В этой главе нам предстоит коснуться одной из наиболее трагичных страниц истории Саровской пустыни. Глухой провинциальный монастырь волею судьбы оказался втянутым в большую политическую игру, стал ее невольным участником и жертвой. Чтобы яснее была политическая подоплека «дела Саровских монахов в тайной канцелярии», напомним о событиях, происходивших в начале бурного XVIII века.
В 1700 году умер патриарх Адриан. Петр I, считавший, что во всех областях жизни государства, в том числе и в духовной, должно быть строгое подчинение государственным интересам, отменил патриаршество. На временную должность «местоблюстителя патриаршего престола» им был выдвинут митрополит Рязанский и Муромский Стефан Яворский. По сравнению с патриархом, местоблюститель обладал значительно меньшими полномочиями, которые приходилось делить со светской властью, в частности, с Монастырским приказом. В первые годы своего существования Саровская пустынь находилась в непосредственном управлении Москвы, и Стефан Яворский много помогал ее становлению.
В 1721 году был организован Синод, во главе которого был поставлен пользовавшийся авторитетом среди духовных лиц Стефан Яворский. К этому времени наметились уже некоторые разногласия в отношении к церковным реформам Стефана Яворского и Петра. Поэтому влияния на дела Синода Стефан не имел, а главным проводником идей царя стал один из вице-президентов Синода Феофан Прокопович.
Феофан Прокопович, архиепископ Новгородский - одна из ярких фигур того времени. Человек с прекрасным образованием, литера- гор, видный политический деятель, он весь свой талант поставил на службу властям. Его сочинения и проповеди служили для оправдания и идеологической поддержки проводившихся Петром I реформ. Именно Прокоповичу Петр поручил подготовку новой формы духовного правления. В 1719 году Феофаном был составлен «Духовный Регламент», согласно которому и был учрежден Синод (духовная коллегия).
В 1724 году Петр подготовил Указ о монашестве и монастырях, в котором он хотел регламентировать и эту сторону российской действительности. В его представлении монастыри должны были играть роль богаделен для отставных солдат, а монахов следовало приставить к ним для служения. Монахам, не занятым обслуживанием ветеранов многочисленных ведшихся Петром войн, надо было самостоя- тельно добывать себе пропитание сельскохозяйственным трудом. «Нетерпимый ко всякому инакомыслию, даже пассивному сопротивлению, царь не мог допустить, что в его государстве могут жить люди, проповедовавшие иные ценности, иной образ жизни, чем тот, который проповедовал сам Петр и который он считал лучшим для России»,- писал историк Е.В.Анисимов. Не удивительно, что в монашеской среде было много недовольных реформами, проводившимися Петром и Феофаном Прокоповичем. В числе их был архимандрит Маркелл Родышевский, написавший несколько произведений, в кото- рых полемизировал с Феофаном Прокоповичем, в частности, в 1730 году «Возражение на Объявление о монашестве, на Регламент Духовный и на книгу О блаженствах». За это Родышевский был осужден и сослан, а его сочинения попали в список запрещенных.
Продолжалось ужесточение политики в отношении монашества и после смерти Петра I. В 1732 году вышел указ Синода, которым предписывалось завести в каждом монастыре переписную книгу, а в ней указать о всех монахах: где, когда и кем они были пострижены. Монахи закреплялись за монастырями, в которых их заставал данный указ, переходы из монастыря в монастырь разрешались только с благословения архиерея. Этот указ положил конец некоторой монашеской вольнице. До него монахи свободно могли перемещаться по своему усмотрению из монастыря в монастырь, в пострижении тоже не было строгости. (Вспомните, как постригал своих первых Саровских пустынников Иоанн - без всяких указов и даже не в церкви). В масштабах государства наведение порядка имело смысл - оно препятствовало укрывательству в монастырях беглых солдат и крестьян, мужей от живых жен, несовершеннолетних. Соответствующая требованию указа ведомость монахов была составлена и в Саровской пустыни.2
Нарушителям указа, тем, кто постригался и постригал незаконно, грозили строгие кары. В 1731 году императрица Анна Иоаннов- на восстановила учрежденную Петром I, но впоследствии ликвидированную Тайную канцелярию. В это страшное ведомство попадали дела, которые квалифицировались как государственная измена или попытка государственного переворота. За малейшее подозрение или незначительную провинность человек мог попасть на каторгу в Сибирь до конца своих дней. В ходу были доносы, и даже священников обязывали сообщать в «органы» об услышанном ими на исповеди. Гнетущая обстановка в обществе могла, вероятно, подействовать на человека нездорового, с неуравновешенной психикой. Такой человек нашелся в Саровской пустыни, им был монах Георгий, в миру Григорий Зворыкин (у Чистовича* - Зварыкин), он страдал эпилепсией. 13 декабря 1733 года Зворыкин явился в Московскую * Чистович Илларион Алексеевич (1828-1893) - историк церкви, писатель. Делу Саровских монахов в Тайной канцелярии посвящена глава в его книге «Феофан Прокопович и его время». синодальную контору, желая покаяться в страшных грехах: вероотступничестве, общении с нечистой силой и т.п. Его фантасмагорические показания были выслушаны и записаны служащими конторы. Он рассказывал, как познакомился в Санкт-Петербурге с немцем Вейцем, который знался с бесами и потребовал у Зворыкина за деньги отречься от Христа и служить сатане. Спасаясь от Вейца и его бесовских слуг, Зворыкин, по его словам, через некоторое время пустился в странствования, во время которых принял монашество, жил во Флорищевой пустыни, Троице-Сергиевом монастыре и осел в Сарове. В конце своих показаний Зворыкин заявил, что обо всем этом он рассказывал на исповеди своему духовнику Саровскому иеромонаху Иосии и что Теперь он (Георгий) находится в Москве, с Саровским иеромонахом Иоанном, по монастырским делам и, заявляя о своем грехопадении, по приказанию отца своего духовного, просит у е.и.в. (ее императорского величества - А. П.) милосердия, а у св. Синода милостивого разсуждения, чтоб поведено ему было окончить жизнь в покаянии, в саровской пустыни, потому что он весь дряхл и скорбен.
А вот что было записано о Зворыкине в «Перечневой табели монашествующих Саровской пустыни» за 1733 год: Монах Георгий, 26 лет от роду, в пострижении 7 лет, в оной пустыне 5 лет.
Григорий Аврамиев сын Зворыкин, Костромского уезда, из шляхетства. Пострижен в 1726 г. путешествуя в Киев во святых тамо местах помолитися, быв в болезни при смерти в Калужском уезде в селе, а в котором не упомнит, случившимся тамо иеромонахом Иоанном родом Черкасом, а которого монастыря той иеромонах не упомнит же, а о бытии ему Георгию в монашестве дан указ в Духовной Дикастерии в прошлом 1728 году за подписанием Прессе. Леонида архиепископа Сарского и Подонско- го, Московского Знаменского монастыря г-на Архимандрита Серапиона, Секретаря г-на Телятева, Протоколиста Алексия Максимова.
Были ли у Зворыкина основания опасаться расстрижения и наказания? Определенно были. В табели с его слов записан такой же бессвязный рассказ о пострижении, как и в его показаниях в синодальной конторе. А направление в монастырь он мог получить по протекции своего дяди В.И.Кафтырева, который в 1731 году занимал должность советника в монастырском приказе в Москве и, наверное, за три года до того также мог быть каким-нибудь чиновником духовного ведомства. Григорий Зворыкин происходил из бедного, но «хорошего» рода. Его отец Абрам Никитин служил в драгунах и погиб под Полтавой, когда его сыну было всего 2 года. После того, как мальчик вырос, он много жил у родственников в Москве и Санкт-Петербурге, в том числе и некоторое время провел при дворе царевны Елизаветы Петровны (будущей императрицы). Зворыкина в синодальной конторе выслушали, но не отпустили, а оставили в своего рода предварительном заключении. Нахо- дясь в синодальной конторе, Зворыкин продолжал во время допросов давать новые показания. В частности, он рассказал, как иеро- монах Иосия заставлял его и еще нескольких монахов - Сильвестра, Иакова и Боголепа - молиться и поклоняться некому Тимофею Архиповичу, известному в Москве юродивому, которого некоторые из московских знатных особ почитали за провидца.
Теперь представим другое, не менее важное действующее в этой истории лицо - иеромонаха Иосию.
Иосия, в миру Яков Самгин, происходил из города Елатьмы из купеческого сословия. В материалах допросов он показывал о себе, что поступил в Саровскую пустынь 19 лет от роду, в 1708 году был в ней пострижен, а в 1716 году посвящен в иеромонахи. (По другим сведениям, Иосия был взят Иоанном в Саровскую пустынь в 1711 году из Москвы по просьбе царевен Марии и Феодосии).5 В 1716 году Иосия был выбран на казначейскую должность. Иоанн доверял Иосии, и во время частых отлучек поручал ему управление обителью. Однако со временем доверие это исчезло. Отрицательную роль, по-видимому, сыграло длительное отсутствие Иоанна в Сарове в связи с разбирательством с Полочениновыми. В чем конкретно была усмотрена вина Иосии, мы не знаем, но в 1730 году он был смещен Иоанном с казначейской должности, и новым казначеем был назначен иеромонах Дорофей. Недовольный Иосия удалился в пустынную келью, находившуюся в лесу в нескольких верстах от монастыря, взяв с собой некоторых приближенных к нему монахов. Он повел разговоры о том, что следует на этом месте в лесу организовать новый монастырь в противовес Саровскому, и постригал там у себя новых монахов, не советуясь с Иоанном. Действительно, по перечневой табели 1733 года из 36 монахов 10 числятся постриженными «пустыни правителем иеромонахам Иосиею» в 1731 году. На самом же деле таких постриженников было еще больше, так как в том же 1731 году в октябре Иосия покинул Саровскую пустынь, взяв с собою монахов Иакова, Сильвестра и Боголепа. Воспользовавшись своими московскими связями, Иосия был назначен строителем подмосковной Берлюковской пустыни. Связи у Иосии были среди весьма знатных людей. В частности, прошение о назначении его настоятелем Берлюковской пустыни поддержала княгиня Мария Долгорукова, которая имела поместье в Арзамасском уезде и была вкладчицей Саровской, а потом и Берлюковской пустыней. По показаниям (сделанным уже позднее, в ходе следствия) берлюковского монаха Никодима, «Иосия часто езжал в Москву исповедывать детей духовных, потому что у него много в духовности знатных персон».6 С 1733 года Иосия стал духовником в семье Алексея Васильевича Макарова, некогда могущественного кабинет-секретаря Петра I. Отъезду Иосии из Сарова предшествовал скандал. Иосия и его сторонники требовали смены настоятеля и выбрали свою кандидатуру - иеромонаха Иринарха. Они написали об этом челобитную, но тут подоспело предложение принять Берлюковскую пустынь, и Иосия покинул Саров, грозясь, что дело о смене настоятеля он продолжит и добьется отставки Иоанна. Сторонником Иосии в этом конфликте был, по-видимому, и Зворыкин. Он вместе с Иосией поехал из Сарова, но доехав до Арзамаса, вернулся назад: все-таки он был неуравновешенным человеком.
Оставшиеся в Саровской пустыни не на шутку испугались угроз Иосии. Не дожидаясь назначения настоятеля со стороны, они избрали вместо Иоанна нового строителя - казначея иеромонаха Дорофея. Прошение о назначении Дорофея было послано в Москву в октябре 1731 года, а указ об этом из дикастерии вышел лишь в январе 1733-го. По этому указу Дорофея следовало именовать строителем пустыни, а Иоанна - первоначальником. Интересно, что с этим официальным титулом Иоанн в списке монашествующих Саровской пустыни (табели) 1733 года шел первым - перед строителем, в знак признания заслуг, и наверное, в знак того, что, несмотря на назначение Дорофея, первым лицом в монастыре все же оставался Иоанн.
Слух о том, что Зворыкин содержится в синодальной конторе и дает там показания, спустя некоторое время достиг подмосковной Берлюковской пустыни.
Иосия и берлюковские монахи (...) знали, что живут в страшное время, особенно для монахов, что не было ничего легче, как попасть в «Тайную», и нет ничего труднее, как выдти из нея (...) У Иосии сердце чуяло, что его сгубят показания сумазбродного Зворыкина (...) Как спастись, как миновать страшной канцелярии? Иосия уж не первый год живет на белом свете. В запасах его опытности нашелся мудрый, как ему показалось, совет: прежде чем сделаться ответчиком, самому сделать донос на своего противника*
Перед тем, как отнести этот «превентивный» донос в синодальную контору, Иосия решил спросить совета у своих московских благодетелей. Он зашел к князю И.Одоевскому - тот не посоветовал доносить. Отправился было Иосия и к А.В.Макарову, но не застал его дома. И все-таки решил донести. Кто знает, не сделай он этого, и может быть, все повернулось бы по-другому?
В своем доносе Иосия рассказал о том, что поведал ему Зворыкин на духу (о своем отречении от бога и т.д.) и сообщил, что написанные Зворыкиным бумаги хранятся в Саровской пустыни (может быть, тем самым он хотел «подставить» саровцев?). В Саровской пустыни сохранилось предание о том, что этой взаимной подаче доносов Зворыкиным и Иосией друг на друга предшествовала их крупная ссора в Москве.9 Однако Чистович, исследовав- ший документы по этому делу в архивах Синода и Тайной канцелярии, о такой ссоре не упоминает.
В Саровскую пустынь был направлен отряд солдат для изъятия документов, о которых рассказал Иосия. В указанном Иосией месте были найдены бумаги Зворыкина, в которых он письменно отрекался от бога (писаные углем и кровью), его же покаяния, разрешительное письмо Иосии, отпускавшее Зворыкину его грехи. Среди этих бумаг попалось и запрещенное вышеупомянутое сочинение Родышевского «Возражение на объявление о монашестве», переписанное в тетрадях от руки. Эти тетради дали делу Саровских монахов иной поворот - политический. Служащим синодальной конторы дело показалось достаточно серьезным, о нем было сообщено в московскую контору Тайной канцелярии. Тайная канцелярия, недолго думая, приказала арестовать Зворыкина, а также упомянутых им монахов. Из Берлюковской пустыни были взяты Иосия, Иаков, Сильвестр и Боголеп, из Саровской - первоначальник Иоанн, иеромонах Ефрем, иеродиакон Феофилакт и монах Аарон. Наверное в тот же приезд воинской команды в Саров и был произведен арест. Описание сцены ареста первоначальника Иоанна оставил нам Саровский игумен Нифонт, управлявший монастырем в 1807-1842 годах. Со времени ареста прошло много лет, но в момент прихода Нифонта послушником в Саровскую пустынь в 1787 году в монастыре еще жили несколько старых монахов, которые могли помнить события 1734 года и передать их на словах Нифонту. За первоначальником послали чиновника с двумя инвалидами; приехали в пустынь; первоначальника не было в обители: отлучился по нуждам монастырским до города Темникова. Чиновник взял монаха, чтобы отыскать вскорости. Поехали к Темникову, не доехали до города 12 верст; первоначальник на встречу ехал, на одной лошади, с послушником; взяли его, обнаживши сабли, чтобы везти в Москву; но первоначальник упрашивал их со слезами заехать в монастырь проститься с назначенным в строители и с братиею и едва мог убедить оных. Приехавши в обитель, не допустили его до нареченного строителя и братии сажен 10; сделал он со слезами как настоятелю, так и братии троекратное поклонение до земли, такожде и братия сделала поклонение; и, не допустивши его и до кельи, в чем застали, в том и увезли в Москву.
Таким было прощание Иоанна со своим любимым детищем - Саровской пустынью, увидеть которую ему уже было не суждено. Каким образом сочинения Родышевского попали в Саровскую пустынь? Очевидно, Иоанн, как многие в то время, отрицательно относился к некоторым политическим реалиям, в частности, к церковным реформам Петра. Иоанн получил тетради с сочинениями Родышевского в 1730 году в Москве у книготорговцев Щелягиных (также арестованных по этому делу), монах Аарон доставил их в Саров (и пострадал за это), а переписыванием занимались Зворыкин, Сильвестр, Ефрем и Феофилакт.
4 апреля 1734 года по распоряжению Тайной канцелярии всех арестованных по этому делу отправили в Петербург. Разбирательством лично занялся Феофан Прокопович.
Чтобы придать следствию более ясную направленность, 4 июня 1734 года Феофан написал разбор сочинений Родышевского о монашестве и подал его императрице. Феофан писал: «письмо сие не что ино есть, только готовый и нарочитый факел к зажжению смуты, мятежа и бунта».
Итак, в России (конкретно - в Сарове) - заговор! А Иоанн и его ученики - не кто иные, как смутьяны и потенциальные мятежники. По мнению Н.И.Павленко, Феофан сознательно хотел дать следствию над монахами политическую окраску. Он и некоторые другие влиятельные лица в государстве стремились свести счеты с находившимся в опале после смерти Петра I А.В.Макаровым. И хотя никаких конкретных улик против него, кроме того что духовником его семьи был Иосия, так и не было получено, ход следствия дал повод держать Макарова под домашним арестом до самой его смерти в 1740 году." Тайная канцелярия почувствовала, что она не вполне компетентна в вопросах, касающихся церкви, и 11 июня обратилась в Синод с просьбой срочно направить в Саровскую пустынь какое-нибудь духовное лицо, чтобы допросить братию и обыскать монастырь: не найдется ли еще чего-нибудь подозрительного? В Саров был направлен игумен Колоцкого Можайского монастыря Пахомий. Им было конфисковано в монастырской библиотеке и архиве большое количество книг и рукописей, которые он привез в московскую синодальную канцелярию. Документы, показавшиеся канцелярии подозрительными, она переслала в Петербург, Синод же, ознакомившись с книгами и бумагами, потребовал, чтобы ему прислали все без исключения. Все это указывает на важное значение, которое придавали делу Саровских и берлюковских монахов в российских верхах. В допросах Саровских колодников принимали участие даже министры.
По мнению, которое складывалось у Феофана Прокоповича, главным в заговоре был Иосия. Решено было его, а также Иакова и Сильвестра расстричь и продолжить разбирательство с ними уже как с мирянами.
Сего 12 июня его преосвященство и высокосиятельные гг. министры, по секретному важному делу, которое следуется ими в Тайной канцелярии, о Саровском строителе Иоанне и берлюковском Иосии, о монахе Георгии Зворыкине, иеромонахе Иакове и монахе Сильвестре, разсуждали, что из тех плутов чернцов оные берлюковской пустыни строитель Иосия, яко первый, предводитель оному зело важному злоковарному делу, и иером. Иаков и монах Сильвестр - явились в жестокой важности, о которой значится в оном деле (а о прочих их винах по ответам их известно и св. Синоду, понеже допрашиваны оные плуты при св. Синоде), и по общем разсуждении предложили, чтоб сняв с них Иосии, Иакова и Сильвестра священнические и монашеские чины, отдать их к следованию оной злодейской важности в светский суд.12
Монахам вернули их мирские имена: Иосии - Яков Самгин, Иакову - Иван Кучин, Сильвестру - Степан Викторов. Зворыкин был расстрижен позже - 31 августа 1734 года.
Основные участники следствия - Зворыкин и Иосия - продолжали обвинять друг друга во всех грехах. Зворыкин неожиданно признался, что рассказ его о Вейце и история с пострижением - ложь. Если эти показания правдивы, то выходит, что он сам надел на себя монашескую одежду и, выдав себя за монаха, явился таким образом во Флорищеву пустынь. Об Иосии же Зворыкин сообщал, что тот допускал высказывания против государыни Анны Иоанновны, высказывал недовольство иноземцами, хозяйничавшими при ее дворе, а законной наследницей считал Елизавету Петровну.
Иосия, чувствуя, что над его головой сгущаются тучи, подал 10 июля пространную записку, озаглавленную «Объявление о великом злоумышлении». Суть этого «объявления» сводилась к тому, что Зворыкин выставлялся в нем членом некого тайного общества, задачей которого были государственный переворот, возведение на трон Елизаветы Петровны и соединение православной церкви с латинской и лютеранской. Этим заявлением Иосия, по-видимому, не столько отвел от себя подозрения, сколько навлек новые. Для выяснения того, кто же все- таки прав, Иосия или Зворыкин, решено было прибегнуть к пыткам. Начали с Иосии; он был пытан во время следствия как минимум дважды, но своих показаний не изменил. Пытали и Зворыкина. Феофан Прокопович, по-прежнему уделявший следствию большое внимание, не успевал уследить за всеми многочисленными допросами и обратился к Анна Иоанновне, чтобы та повелела выдать ему в помощь двух архимандритов - Чудова и Ипатьевского монастырей. В июле-августе 1734 года Феофан приказал всех арестантов перевезти на время в Ораниенбаум. Он там отдыхал на загородной даче, но хотел оставаться в курсе следствия. В это время арестованных, по- видимому, держали на корабле, стоявшем на якоре в заливе.
Материалы следствия, изученные И.Чистовичем, содержат порой очень интересные сведения о жизни в Саровском монастыре и его монахах. Чрезвычайно любопытно, например, что говорил на допросе иеромонах Ефрем о первоначальнике Иоанне. Означенный строитель Иван мнится мне состояния не коварного, только начальства над монастырем крепко держался, и того желателен, чтоб ему в его делах, что ему захочется, делать, хотя бы не на потребу обители; а чтоб его любили, того желателен; в вещах, как-то в книгах и в других, которые при себе имеет, в тех братии не податлив; нрав имеет, мнится мне, тяжелый.
Какая интересная характеристика! И о любви писателя Иоанна к книгам сказано. Как справедливо заметила В.Б.Смирнова: «Иоанн тщательно и целенаправленно собирал монастырскую библиотеку и архив, понимая их значение. Он был книголюбом. Страсть к собиранию и хранению книг и документов, перешедших в категорию запрещенных, и погубила его».'3
Так же, как в Саровской, проводилось расследование и в Берлюковской пустыни. Вскрылись многочисленные нарушения правил пострижения в монашество, аналогичные тем, которые Иосия допускал еще в Сарове. 17 января 1735 года Синод вынес определение: монахов и тружеников Берлюковской пустыни разослать куда указы повелевают, московское подворье Берлюковской пустыни продать и деньги отдать в монастырь, куда из оной пустыни церковную утварь и прочее церковное имение отдать ведено будет.'*
К допросу по следствию были привлечены некоторые знатные особы из числа благотворителей Саровской и Берлюковской пустыней: княгиня Мария Долгорукова, Настасья Ермиловна Матвеева, упомянутый выше А.В.Макаров.
В 1736 году умер главный обвинитель по делу - Феофан Прокопович. Расследование продолжалось без него, и о его дальнейшем ходе мы не знаем практически ничего.
В 1737 году в застенке Тайной канцелярии скончался Саровский первоначальник иеросхимонах Иоанн. Было ему 67 или 68 лет (неопределенность вызвана тем, что год рождения первоначальника в разных источниках указан по-разному). В монастырских изданиях тради- ционно указывался день его смерти 4 июля, однако Чистович оспаривает эту дату. По его данным, пока Иоанн содержался в крепости, ему выдавались деньги на пропитание («кормовые» две копейки в день). По расходной книге последняя выдача ему была 16 декабря 1737 года, и" чего был сделан вывод, что Иоанн скончался между 16 декабря и 1 января 1738 года - сроком очередной выдачи другим арестантам. Похоронен был Иоанн в Санкт-Петербурге рядом с Колтовской Преображенской церковью. Эта церковь находилась невдалеке от Тайной канцелярии, и при ней хоронили скончавшихся там арестантов. Могила первоначальника не была никак отмечена, и место ее осталось неизвестно.
В 1849 году Саровскую пустынь посетил А.Н.Муравьев.* Он познакомился с историей основания монастыря, и его очень заинтересовала судьба его первоначальника. Вернувшись в Петербург, Мура- вьев решил отыскать Преображенскую церковь и могилу Иоанна. Церковь существовала и была деревянной и ветхой. Однако ни в церковном архиве, ни на самих могильных плитах имени Иоанна не было. Получив согласие настоятеля храма и церковных инстанций, Муравьев инициировал сбор средств для постройки нового каменного хра- ма. По его замыслу он должен был быть поставлен в честь подвижника и страдальца Саровского первоначальника Иоанна. В числе пер- вых, кто дал пожертвование на постройку храма, был Саровский игумен Исаия II с братией, внесшие значительную сумму в тысячу руб- лей серебром.
Сбор денег тянулся долго. Строительство началось в 1861 году. Вот что писал в Саров настоятелю Серафиму священник Колтовской церкви А.П.Покровский:
В настоящем году приступили к землекопным работам. Много было разрыто могил, много из сих могил вынуто человеческих костей, в том числе ножные кости в наглухо заклепанных кандалах; но чьи эти кости, и кто сей столь злощастный, что и в самую могилу должен был сойти в оковах, неизвестно.**
А какова была судьба остальных арестованных? 13 декабря 1738 года был вынесен окончательный приговор. Разстригу Якова Самгина (иеромонаха Иосию - А.П.), вместо смертной казни, бить кнутом и, с вырезанием ноздрей, сослать в Камчатку, в работу вечно;
разстригу Ивана Кучина (иеромонаха Иакова - А.П.) бить кнутом и сослать на сибирские казенные железные заводы в работу вечно; разстригу Степана Викторова (монаха Сильвестра - А.П.) отослать в Военную коллегию для написания в писари;
разстригу Зворыкина, вместо смертной казни, сверх бывших ему розысков, бить кнутом нещадно и, с вырезанием у него ноздрей, сослать в охотский острог в работу вечно;
иеромонаха Ефрема, за важные его вины, по лишении иеромонашества, бить кнутом нещадно и сослать в Оренбург в шахты вечно; иеродиакону Боголепу, за вины его, лиша монашеского чина, вместо кнута, учинить нещадное наказание плетьми и отослать в Военную коллегию, для написания в солдаты.16
В 1741 году на престол взошла императрица Елизавета Петровна. Многие люди, осужденные и сосланные во времена бироновщи * Андрей Николаевич Муравьев (1806-1874) - писатель, перу которого принадлежит много книг духовного содержания. Наиболее известная из них - «Путешествие по святым местам русским», впервые изданная в 1832 году. ** Колтовская Преображенская церковь в Санкт-Петербурге снесена в 1932 году. ны, получали помилование и освобождались. Из осужденных по Саровскому делу первым был отпущен Степан Викторов (Сильвестр). Он был освобожден от военной службы, и ему вернули монашество. В 1743 году освободили Зворыкина, и в 1744-м он добрался до Саровской пустыни с указанием московской духовной дикастерии: «по Всемилостивейшему Ея Императорского Величества указу, из той Сибири освобожден, и посылается к тебе, Настоятелю Дорофею, и быть ему у тебя, Настоятеля, в послушании монастырском, а сверх оного монашества, в другие чины никуда не выбирать»
Почувствовав перемены в обществе, Саровские монахи стали предпринимать попытки вызволить из неволи своих. Но сначала, в 1742 году, они попросили вернуть им конфискованные книги.
В прошлом 1734 году взяты по некому делу оной пустыни прежде- бывший Строитель Иеросхимонах Иоанн, Иеромонах Ефрем, и Иеродиакон Феофилакт в Св. Правительствующий Синод, с которыми заб- раны имевшиеся в их кельях той пустыни казенныя всякия печатныя книги, також монастырски» нужнейшия всякого звания письма, которыя в ту пустынь и поныне не возвращены; а ныне в тех книгах и мона- стырских письмах в той пустыни обстоит немалая нужда.*
Книги были возвращены. 27 января 1743 года Дорофей рискнул уже обратиться в Синод с прошением на высочайшее имя по поводу томившихся в ссылке людей.
... дабы повелено было высочайшим в.в. (вашего величества - А.П.) указом, возвратить их по прежнему в нашу пустынь, и из них иеромонаха Иосию (Самгина) определить, вашего и.в. указом, на мое строительское место, во оной пустыне строителем, того ради, что я нижайший, за старостью своею и дряхлостию, в строительстве более быть не могу; а он, иеромонах Иосия, в том строительстве быть достоин и той нашей пустыни общежительный устав в настоящем сохранении нерушимо содержать может, ибо он пострижен в той нашей пустыни и жительство имел долговременное в добродетельном житии и безпорочно.
По-видимому, Дорофей уже простил Иосии причиненные им Саровской пустыни несчастья, понимая, что понесенное Иосией наказание уже многократно искупило его вину. В письме Дорофей про- сил также за Ефрема, Феофилакта, Аарона и за берлюковцев Иакова и Боголепа. Синод переслал запрос в Тайную канцелярию, из которой ответили, что Самгин, Кучин и Короткий (Ефрем) значатся в вечных ссылках и освобождению не подлежат, Боголеп, будучи в Кронштадтском гарнизоне, женился, а иеродиакон Феофилакт, так же как Иоанн, скончался под караулом, о чем в Сарове, видимо, не знали. В том же 1743 году, как мы уже знаем, был освобожден из сибирской ссылки Зворыкин. А в начале 1745 года в московскую сино- дяльную контору явились двое с паспортами, выданными сибирской губернской канцелярией. Это были Иосия и Иаков. До них дошел слух об освобождении Зворыкина, и они поспешили с разрешения сибирских властей в Москву, чтобы также вернуться к своей обычной жизни. Пока суд да дело, обоих поместили в Донской монас- тырь и послали запрос в Синод (7 февраля 1745 года), а Синод обратился за разъяснениями в Тайную канцелярию. Несмотря на смену императрицы, во главе Тайной канцелярии остался тот же человек - граф Ушаков. Вот каким был его ответ:
... они, вместо смертной казни, отправлены на работы вечно - и о свободе их из ссылки в Тайной канцелярии не токмо указу, но и известия не имеется; а потому, взяв их, Самгина и Кучина, из донского монастыря, а Зворыкина из саровской пустыни, в контору Тайной канцеля- рии, по сношению с московской синодальной конторой, снять с Зварыкина монашество, ежели оно подлинно ему возвращено, и отправить из той конторы всех троих, на ямских подводах, немедленно в Сибирь, по прежнему, а именно: Самгина - в Камчатку, Зварыкина - в охотский острог, Кучина - на сибирские казенные заводы, в работу - вечно: и ту отправку учинить на коште сибирского губернатора, ...и свободе за те свои важные вины они не подлежат; а потому сибирскому губернатору, не имея из Тайной канцелярии точного указа об их свободе, и освобождать их собою не надлежало; за что подлежал оный губернатор штрафу, но вместо того учинить на его счет означенную обратную их в Сибирь отправку. 22 марта 1745 года.
Не выдержав, по-видимому, угрозы повторной ссылки, 10 марта 1745 года Зворыкин скончался. Дальнейшая судьба Иосии и Иакова нам не известна.
В 1747 году Саровская пустынь возобновила попытки добиться освобождения иеромонаха Ефрема, но осуществить это удалось не сразу. Ефрем отбывал свое наказание в Орскоп крепости, где он исполнял обязанности церковнослужителя в храме Преображения Господня. В Саровской пустыни сохранилось предание о том, что Еф- рем заслужил помилование необычным образом. Неизвестно где именно, и каким случаем пономарем Ефремом в Орской крепости был найден клад, и надо полагать, значительный. С полною заботливостью и неприкосновенностью представлен им он был властям. После этого в отношении к Ефрему произошла совершенная перемена. Его расспросили о деле, по которому он сослан, о желаниях, чем бы могли воздать за его услуги. И тогда услышали от него жалобу, что он осужден безвинно, что никогда и в мыслях его не было никакого сообщничества с мятежниками, что тетрадь, которую у него нашли, писал он в свободное время, занимаясь полууставным письмом. У вас, - прибавил он. - я всем доволен. Но если хотите, если можете, походатайствуйте о возвращении меня в Саровскую пустынь, в том же Иеро монашеском звании. Большего нет у меня желания; и если Господь сподобит меня получить этот дар вашей ко мне милости, то на всю жизнь я буду ваш должник.
Живейшее ходатайство в Св. Синод об о. Ефреме отправлено немедленно.
Ходатайство, подписанное многими офицерами Орской крепости, было отправлено в Синод 1 июня 1754 года. Если предание о найденном кладе основано на реальном факте, то логично было предположение о том, что этот клад был подстроен и явился своеобраз- ной формой взятки от Саровской пустыни гарнизонным офицерам.22 5 июля 1755 года Ефрем получил указ, позволяющий ему возвращаться в Саров.* (Позднее, в 1758 году, Ефрем был избран шестым по счету настоятелем Саровской пустыни).
Так была поставлена точка в этой чересчур затянувшейся истории, напоминающей скорее авантюрный роман, нежели описание событий в монашеской обители. Здесь же следует, наверное, подвести и черту первому периоду истории монастыря - эпохе его основа- ния и управления первоначальником Иоанном. Отдадим ему должное - о многих событиях гораздо более близких к нам по времени мы знаем намного хуже, чем о событиях начала XVIII века, благодаря оставленным Иоанном литературным произведениям. Значение Иоанна для Сарова трудно переоценить.
В архиве монастыря сохранилось письмо упоминавшегося уже Андрея Николаевича Муравьева, из которого становится ясно, что изучать историю Саровской пустыни, читая «Сказание о первом жительстве», мы имеем возможность благодаря этому человеку.
Наконец к чрезвычайному моему утешению могу я исполнить данное вам обещание и возвратить долго пропадавшую драгоценную книгу вашего блаженного Первоначальника. Не малых хлопот стоило добыть ее, писали и в Варшаву, и в Курск, и в Харьков, потому что тот, кто ее у вас взял, сам исчез и только после года появился, и тут около месяца искал ее по настоятельному требованию Обер-Прокурора, и потому что сам не знал кому ее отдал.
* В книге Чистовича приводится несколько другая последовательность событий освобождения Ефрема. Разрешение на освобождение, по его данным, было дано Тайной канцелярией гораздо раньше - 7 мая 1752 года. Посылаю вам сию драгоценную рукопись, но с условием: никому, никогда, ни под каким предлогом ее не давать. (Здесь и далее выделено Муравьевым - А.П.). А для того, чтобы удовлетворить любопытство приходящих, прикажите списать с нее два списка, и я удивляюсь, как вы сего до сих пор не сделали. Сию же книгу храните как сокровище, в ризнице, а не в библиотеке, и сделайте для нее красивый ящик или футляр, потому что тут вся жизнь вашей пустыни и душа вашего Первоначальника, которого тело от вас далеко. Вы может быть давно не читали сей книги. Перечтите ее опять, и вы увидите, какое это сокровище, и сами смутитесь, как вы мало берегли оное досель и даже едва не утратили! Выпишите ее вместе с документами, которые ко мне посылали, в опись различных вещей, для большей верности в сохранении, и сохраните сие мое письмо, чтобы кто-либо впоследствии не помыслил отдать кому-либо сии сокровища духовные.
Вашего преподобия покорнейший слуга А.Муравьев С.-Петербург 18 февраля 1849 г.23
Нам не известны обстоятельства пропажи рукописи из монастыря, но уважение Муравьева к первоначальнику Иоанну и его забота о сохранении его наследия заслуживают большой благодарности.