<h2>Радость моя.</h2>

КАК ПРЕП. СЕРАФИМ ПОБЕЖДАЛ ГРЕХОВНОСТЬ СВОЕЙ ПРИРОДЫ И ВОЗВЫШАЛ СВОЮ ДУШУ

В пустынножительстве, в подвигах безпрестанной молитвы, поста и умерщвления плотских страстей Преподобный о. Серафим видел один из главнейших путей, возводящих человека к более близкому общению с Богом. С самых юных лет в душе Преподобнаго жило и постепенно развивалось и росло стремление к жизни пустынной, уединенной. Оно привело его в монастырь, но влекло его в часы, свободные от исполнения монастырских обязанностей и послушания, под сень вековых деревьев, в глушь лесной чащи Саровскаго леса. По природе добрый милосердный, любвеобильный, он ничуть не чуждался людей, никогда не избегал служения ближним, наоборот, ища этого; служения, он всеми силами старался наилучшим образом приготовиться к нему чрез приближение к Богу, источнику безконечной любви. Он сам выражался: «удаляемся мы и;) общества не из ненависти к нему, а более потому, что мы приняли и носим на себе чин ангельский, которому несовместимо быть там, где словом и делом прогневляется Господь Бог. И потому мы, отлучаясь от братства, удаляемся только от слышания и видения того, 'что противно заповедям Господним, как это случается неизбежно в среде многолюднаго общества. Мы избегаем не людей, которые одной с нами природы и носят одно и то же имя Христово, а пороков, совершаемых людьми.» В лесной глуши, среди безмолвной природы, подвижник всецело погружается душевно в созерцание Божественнаго величия, чистый образ Божества бла- годатно сливается в молитве и славословии со своим Первообразом. Молитвенная беседа с Богом с всею ясностью открывает подвижнику слабость человечеевой при- роды и наглядно утверждает его в мысли, что только помощью Бржиею, только благодатными силами Господа человек может возвышаться, правильно развиваться и совершенствоваться. А для этого необходимо прежде всего искать общения с Богом, приближаться к нему, нужно безпрестанно молиться. Молитва и псалмопение были почти безпрерывным занятием Преподобнаго о. Серафима в лесном уединении. Целые ночи нередко он простаивал на молитве: причем главною его заботою было устранение во время молитвы посторонних мыслей, молитвенная сосредоточенность и, так сказать, полная отрешенность души от окружающего мира и безпрепятственное созерцание Бога. Не только келейные правила, положенные монастырским уставом для иноков, но и все церковные службы, кроме, конечно, божественной литургии, о. Серафим совершал непопустительно; строжайший пост и крайнее воздержание составля- ли неразлучную обстановку уединенной жизни подвижника. Нередко он сам лишал себя и того малаго количества чертвого хлеба, которое он приносил с собою из обители. В течении первой недели Великаго поста и Страстной седмицы он совсем пищи не принимал никакой. Это время он обыкновенно проводил в обители и посещал все церковные службы. Многие из монастырской братии удивлялись величию подвигов о. Серафима и, желая у него поучиться и положить под его непосредственным руководительством, приходили к нему в лесное уединение. Приходившие к о. Серафиму нередко находили его в уединении, пребывающим на молитве: тогда они, незаметно для подвижника, ожидали окончания молитвы, и затем уже являлись к нему. Случалось, что, простояв иногда незаметно для подвижника несколько часов, посетители удалялись обратно, не желая нарушать его молитвенной сосредоточенности. Во время молитвы обыкновенно лицо о. Серафима сияло каким-то особенным, незем- ным светом, и было всегда чрезвычайно спокойно. Но чем более святой подвижник погружался в молитвенное настроение, чем выше поднимался нравственно, тем яснее для него ййгановилась опасность греховных искушений, соблазнов и телесных страстей, кои при содействии и возбуждении отца злобы — диавола сильно одолевали подвижника; поэтому рядом с молитвою преподобный Серафим работает над покорением своего тела, над развитием в себе постепеннаго господства души над плотью. Постоянный физический труд и крайнее воздержание были для него наилучшими для этого средствами. Но чтобы еще более смирить свою плоть, убить в себе эгоизм и страстные порывы, о. Серафим заставлял себя подолгу оставаться неподвижно на одном и том же месте, большею частью в коленопреклоненном положении. Вспомнил при этом отшельник о великих подвигах свитых столпни- ков, на которые и в древности решались весьма немногие, и решил им подражать. На половине пути от его келии к Саровскому монастырю лежал в лесной глуши громадный гранитный камень. Сюда стал приходить по ночам о. Серафим. Он поднимался на этот камень и, стоя на коленах с воздетыми к небу руками, в продолжении целой ночи горячо и усердно молился. Кругом было так тихо, темно, таинственно, и умилительно звучало среди этой таинственной тишины под покровом ночного неба повторявшееся подвижником смиренное моление мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному». Мало того: чтобы и днем продолжать свой ночной подвиг, опять-таки незримо для людей, отец Серафим и в келию свою принес большой камень, на котором по целым дням он молился в уединенной от мира и взора людского келии своей. Сходил с камня только для отдыха от изнеможения и для принятия пищи. Так совершал преподобный свой подвиг столпничества в течение тысячи дней и ночей и прекратил его только тогда, когда заметил значительное изнурение и упадок телесных сил, когда в ногах появилась болезнь, которая с этого времени и до конца жизни не переставала мучить его. Дальнейшее продолжение подвига он при таких условиях считал неразумным. Он сам учил, что «если самодеянно изнурим тело до того, что изнуриться и дух, то такое удручение будет безрассудное, хотя бы это и делалось для снискания добродетели». Свой великий подвиг отец Серафим сохранял в глубокой тайне и лишь незадолго до своей смерти рассказал о нем в назидание ближайшим из братии обители. Когда ему собеседники заявляли, что подвиг этот выше сил человеческих, то преподобный высказал, что он ощущал во время подвига всесильную помощь благодати Божией. «Иначе сил человеческих недостало бы... Внутренне подкреплялся и утешался я этим небесным даром, нисходящим свыше от Отца светов. Когда в сердце есть умиление, то и Бог бывает с нами. Напечатано по изданию Саровской пустыни. Листок №•11, 1905 г. Николаи ЕЛАГИН .

ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРАФИМ САРОВСКИЙ И СТАРООБРЯДЦЫ

Однажды пришли к нему четыре человека из ревнителей старообрядства, жители села Павлова, Гор- батовского уезда, спросить о двуперстном сложении, с удостоверением истинности старческого ответа каким- нибудь чудом или знамением. Только что переступили они за порог келий, не успели еще сказать своих помыслов, как старец подошел к ним, взял первого из них за правую руку, сложил персты в трехперстное сложение по чину Православной Церкви, и таким образом, крестя его, держал следующую речь: «Вот христианское сложение креста! Так молитесь, и прочим скажите. Сие сложение предано от св. Апостолов; а сложение двуперстное противно святым уставом. Прошу и молю вам, ходите в Церковь Грекороссийскую: она во всей славе и силе Божией! Как корабль, имеющий многие снасти, паруса и великое кормило, она управляется Святым Духом. Добрые кормчие ее — учителя Церкви, архипастыри суть приемники Апостольские. ^ Ваша часовня надобна маленькой лодкемеющей кормила и весел; она причалена вервием к кораблю нашей Церкви, плывет за нею, заливаемая волнами и непременно потонула бы, если бы не была привязана к кораблю».

В другое время пришел к нему один старообрядец и спросил Скажи, старец Божий, какая вера лучше: нынешняя церковная или старая?»

"Оставь свои бредни», отвечал о. Серафим: «жизнь наша есть море, св. Православная Церковь наша — корабль, а к Сам Спаситель. Если с таким кормчим люди, по своей греховной слабости, с трудом переплывают море житейское и на все спасаются от потопления, то куда же стремишься ты со своим ботиком и на чем утверждаешь свою надежду~ спастись без кормчего?»

Однажды зимою привезли на санях больную женщину к монастырской келии о. Серафима и о сем доложили ему. Несмотря на множество народа, толпившегося в сенях, о.Серафим просил принести ее к себе. Больная вся была скорчена, коленки сведены к груди. Ее внесли в жилище старца и положили на пол. О. Серафим запер дверь и спросил ее:

—Откуда ты, матушка? — Из Владимирской губернии. —-Давно ли ты больна? — Три года с половиною. — Какая же причина твоей болезни? — Я была прежде, батюшка, Православной веры, но меня отдали замуж за старообрядца. Я долго не склонялась к ихней вере — и все была здорова. Наконец они меня уговорили: я переменила крест на двуперстие к в церковь ходить не стала. После того вечером пошла я ,раз по домашним делам во двор; там одно животное показалось мне огненным, даже опалило меня; я, в испуге упала, меня начало ломать и корчить. Прошло немало времени. Домашние хватились, искали меня, вышли во двор и нашли — я лежала. Они внесли меня в комнату. С тех пор я хвораю».

— Понимаю..., — отвечал старец. —А веруешь ли ты опять в святую православную церковь?

— Верую теперь опять, батюшка, — отвечала больная. Тогда о. Серафим сложил по православному персты, положил на себе крест и сказал:

— Перекрестись вот так во имя Святой Троицы. — 'Батюшка, рада бы, — отвечала больная, — да руками не владею.

О. Серафим взял из лампады у Божьей Матери Умиления елея и помазал грудь и руки больной. Вдруг ее стало расправлять, даже суставы затрещали и тут же получила совершенное здоровье.

Народ, стоявший в сенях, увидев чудо, разглашал по всему монастырю, и особенно в гостинице, что о. Серафим исцелил больную.

Когда это событие кончилось, то пришла к _о. Серафиму одна из Дивеевских сестер. О. Серафим сказал ей: — Это, матушка, не Серафим убогий исцелил ее, а Царица Небесная. — Потом спросил ее:

— Нет ли у тебя, матушка, в роду таких, которые в церковь не ходят?

— Таких нет, батюшка, — отвечала сестра, — а двуперстным крестом молятся мои родители и родные все. — Попроси их от моего имени, — сказал отец Серафим: чтобы они слагали персты во имя Святой Троицы.

— Я им, батюшка, говорила о сем много раз, да не слушают. — Послушают, попроси от моего имени. Начни с твоего брата, который меня любит: он первый согласится. А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двуперстным крестом?

—Прискорбию, у нас в роду все так молились. — Хоть и добродетельные были люди, — заметил о. Серафим, пораздумавши, — а будут связаны: св. Православная Церковь не понимает этого креста... А знаешь ли ты их могилы? Сестра назвала могилы тех, которых знала, где погребены.. —Сходи ты, матушка, на их могилы положи по три поклона и молись Господу, чтобы Он разрешил их в вечности.

Cестра так и сделала. Сказала и живым, чтобы они приняли православное сложение перстов во имя Святой Троицы, и они точно послушались голоса о. Серафима: ибо знали,что он угодник Божий и разумеет тайны св. Христовой Веры.

О православном сложении перстов и положения на челе крестного знамения должным образом о. Серафим очень заботился к приписывал крестному знамению великую силу. Крестянинянин Ардатовского уезда, села Автодеева М. Б., собираясь в Саров на богомолье, перед самым выездом получил такой жестокий удар, что память . совершенно потерял, и его без сознания привезли в Саровскую пустынь. Здесь один послушник, земляк больному, привел его к о.Серафиму. Едва только стали подходить мы к келий старца— рассказывал после М. Б. и бывший с ним послушник — как я уже почувствовал в себе облегчение; чувство памяти и понимания понемногу снова начало возвращаться ко мне, и я помню все, что о. Серафим говорил и делал со мною в то время. Сперва он благословил меня и начертил на челе моем крест маслом из лампадки; потом дал мне две пригоршни сухариков, наконец сам показал мне трехперстное сложение креста и сказал: — Милостив Бог! молись ему так; со временем все это пройдет. И действительно, немного возврашении моем домой, я сделался совершенно здоров, молитвами угодника Божия о. Серафима.

-Часто старец Божий одним своим видом и простым словом приводил к сознанию грешников, и они решались исправиться от пороков. Так в одно время к нему силился пройти сквозь толпу один крестьянин, но всякий раз как будто отталкиваем был кем-то. Наконец сам старей обратился к нему и спросил строго: — А ты куда лезешь? — Крупный пот выступил на лице крестьянина и он с чувствованием глубочайшего смирения в присутствии всех тут бывших, начал раскаиваться в своих пороках, особенно краже, сознаваясь, что он недостоин явиться пред лице такого Светильника. Конечно, это сознание не могло не принести добрых плодов в жизни простосердечного крестьянина.

Иван Яковлевич Каратаев, относительно наставлений о. Серафима, лично ему данных, рассказывал следующее: — В октябре 1830 года я был послан из Курской губернии, где квартировал наш полк, за ремонтом. В Курск и дорогою я много слышал о подвигах старцев Саровской пустыни Назария, Марка и других, в особенности много рассказывали мне о великом подвижнике той пустыни, затворнике иеромонахе Серафиме, о его святой жизни, о чудных его предсказаниях, о даре врачевания всевозможных болезней, телесных и душевных и необыкновенной его прозорливости. Эти рассказы до того разогрели мое сердце, что я решился непременно заехать по пути в Саров. Но когда я был почти подле самой Саровской пустыни, враг смутил меня страхом прозорливости старца Серафима. Мне казалось, что старец торжественно обличит меня во всех грехах моих, особенно в заблуждении касательно почитания святых икон. Я думал, что икона, писанная рукою человека, даже может быть грешного, не может быть угодна Богу, следовательно не может вместить в себе чудодейственной благодати Божией, и поэтому не должна быть предметом нашего почитания и благоговения. По слабости и малодушию, я совершенно покорился страху обличения от прозорливого старца проехал мимо Саровской пустыни. На следующий год, в марте месяце, -когда войска наши двинулись на польскую границу, я возвращался в свой полк, по риказанию начальства.

Путь мой лежал опять мимо Саровской пустыни, и теперь уже решился я, по совету своего отца, побывать у с. Серафима. Когда я шел из гостиницы к келии старца, внезапно страх, до владевший мною, переменился в какую-то тихую радость,и я заочно возлюбил отца Серафима. Около его келии уже стояло множество народа, пришедшего к нему за благословением.О.Серафим, благословляя прочих, взглянул и на меня , и дал мне знак рукою, что бы я прошел к нему. Я исполнил его приказание со страхом и любовию, поклонил- ся ему в ноги, прося его благословения на дорогу и на войну, и чтобы он помолился о сохранении моей жизни.О.Серафим благословил меня медным своим крестом, который висел у него на груди, и, поцеловав, начал меня исповедывать, сам сказывая грехи мои, как будто бы они при нем были совершены. По окончании этой утешительной исповеди, он сказал мне: — Не надобно покоряться страху, который наводит на юношей диавол, а нужно тогда особенно бодрствовать духом и, откинув малодушие, помнить, что, хоть мы и грешные, но все находимся под благодатью нашего Искупителя, без воли Которого не спадет ни один волос с головы нашей. — Вслед за тем начал он говорить и о моем заблуждении касательно почитания св.икон: — Как худо и вредно для нас желание исследовать таинства Божии, недоступные слабому уму человеческому, например: как благодать Божия через святые иконы, как она исцеляет грешных, подобных нам с тобой, прибавил он, и не только тело их, но и душу; так что и грешники, по вере в находящуюся в них благодать Христову, спасались и достигали Царства Небесного. — Затем в подтверждение почи тания святых икон, он приводил в пример, что, «еще в Ветхое Завете, при кивоте завета, были золотые херувимы; а церкви новозаветной Евангелист Лука написал лик Божией Матери, и Сам Спаситель оставил нерукотворный Свой образ». Наконец, в заключение, он сказал, что «не нужно внимать подобным хульным мыслям, за которые вечная казнь ждет духа лжи и сообщников его в день страшного суда». — Много еще и других душеспасительных слов говори» он тогда в мое назидание, но я не помню их всех. Говорил он, что «искушения диавола подобны паутине; что только стоит дунуть на нее и она истребляется; что так-то и на врага — диавола, стоит только оградить себя крестным знамением — и все козни его исчезают совершенно». Говорил он также, что «все святые подлежат искушениям, но, подобно золоту, которое, чем более может лежать в огне, тем становится чище, и святые от искушения делались искуснее, терпением умилостивляли правосудие Творца и приближались ко Христу, во имя и за любовь Которого они терпели». И наконец несколько раз повторил он, что «тесным путем надлежит нам, по слов} Спасителя, войти в Царствие Божие».

— Слушая о. Серафима, поистине я забыл о своем земном существовании.

Солдаты, возвращавшиеся со мною в полк, УДОСТОИЛИС - также принять его благословение, И он, делая им при этом случае наставления, предсказал, что ни один из них не погибнет в битве, что и сбылось действительно: ни один из них не был даже ранен.

Уходя от о. Серафима, я положил подле него на свечи три целковых. Но враг диавол, завидуя тогдашнему спокойствия совести моей, вложил мне такую мысль: зачем святому отцу деньги? Эта вражеская мысль смутила меня и я поспешил с раскаянием и с просьбою о прощении за нее к о. Серафиму. Но Бог явно наказал меня за то, что я на минуту допустил к себе такую нечестивую мысль. Ходя около келии о. Серафима, я не мог узнать ее и принужден был спросить шедшего к нему монаха: где келия о. Серафима? Монах, удивляясь, вероятно, моему вопросу , указал мне ее. Я вошёл с молитвою к старцу, и он предупреждая слова мои, сказал мне следующую притчу: войны с галлами надлежало одному военачальнику лишиться правой руки, но эта рука дала какому-то пустыннику три монеты на св. храм, и молитвами св.. Церкви Господи спас ее. Ты это пойми хорошенько и впредь не раскаивайся в добрых делах. Деньги твои пойдут на устроение Дивеевской общины, за твое здоровье. — Потом о. Серафим меня, поцеловал, благословил и дал мне съесть несколько просфорных сухариков и выпить святой воды которую вливая мне в рот, сказал: — Да изженится благословен Божиею дух лукавый, нашедший на раба Божия Старец дал мне и на дорогу сухарей и св.воды просфору, которую сам положил в мою фуражку.

Наконец, получая от него последнее благословение, я просил его не оставить меня своими св.молитвами; на это он сказал: Положи упование на Бога и проси его помощи, да умей прощать ближним своим — и тебе дастся все, с чем ни попросиш.

В продолжение польской компании я был во многих сражениях — и Господь везде спасал меня за молитвы праведника Своего.

Архимандрит СЕРАФИМ (ЧИЧАГОВ)

КОНЧИНА И ПОГРЕБЕНИЕ СТАРЦА

На неделю до своей кончины, в праздник Рождества, в 1832-м году, о. Серафим, по обыкно- вению пришел к литургии, которую совершал о. игумен Нифонт. Он причастился св. Христовых Тайн и после литургии беседовал с о. игуменом. Между прочим, он просил игумена многих, особенно о младших из братий; незабыл упомянуть и на этот случай в последний уже раз о том, чтобы его, когда умрет, положили в его гроб. Простясь с игуменом и братиею, старец возвратился в свою келию и одному из монахов, именно Иакову, ныне иеромонаху Толщерского монастыря, вручил финифтяный образец преп. Сергия— посещение его Матерью Божиею, с такими словами «сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним положите меня в могилу; сей образ, продолжал он — прислан мне местным о.архимандритом Антонием, наместником св. Лавры, от мощей преп. Сергия» .Ко. Антонию старец Серафим, как и прежде мы видели, питал особую любовь.

1-го января 1833 года, в день воскресный, о. Серафим пришел в последний раз в больничную церковь во имя святых Зосимы и Савватия, ко всем иконам поставил сам свечи и приложился, чего прежде не замечали за ним; потом причастился ,по обычаю св. Христовых Таин. По окончании же литургии он простился со всеми здесь молившимися братиями, всех благословил, поцеловал и, утешая, говорил: «спа- сайтесь, не унывайте, бодрствуйте: нынешний день нам венцы готовятся». Простившись же со всеми, он приложился ко .кресту и к образу Божией Матери; затем, обошедши кругом св.престола, сделал обычное поклонение и вышел из храма северными дверями, как бы знаменуя этим, что человек одними вратами — путем рождения, входит в мир сей, а другими, т.е. вратами смерти, исходит из него. В сие время все заметили в нем крайнее изнеможение сил телесных, но. духом старец был бодр, спокоен и весел.

После литургии у него была сестра Дивеевской общины Ирина Васильевна. Старец прислал с нею Параскеве Ивановне 200 руб. ассигн. денег, поручая последней купить в ближней деревне хлеба на эти деньги, ибо в то время весь запас вышел и сестры находились в большой нужде.

В тот же день, после литургии, был у о. Серафима Высокогорской Арзамасской пустыни иеромонах Феоктист. О. Серафим, окончив беседу с ним, сказал в заключение: «ты ужо отслужи здесь». Но Феоктист, поспешая домой, отказался служить в Сарове. Тогда о. Серафим сказал ему: «ну, так ты в Дивееве отслужишь». О. Феоктист, разумеется этого не понял и, получивши от старца благословение, отправился в .тот же день из Сарова.

Старица Матрена Игнатьева рассказывала (тетрадь .№1), что накануне кончины батюшки была у него одна из келейных их сестер. Он ей говорит: «матушка, какой нынче будет новый год, земля постонет от слез!» Она не поняла, что он сказал ей о своей кончине. При ней он и скончался. Когда она возвратилась из Сарова, я ее спрашиваю: «что батюшка, здоров ли?» Она молчит. Я опять повторяю. Она, помолчав, тихо сказала: «скончался!» Я закричала, заплакала, оделась наскоро, да как безумная без благословения убежала в Саров. И вот вам, как перед Господом скажу, что когда я целовала ручки и ножки у батюшки Серафима, каждый раз ощущалось такое благоухание, как от св.мощей, а его не хоронили восемь дней. Сбылось его последнее слово, что воистину земля стонала от плача и рыдания, когда его погребали. И какое было стечение народа!»

Нужно заметить, что рядом с келию старца Серафима стояла келия монаха о. Павла. Они отделялись одна от другой глухою стеною, возле которой была печь. Входы в ту и другую келию были особые. Издавна в Саровской обители принято за правило, чтобы иноки жили, каждый особо, по одному. Как учеников о. Серафим не имел у себя, так и келейника у него не было, а по соседству обязанности келейного исправлял иногда брат Павел. Старец отличал его доверием и говаривал: «брат Павел за простоту своего сердца без труда войдет в царствие Божие:он никогда никого не судит н не завидует никому, а только знает собственные грехи и свое ничтожество».

Старец Серафим имел обыкновение, при выходе из монастыря в пустынь, оставлять в своей келии горящими зажженные с утра пред образами свечи. Брат Павел, пользуясь его расположением, иногда говаривал старцу, что от зажженных свеч может произойти пожар; но о. Серафим всегда отвечал на это: «пока я жив, пожара не будет, а когда я умру, кончина моя откроется пожаром». Так и случилось.

В первый день 1833 года брат Павел заметил, что о. Серафим в течении сего дня раза три выходил на то место, которое было им указано для его погребения, и оставаясь там довольно долгое время, смотрел на землю. Вечером же о. Павел слышал, как старец пел в своей келий пасхальныя песни: Воскресение Христово видевше-.. Светися, светися, новый Иерулисалиме... О, велия и священнейшая Христе... и некоторые другие духовные победные песни. Второго числа января, часу в шестом утра, брат Павел, выйдя из своей келии к ранней литургии, почувствовал в сенях близ келии о. Серафима запах дыма. Сотворив обычную молитву, он постучался в двери о. Серафима, но дверь изнутри была заперта крючком и ответа на молитву не последовало. 0н вышел на крыльцо и, заметив в темноте проходивших в церковь иноков, сказал им: «отцы и братия! слышан сильный дымный запах. Не горит ли что около нас? Старец верно ушел в пустынь.» Тут один из проходивших, послушник Аникита, бросился к келии о.' Серафима и,' почувствовав, что она заперта, усиленным толчком сорвал ее со внутреннего крючка. Многие христиане, по усердию, приносили к о. Серафиму холщовые вещи. Эти вещи, вместе с книгами, лежали на этот раз на скамье в беспорядке, близ двери. Они-то и тлели, вероятно от свечного нагара или от упавшей свечи, подсвечник которой тут же стоял. Огня не было, а тлели только вещи и .некоторые книги. На дворе было темно, чуть брезжилось; в . келии о. Серафима света не было, самого старца также не Видно было и не слышно. Думали, что он отдыхает от ночных подвигов, и в этих мыслях пришедшие толпились у келии. В сенях произошло небольшое замешательство. Некоторые из братий бросились за снегом и погасили тлевшие вещи. Ранняя литургия, между тем безостановочно совершалась своим порядком в больничной церкви. Пели: Достойно есть... 'В это время неожиданно прибежал в церковь мальчик, один из послушников, и тихонько повестил некоторых о происшедшем. Братия поспешили к келии о. Серафима; Иноков собралось немало. Брат Павел и послушник Аникита, желая удостовериться, не отдыхает ли старец, в темноте начали ощупывать небольшое пространство его келии, и нашли его самого. Принесли зажженную свечку и увидели, что старец, в обычном своем белом балахончике, стоял на обыкновенном месте молитвы пред малым аналоем на коленях, с открытою головою, с медным Распятием на шее. Его руки, сложенные крестообразно, лежали на аналое, на книге, по которой он совершал свой молитвенный труд "пред образом Божией Матери Умиления, а на руках лежала голова ниц лицом. Полагали, что он уснул;стали • осторожно будить его, но ответа не было: старец окончил подвижническую жизнь свою... Глаза его были закрыты, лицо оживлено богомыслием и молитвою. Тело старца было тепло, как будто бы дух его только еще сию минуту оставил храмину свою. Но его уже никто не мог пробудить теперь к жизни.

Так описывает автор жизнеописания о. Серафима Саровских изданий 1863 и 1893 годов. Но вопрос: не описывает ли он это со слов очевидцев или смотря на изображение, которое было написано ошибочно, как говорят современники. В издании 1893 года приложено не такое изображение, так что оно не соответствует вовсе описанию. Н. А. Мотовилов в записке « достоверные сведения о двух Дивеевских обителях», опровергает сведения Саровского издания. Так он пишет: «батюшка скончался на коленях в молитве, со сложенными крестообразно руками, а не поникши вниз и лежащим на книге, как в сем издании 1863-года изображено. А что он действительно стоя на коленях, в таком положении скончался, слышал я тогда по приезде моем из .Воронежа лично от самого игумена Нифонта и живших возле батюшки, отца Серафима, иеромонаха Евстафия и иеродиакона Нафанаила, и которых игумен Нифонт призвал к себе при мне для того, чтобы о нем подробно сами мне сказали.»

Иноки с благословения настоятеля подняли на руках тело старца Серафима и положили в соседней келии иеромонаха Евстафия. Там омыли ему чело и колени, одели по монашескому чину, положили в известный нам дубовый гроб и тотчас же вынесли в соборный храм. После, когда утихло волнение и беспокойство, когда стали разбирать вещи в келий почив шего, заметили, что и книга, над которою он почил непробудным сном, несколько обгорела.

Весть о кончине старца о. Серафима быстро разнеслась повсюду. Вся Саровская окрестность быстро стекалась в пустынь. Все скорбели и горько плакали о смерти старца;в особенности разлука с ним тяжка была для Дивеевских cестер.

Дивеевская сестра Прасковья Ивановна, которой о. Серафим пред кончиною своею дал деньги, купив хлеба, и возвращаясь в Дивееево, на дороге услышала горестную весть и, не заезжая к себе, погнала лошадь в Саров.

Бывший накануне иеромонах Феоктист, выехав в то же время из Сарова, ночевал в деревне Вертьянове, а на другой день утром отправился дальше. На пути, без видимой причины завертка у его саней оборвалась, лошадь выпряглась, Я он поставлен был в необходимость остановиться в Дивеевской общине. Там нашел всех сестер в глубокой скорби и слезах: они оплакивали кончину о. Серафима. Дивеевский священник был в отсутствии по должности благочинного. Сестры убедительно просили о. Феоктиста отслужить панихиду об упокоении в блаженных обителях души старца Серафима. Желание их было исполнено и сбылись слова старца:» ну, так ты в Дивееве отслужишь.»

Тело о. Серафима положено в гроб, по завещанию его, с финифтяным изображением преп. Сергия, полученным из Троицко-Сергиевской лавры. Могила блаженному старцу уготовлялась на том самом месте, которое давно было намечено им самим, и его тело в продолжении восьми суток стояло открытым в Успенском соборе. Саровская пустынь до дня погребения наполнена была тысячами народа, собравшееся из окрестных стран и губерний. Каждый наперерыв теснился облобызать великого старца. Все единодушно оплакивали потерю его и молились об упокоении души его, как он при жизни своей молился о здравии и спасении всех. В день погребения за литургиею народа так много было в соборе, что местные свечи около гроба тухли от жара.

В то время в Глинской обители. Курской губернии, подвизался иеромонах Филарет. Его ученик сообщил, что 2-го января, выходя из храма после утрени, отец Филарет показал на небе необыкновенный свет и сказал: «вот так-то души праведных возносятся на небо! Это душа отца Серафима возносится!» (Сказания о подвигах о. Серафима, стр. 34, изд. 1849).

Архимандрит Митрофан, занимавший должность ризничего в Невской Лавре, был послушником в Саровской пустыни и находился при гробе о. Серафима. Он передал Дивеевским сиротам, что лично был свидетелем чуда. Когда духовник хотел положить разрешительную молитву в руку о. Серафима, то рука сама разжалась. Игумен, казначей и другие видели это и долго оставались в недоумении, пораженные случившимся.

Погребение о. Серафима совершено было о. игуменом Нифонтом. Тело его был предано земле по правую сторону соборного алтаря, подле могилы Марка-затворника. (Впоследствии усердием Нижегородского .купца Я. Сырева над могилою его воздвигнут чугунный памятник, в виде гробницы, на котором написано: «жил во славу Божию 73 года, 5 месяцев и 12-ть дней».

Не было сказано при гробе о. Серафима речей: воспоминание о его жизни и делах изустные рассказы о них при гробе замечательного подвижника были лучшим назиданием, заменявшим всякое другое слово. Но какой-то неизвестный стихотворец, в грустном одушевлении смертью старца, тогда же в форме элегической песни воспел его жизнь, подвиги и кончину. 1896 г. Владимир ИЛЬИН