и в 1778 пострижен в монахи с именем Мефодий.14 В монастырских же ведомостях сведения о Марке (Мефодий) самые противоречивые. В ведомости 1784 года о нем сказано, что пострижен он был в этом же (1784-ом) году и было ему тогда 47 лет.15 В ведомости 1786 года записано, что он пострижен «сего августа по указу» и от роду ему 48 лет. Возможно, что такая небрежность (может быть, умышленная) была вызвана тем, что Марк, как и многие современные ему Саровские монахи, был пострижен на вакансию другого монастыря - Вязниковского Благовещенского.16 В 1811 году Мефодий принял схиму с именем Марк, под которым он и стал известен среди приходивших в обитель паломников. Большую часть времени Марк проводил вдали от монастыря, в лесу, причем в отличие от других пустынников, он не имел постоянной кельи и часто менял место обитания. Один из паломников Саровской пустыни, Дмитрий Деменков, пишет о том, каким он видел схимника Марка в 1816 году. Зимою по окончании службы затворялся он в тесной хижине своей (за оградою монастырскою), где при входе в келью его стоял гроб, окруженный подсвечниками, в коем отдыхал он всегда, при жизни и на веки успокоился по смерти, последовавшей в маститой уже старости. Весною же переселялся в пустыню за 1 1/2 версты от монастыря, в который приходил тогда только за пищею, и потом удалялся в глубину леса, где вдали от жилища людского любил изливать чувства свои пред Богом; с братиею говорил редко, а тем менее с навещавшими его из любопытства.

За такое стремление к уединению его называли Марк-молчальник. Только несколько человек из монашеской братии регулярно удостаивались его беседы, в их числе был Серафим Саровский. Рассказывают, что в то время, когда Серафим жил на дальней пустынке, Марк иногда его посещал. (Правда, в отличие от Серафима, Марк регулярно ходил на церковные службы в монастыре). Несомненно и Серафим почитал схимонаха Марка, в знак чего попросил похоронить себя рядом с ним. А умер Марк 4 ноября 1817 года и был похоронен у южной стены алтаря Успенского собора, на почетном месте, говорившем об уважении к нему со стороны братии. Живя на дальней пустынке, Серафим Саровский регулярно общался и с другим пустынником - иеродиаконом Александром. Он также был по происхождению из курских купцов. Год рождения Александра по разным данным - 1763 или 1765.18 В Саровскую пустынь Александр поступил в 1792 году, пострижен был в 1797-ом.

Келья его располагалась ближе к монастырю, чем жилища других пустынников, но также на берегу Саровки - у того места, где к реке подходил земляной вал. Умер иеродиакон Александр 5 августа 1840 года.19 Хорошо известно место, где стояла келья пустынника Дорофея, ведь именно в ней поселился после смерти ее хозяина Серафим Саровский в 1825 году, и само это место стало впоследствии известно уже как ближняя пустынка Серафима Саровского. Дорофей родился в 1756 году в Туле, в Саров поступил в 1784 году, в 1792 году был пострижен в монахи, а в 1819-ом рукоположен в иеромонаха. Умер он в сентябре 1825 года.

Интересная особенность бросается в глаза при изучении списков монахов Саровской пустыни за 1807, 1816 и 1825 годы. Все известные Саровские пустынники числятся по ведомости больными и немощными. Серафим Саровский все эти годы числился находившимся в монастырской больнице. Там же в 1816 году числился и Марк. Иеродиакон Александр был приписан к больнице в 1816 и 1825 годах, а в ведомости 1807 года в графе, где записывалось послушание, значится:

по слабости здоровья служит редко, а упражняется при погребах.1 Дорофей не числился в больнице, но и против его имени была запись за слабостью здоровья упражняется рукоделием.,21 Чем объяснить такие сведения? Действительным плохим здоровьем Саровских пустынножителей? Вряд ли. Скорее уж было наоборот. Для жизни в пустынной келье в лесу вдали от других людей необходима была не только сила духа, но и сила тела. Думается, что здоровьем пустынники обладали нормальным, ведь и дожил каждый из них до довольно преклонных лет: Серафим Саровский до 73-х, Марк - до 70-ти, Александр по крайней мере до 75-ти, Дорофей до 69-ти, а игумен Назарий до 72-х. Дело, по-видимому, в другом. Иеромонахи и иеродиаконы, удаляясь в пустыню, прекращали участвовать в церковном богослужении, которое считалось их обязанностью. Можно предположить, что епархиальное начальство, которому предназначались ведомости, пустынножительства не одобряло, и неучастие монахов в церковной службе могла оправдать только одна причина - болезнь. Впрочем, это лишь предположение. Несомненный факт то, что игумен Нифонт к пустынножительству относился неодобрительно, и в годы его правления пустынножительство в Сарове пресеклось. После иеродиакона Александра ни об одном пустыннике в Саровском монастыре нам не известно.

Помимо пустынников, были в Сарове и другие интересные люди, оставившие память о себе. Среди них, например, иеромонах Мелетий, совершивший два раза паломничества в Палестину (в 1793-1794 и 1805 годах* ) и написавший о первом из них книгу У- Или иеромонах Иуст (по прозванию «астролог»), знаток астрономии, истории, географии, ведший в Саровской пустыни метеорологические наблюдения (ум. в 1798 г.).

В конце XVIII века многих Саровских монахов стали приглашать на настоятельские должности в другие монастыри и епархии. Теперь мы убедились, что брать было из кого. Первым был Назарий, назовем еще для примера несколько имен.

В 1785 г. иеромонах Варфоломей был взят в Краснослободский Спасский монастырь.

В том же году иеромонах Анастасий - в Югскую пустынь (Ярославская губерния).

В 1792 году иеромонах Иларий - в Курский Коренной Рождественский монастырь.

В 1793 г. иеромонах Никандр - во Флорищеву пустынь.23

На примере игумена Назария видно, что подобные назначения не всегда с восторгом встречались теми, кому выпадало такое повышение. По требованию митрополита Санкт-Петербургского Гавриила Саровский иеромонах Иоаким (из курских купцов) должен был отправляться в Русскую Америку ради просвещения американцев в христианскую веру, с посвящением в епископский сан. Чтобы уклониться от почетного, но несомненно трудного поручения, Иоаким притворил себе юродство, остриг бороду и волосы. Строитель Пахомий сообщил Гавриилу о таком странном поведении будущего епископа, и Иоаким был оставлен в Сарове, где мирно прожил до конца своих дней.

В 1797 году Саровскую пустынь собирался посетить император Павел I. 5 мая в монастырь прибыли 38 человек императорского караула для обеспечения безопасности паломничества его величества. Караул пробыл в Сарове до 12 июня и покинул пустынь, так и не дождавшись Павла, который по каким-то не зависящим от монастыря причинам отменил поездку в Саров.24

Во время настоятельства Исаии в 1803 году состоялось увеличение штатов Саровской пустыни, о чем ходатайствовали еще строители Ефрем и Пахомий. К тридцати штатным монахам было разрешено прибавить еще 20. Таким образом, вместе с 13-ю больничными монахами братия увеличилась до 63 человек, это не считая послушников. 13 марта 1803 года в монастырских хрониках был зафиксирован пожар в братской трапезе и хлебной. Огонь погасили, но убытков он успел принести на тысячу рублей. Запись об этом пожаре интересна тем, что в ней упомянуты Саровские пустынножители.

* Во время путешествия 1805 года корабль с паломниками потерпел крушение. Иеромонах Мелетий спасся, но умер через два дня после этого. (См.: Митрополит Евгений Болховитинов, Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина греко-российской церкви. М., 1995. С. 214). При погашении пожара сего были и пустынники, - отец Серафим, звон, скорейше поспешили на пожар. молитвою осенял крестом, носимым стоя на коленях, молил Бога, дабы.

стоятельства. 7 января 1807 года вместо него был выбран строителем казначей иеромонах Нифонт. 4 декабря 1807 года Исаия умер.

Из построек при Исаие была закончена и введена в строй колокольня, закончены корпуса и башенки на восточной стороне монастыря, а также возведено первое каменное здание за монастырем - кузница (1799 г.).

Преемником строителя Исаии стал Нифонт - девятый настоятель Саровской пустыни. Происходил он из мещанского сословия из города Темникова. Родился Нифонт в 1767 году, в миру его имя было Василий Петрович Черницын. В Саровскую пустынь он прибыл в 1787 году. В монахи был пострижен в 1791 г., а в 1796 году стал иеромонахом. В январе 1806 года Нифонт стал казначеем (вместо умершего в Петербурге Киприана), а через год - строителем. Характер у нового настоятеля оказался твердым, сильным. Отличался Нифонт и неуживчивостью. Об этом говорит, в частности, сложность выбора казначея. После того, как Нифонт освободил эту должность, на нее был избран иеромонах Савватий. Но казначей и настоятель не сработались. В 1813 году по требованию Нифонта был выбран другой казначей - иеромонах Никон. Но и он через некоторое время перестал удовлетворять Нифонта. В 1822 году казначеем был назначен иеромонах Исаия, который в конце концов устроил Нифонта и прослужил казначеем 20 лет, пока сам не стал Саровским игуменом.26 «Порядок» - вот наиболее часто употребляемое слово при характеристике Нифонта и его методов управления монастырем. ... о. Нифонт выказывал (...) особую свою ревность к водворению везде и во всем должного порядка. Любовь к порядку была его главною отличительною чертою. (...) это был живой образец порядка.21 Естественно, далеко не всем в монастыре это нравилось. В начале настоятельства Нифонта на него поступил донос в Тамбовскую епархию. Но епископ Феофил (Раев) принял в конфликте сторону Нифонта - он тоже был за порядок.

Самая характерная черта времени правления Нифонта (1807- 1842 гг.) - это стремительный рост экономической активности и благосостояния Саровской пустыни. Годовой доход монастыря, например, возрос с 32 тысяч рублей в 1810 году до 107 тысяч в 1820-м. Быстрый рост доходов начался еще при предшественниках Нифонта - Пахомии и Исаие I и шел в основном за счет развития эксплуатации лесных богатств в монастырских владениях, доля дохода, полученная от лесопромышленности, составила в 1825 г. 65%. В то же время удельный вес чисто церковных доходов в монастырском бюджете заметно упал, хоть они и выросли по абсолютной величине: 4600 руб. в 1787г. (82% всех доходов) и 16300 руб. в 1825 г. (20%).28

Монахи во времена Нифонта перестали сами выполнять тяжелую физическую работу, это стали делать в монастыре наемные рабочие - временные и постоянные (годовые). Если в 1785 году наемных рабочих числилось в Сарове 56 человек, то в 1820-е годы - от 200 до 400.29 И в дальнейшем это число росло.

В связи с ширящейся экономической деятельностью монастырем были приобретены подворья в губернском центре Тамбове (в 1810 г.) и Москве (1811 г.), в придачу к уже имевшимся домам в Арзамасе и Темникове.

Продолжались конфликты монастыря с крестьянами близлежащих деревень, как правило, из-за самовольных порубок последними монастырского леса и заготовки ими другого лесного сырья. Иногда разграбление монастырской собственности принимало поистине промышленные масштабы. Так, у одного из жителей деревни Павловки было конфисковано бересты, приготовленной к сдаче на смолокурню, 104 ноши весом каждая по полтора пуда.30

В 1811 году большая группа крестьян из Караева въехала в монастырские владения у озера Кондак и стала самовольно снимать мочалы и лыки, добывать смолу? Крестьяне зачастую объединялись в ватаги по несколько сот человек, и конечно, немногочисленным монахам - полесовщикам и рабочим, нанятым для охраны монастырской лесной дачи, было не по силам противостоять порубкам. Пришлось вмешаться властям. По ходатайству Нифонта в 1817 году из Тамбова была прислана воинская инвалидная команда, которая простояла в Сарове до 1849 года. При Нифонте Саровская пустынь приобрела богатых благотворителей, из большого числа которых здесь хочется выделить двоих. Первый из них - тамбовский епископ Иона (Василевский).* Будучи главой епархии, Иона много внимания уделял и помогал Саровской пустыни, но не прекратил помощь и после переезда в Тифлис. 15000 рублей были им присланы оттуда Нифонту для росписи Успенского собора32, 16000 рублей - на изготовление большого колокола (причем 10 тысяч из них - «секретно»).33 Несомненно, в основе этого лежали хорошие личные отношения Ионы и Нифонта. В архиве монастыря хранилась их обширная переписка. И Нифонт помогал Ионе в его деятельности, в частности, по его просьбе покупал на Макарьевской ярмарке колокола для отправки в Грузию - в Алавердский собор, соборы и церкви Тифлиса.34

Другим выдающимся вкладчиком в Саровскую пустынь в те времена был Кирилл Федорович Федоров, астраханский дворянин, богатый рыбопромышленник. Вот отрывок из его письма игумену Нифонту: ... я от усердия моего к вам и братии препроводил в обитель вашу с иеромонахом Иларионом, находившимся здесь, икры бочку - 35 пудов, да севрюг 200, по получении оных продуктов желаю во здравие кушать. Желание мое посетить вашу обитель есть непреложное, когда господь благословит. Имею честь прибыть к вам и вашей братии с благоговейным моим почитанием и совершенною преданностью.

октябрь 30 дня 1818 года, Астрахань Кирилл Федоров.к В 1820 году мечта К.Ф.Федорова осуществилась, он посетил монастырь и пожертвовал крупную сумму на строительство храма Иоанна Предтечи (строительство обошлось Федорову в 30580 рублей, кроме этого 10 тысяч рублей были им завещаны на поддержание храма).36 Безусловно, была связь между этими двумя людьми - митрополитом Ионой и К.Ф.Федоровым. Будучи недолго во главе Астраханской епархии, и после этого, уже из Грузии, Иона убеждал Федорова помогать пожертвованиями Саровской пустыни. Так же, как и Иона, К.Ф.Федоров давал значительные средства на отливку тысячного колокола и на росписи собора. Умер Кирилл Федорович в 1839 году, и память о нем всегда хранилась в Сарове.

Годы правления Нифонта - несомненно значительный этап в истории Саровской пустыни, очередной и немалый шаг на пути роста ее славы. В знак признания личных заслуг Нифонта и роли управлявшегося им монастыря Нифонт стал первым Саровским настояте * Епископ Иона стоял во главе Тамбовской епархии с 1812 по 1821 годы. В 1821 г. он был назначен архиепископом Астраханским и с того же года по 1832 г. - экзархом Грузии, архиепископом Карталинским и Кахетинским (с 1828 г. - митрополит). В 1832г. Иона переехал в Санкт-Петербург и был членом Синода. Умер в 1849 г. в Александре-Невской лавре. лем, посвященным в сан игумена. Осенью 1816 года Нифонт выехал в Санкт-Петербург, чтобы лично принять участие в решении спорных земельных дел. Эти дела потребовали его присутствия в столице в течение более года. На обратном пути Нифонт поехал в Тамбов, и там 12 марта 1818 года он был рукоположен в игумена епископом Ионой. С этих пор все последующие Саровские настоятели были уже в сане игумена.

Окончилось более чем 35-летнее правление Нифонта в 1842 году. В первые дни Великого поста он почувствовал усиление мучившей его в последние годы болезни и 8 марта умер.

Фигура Нифонта и роль его оцениваются по-разному. Никто не может отрицать колоссальную работу, проведенную им на благо пустыни. Ни при ком другом до него не было так много построено: кельи с северной стороны, церкви Иоанна Предтечи и Всех Святых, конный двор, комплекс монастырских гостиниц, расписывались и расширялись существующие храмы. С другой стороны, Нифонт не смог угадать будущую славу и гордость Сарова - преподобного Серафима и саровское старчество. После иеродиакона Александра уже никто в Сарове не получил от Нифонта благословения на пустынножительство, хотя желающие были. Оставшиеся от отшельников их пустынные кельи, которые уже сами постепенно становились объектами паломничества, по распоряжению Нифонта убрали из Саровских лесов под тем предлогом, что в них могут поселиться беглые.*

Свой запрет Нифонт пытался подкрепить даже авторитетом первоначальника Иоанна. Ведь пустынником (правда, по совершенно другим причинам) был иеромонах Иосия (Самгин). Напомним, что он без разрешения Иоанна поселился в пустынной келье и оттуда вел интриги против первоначальника, чем тот, конечно же, был недоволен. Нифонт, описывая конец жизни Иоанна, вкладывает в его уста следующий завет:

При последнем издыхании, просил первоначальник своего духовника, чтобы доставить письмо во обитель Саровскую, настоятелю, и в нем заповедовал ему и прочим настоятелям не позволять жить в уединении никому из братии, а всем стараться во обители проходить послушание во смирении."

Нам представляется маловероятным, чтобы Иоанн, сам пустынножитель, делал такой запрет. Если такое письмо первоначальника и существовало, оно не было известно никому из настоятелей. Повидимому, Нифонт здесь приписал Иоанну свои воззрения, прибегнув к его имени для обоснования своей точки зрения. * Кельи с ближней и дальней пустынок Серафима Саровского были перевезены в Дивеево. Постепенно дух пустынничества, дух старчества уходил из Сарова. Когда много лет спустя, видимо, осознав, чего лишились, в Сарове делались попытки возродить старчество, - ничего не получилось. Это был уже совсем другой монастырь.

Наверное, наиболее объективную характеристику дал Нифонту его преемник - игумен Исаия II.

По управлению, как внешнему, так и внутреннему, весьма был бдителен и неутомим, имея особенно усердное прилежание об охранении достояния обители, и не менее того о благоустройстве вверенного ему Богом братства, подавая собою пример ревности и усердия к службе Божией и благочестию. Строго взыскивал с подручных за несоблюдение иногда правил обители, за что и сам от них терпел много во всю жизнь свою (укоризны и клеветы). Что ни делал для обители, все делал с одною целию - для славы Божией и для общей пользы, ибо он собственно для себя ничего не делал и не приобретал, а жил наравне с братией по всему. Обитель в его правление более всего преумножена строениями и украшениями св. церквей, и братство, как пшеница на гумне, очищено и вывеяно от плевел.

Когда того же Исаию II А.Н.Муравьев спросил: «Справедлива ли молва, что Нифонт не любил Серафима?», тот ответил: «Кто усомнится в праведности обоих?»