В другое время пришел к нему один старообрядец и спросил Скажи, старец Божий, какая вера лучше: нынешняя церковная или старая?»
"Оставь свои бредни», отвечал о. Серафим: «жизнь наша есть море, св. Православная Церковь наша — корабль, а к Сам Спаситель. Если с таким кормчим люди, по своей греховной слабости, с трудом переплывают море житейское и на все спасаются от потопления, то куда же стремишься ты со своим ботиком и на чем утверждаешь свою надежду~ спастись без кормчего?»
Однажды зимою привезли на санях больную женщину к монастырской келии о. Серафима и о сем доложили ему. Несмотря на множество народа, толпившегося в сенях, о.Серафим просил принести ее к себе. Больная вся была скорчена, коленки сведены к груди. Ее внесли в жилище старца и положили на пол. О. Серафим запер дверь и спросил ее:
—Откуда ты, матушка? — Из Владимирской губернии. —-Давно ли ты больна? — Три года с половиною. — Какая же причина твоей болезни? — Я была прежде, батюшка, Православной веры, но меня отдали замуж за старообрядца. Я долго не склонялась к ихней вере — и все была здорова. Наконец они меня уговорили: я переменила крест на двуперстие к в церковь ходить не стала. После того вечером пошла я ,раз по домашним делам во двор; там одно животное показалось мне огненным, даже опалило меня; я, в испуге упала, меня начало ломать и корчить. Прошло немало времени. Домашние хватились, искали меня, вышли во двор и нашли — я лежала. Они внесли меня в комнату. С тех пор я хвораю».
— Понимаю..., — отвечал старец. —А веруешь ли ты опять в святую православную церковь?
— Верую теперь опять, батюшка, — отвечала больная. Тогда о. Серафим сложил по православному персты, положил на себе крест и сказал:
— Перекрестись вот так во имя Святой Троицы. — 'Батюшка, рада бы, — отвечала больная, — да руками не владею.
О. Серафим взял из лампады у Божьей Матери Умиления елея и помазал грудь и руки больной. Вдруг ее стало расправлять, даже суставы затрещали и тут же получила совершенное здоровье.
Народ, стоявший в сенях, увидев чудо, разглашал по всему монастырю, и особенно в гостинице, что о. Серафим исцелил больную.
Когда это событие кончилось, то пришла к _о. Серафиму одна из Дивеевских сестер. О. Серафим сказал ей: — Это, матушка, не Серафим убогий исцелил ее, а Царица Небесная. — Потом спросил ее:
— Нет ли у тебя, матушка, в роду таких, которые в церковь не ходят?
— Таких нет, батюшка, — отвечала сестра, — а двуперстным крестом молятся мои родители и родные все. — Попроси их от моего имени, — сказал отец Серафим: чтобы они слагали персты во имя Святой Троицы.
— Я им, батюшка, говорила о сем много раз, да не слушают. — Послушают, попроси от моего имени. Начни с твоего брата, который меня любит: он первый согласится. А были ли у тебя из умерших родные, которые молились двуперстным крестом?
—Прискорбию, у нас в роду все так молились. — Хоть и добродетельные были люди, — заметил о. Серафим, пораздумавши, — а будут связаны: св. Православная Церковь не понимает этого креста... А знаешь ли ты их могилы? Сестра назвала могилы тех, которых знала, где погребены.. —Сходи ты, матушка, на их могилы положи по три поклона и молись Господу, чтобы Он разрешил их в вечности.
Cестра так и сделала. Сказала и живым, чтобы они приняли православное сложение перстов во имя Святой Троицы, и они точно послушались голоса о. Серафима: ибо знали,что он угодник Божий и разумеет тайны св. Христовой Веры.
О православном сложении перстов и положения на челе крестного знамения должным образом о. Серафим очень заботился к приписывал крестному знамению великую силу. Крестянинянин Ардатовского уезда, села Автодеева М. Б., собираясь в Саров на богомолье, перед самым выездом получил такой жестокий удар, что память . совершенно потерял, и его без сознания привезли в Саровскую пустынь. Здесь один послушник, земляк больному, привел его к о.Серафиму. Едва только стали подходить мы к келий старца— рассказывал после М. Б. и бывший с ним послушник — как я уже почувствовал в себе облегчение; чувство памяти и понимания понемногу снова начало возвращаться ко мне, и я помню все, что о. Серафим говорил и делал со мною в то время. Сперва он благословил меня и начертил на челе моем крест маслом из лампадки; потом дал мне две пригоршни сухариков, наконец сам показал мне трехперстное сложение креста и сказал: — Милостив Бог! молись ему так; со временем все это пройдет. И действительно, немного возврашении моем домой, я сделался совершенно здоров, молитвами угодника Божия о. Серафима.
-Часто старец Божий одним своим видом и простым словом приводил к сознанию грешников, и они решались исправиться от пороков. Так в одно время к нему силился пройти сквозь толпу один крестьянин, но всякий раз как будто отталкиваем был кем-то. Наконец сам старей обратился к нему и спросил строго: — А ты куда лезешь? — Крупный пот выступил на лице крестьянина и он с чувствованием глубочайшего смирения в присутствии всех тут бывших, начал раскаиваться в своих пороках, особенно краже, сознаваясь, что он недостоин явиться пред лице такого Светильника. Конечно, это сознание не могло не принести добрых плодов в жизни простосердечного крестьянина.
Иван Яковлевич Каратаев, относительно наставлений о. Серафима, лично ему данных, рассказывал следующее: — В октябре 1830 года я был послан из Курской губернии, где квартировал наш полк, за ремонтом. В Курск и дорогою я много слышал о подвигах старцев Саровской пустыни Назария, Марка и других, в особенности много рассказывали мне о великом подвижнике той пустыни, затворнике иеромонахе Серафиме, о его святой жизни, о чудных его предсказаниях, о даре врачевания всевозможных болезней, телесных и душевных и необыкновенной его прозорливости. Эти рассказы до того разогрели мое сердце, что я решился непременно заехать по пути в Саров. Но когда я был почти подле самой Саровской пустыни, враг смутил меня страхом прозорливости старца Серафима. Мне казалось, что старец торжественно обличит меня во всех грехах моих, особенно в заблуждении касательно почитания святых икон. Я думал, что икона, писанная рукою человека, даже может быть грешного, не может быть угодна Богу, следовательно не может вместить в себе чудодейственной благодати Божией, и поэтому не должна быть предметом нашего почитания и благоговения. По слабости и малодушию, я совершенно покорился страху обличения от прозорливого старца проехал мимо Саровской пустыни. На следующий год, в марте месяце, -когда войска наши двинулись на польскую границу, я возвращался в свой полк, по риказанию начальства.
Путь мой лежал опять мимо Саровской пустыни, и теперь уже решился я, по совету своего отца, побывать у с. Серафима. Когда я шел из гостиницы к келии старца, внезапно страх, до владевший мною, переменился в какую-то тихую радость,и я заочно возлюбил отца Серафима. Около его келии уже стояло множество народа, пришедшего к нему за благословением.О.Серафим, благословляя прочих, взглянул и на меня , и дал мне знак рукою, что бы я прошел к нему. Я исполнил его приказание со страхом и любовию, поклонил- ся ему в ноги, прося его благословения на дорогу и на войну, и чтобы он помолился о сохранении моей жизни.О.Серафим благословил меня медным своим крестом, который висел у него на груди, и, поцеловав, начал меня исповедывать, сам сказывая грехи мои, как будто бы они при нем были совершены. По окончании этой утешительной исповеди, он сказал мне: — Не надобно покоряться страху, который наводит на юношей диавол, а нужно тогда особенно бодрствовать духом и, откинув малодушие, помнить, что, хоть мы и грешные, но все находимся под благодатью нашего Искупителя, без воли Которого не спадет ни один волос с головы нашей. — Вслед за тем начал он говорить и о моем заблуждении касательно почитания св.икон: — Как худо и вредно для нас желание исследовать таинства Божии, недоступные слабому уму человеческому, например: как благодать Божия через святые иконы, как она исцеляет грешных, подобных нам с тобой, прибавил он, и не только тело их, но и душу; так что и грешники, по вере в находящуюся в них благодать Христову, спасались и достигали Царства Небесного. — Затем в подтверждение почи тания святых икон, он приводил в пример, что, «еще в Ветхое Завете, при кивоте завета, были золотые херувимы; а церкви новозаветной Евангелист Лука написал лик Божией Матери, и Сам Спаситель оставил нерукотворный Свой образ». Наконец, в заключение, он сказал, что «не нужно внимать подобным хульным мыслям, за которые вечная казнь ждет духа лжи и сообщников его в день страшного суда». — Много еще и других душеспасительных слов говори» он тогда в мое назидание, но я не помню их всех. Говорил он, что «искушения диавола подобны паутине; что только стоит дунуть на нее и она истребляется; что так-то и на врага — диавола, стоит только оградить себя крестным знамением — и все козни его исчезают совершенно». Говорил он также, что «все святые подлежат искушениям, но, подобно золоту, которое, чем более может лежать в огне, тем становится чище, и святые от искушения делались искуснее, терпением умилостивляли правосудие Творца и приближались ко Христу, во имя и за любовь Которого они терпели». И наконец несколько раз повторил он, что «тесным путем надлежит нам, по слов} Спасителя, войти в Царствие Божие».
— Слушая о. Серафима, поистине я забыл о своем земном существовании.
Солдаты, возвращавшиеся со мною в полк, УДОСТОИЛИС - также принять его благословение, И он, делая им при этом случае наставления, предсказал, что ни один из них не погибнет в битве, что и сбылось действительно: ни один из них не был даже ранен.
Уходя от о. Серафима, я положил подле него на свечи три целковых. Но враг диавол, завидуя тогдашнему спокойствия совести моей, вложил мне такую мысль: зачем святому отцу деньги? Эта вражеская мысль смутила меня и я поспешил с раскаянием и с просьбою о прощении за нее к о. Серафиму. Но Бог явно наказал меня за то, что я на минуту допустил к себе такую нечестивую мысль. Ходя около келии о. Серафима, я не мог узнать ее и принужден был спросить шедшего к нему монаха: где келия о. Серафима? Монах, удивляясь, вероятно, моему вопросу , указал мне ее. Я вошёл с молитвою к старцу, и он предупреждая слова мои, сказал мне следующую притчу: войны с галлами надлежало одному военачальнику лишиться правой руки, но эта рука дала какому-то пустыннику три монеты на св. храм, и молитвами св.. Церкви Господи спас ее. Ты это пойми хорошенько и впредь не раскаивайся в добрых делах. Деньги твои пойдут на устроение Дивеевской общины, за твое здоровье. — Потом о. Серафим меня, поцеловал, благословил и дал мне съесть несколько просфорных сухариков и выпить святой воды которую вливая мне в рот, сказал: — Да изженится благословен Божиею дух лукавый, нашедший на раба Божия Старец дал мне и на дорогу сухарей и св.воды просфору, которую сам положил в мою фуражку.
Наконец, получая от него последнее благословение, я просил его не оставить меня своими св.молитвами; на это он сказал: Положи упование на Бога и проси его помощи, да умей прощать ближним своим — и тебе дастся все, с чем ни попросиш.
В продолжение польской компании я был во многих сражениях — и Господь везде спасал меня за молитвы праведника Своего.
Архимандрит СЕРАФИМ (ЧИЧАГОВ)
КОНЧИНА И ПОГРЕБЕНИЕ СТАРЦА
На неделю до своей кончины, в праздник Рождества, в 1832-м году, о. Серафим, по обыкно-
вению пришел к литургии, которую совершал о. игумен
Нифонт. Он причастился св. Христовых Тайн и после
литургии беседовал с о. игуменом. Между прочим, он
просил игумена многих, особенно о младших из братий; незабыл упомянуть и на этот случай в последний уже раз о том,
чтобы его, когда умрет, положили в его гроб. Простясь с
игуменом и братиею, старец возвратился в свою келию и
одному из монахов, именно Иакову, ныне иеромонаху Толщерского монастыря, вручил финифтяный образец преп.
Сергия— посещение его Матерью Божиею, с такими
словами «сей образ наденьте на меня, когда я умру, и с ним
положите меня в могилу; сей образ, продолжал он — прислан
мне местным о.архимандритом Антонием, наместником св.
Лавры, от мощей преп. Сергия» .Ко. Антонию старец Серафим,
как и прежде мы видели, питал особую любовь.
1-го января 1833 года, в день воскресный, о. Серафим пришел в последний раз в больничную церковь во имя святых Зосимы и Савватия, ко всем иконам поставил сам свечи и приложился, чего прежде не замечали за ним; потом причастился ,по обычаю св. Христовых Таин. По окончании же литургии он простился со всеми здесь молившимися братиями, всех благословил, поцеловал и, утешая, говорил: «спа- сайтесь, не унывайте, бодрствуйте: нынешний день нам венцы готовятся». Простившись же со всеми, он приложился ко .кресту и к образу Божией Матери; затем, обошедши кругом св.престола, сделал обычное поклонение и вышел из храма северными дверями, как бы знаменуя этим, что человек одними вратами — путем рождения, входит в мир сей, а другими, т.е. вратами смерти, исходит из него. В сие время все заметили в нем крайнее изнеможение сил телесных, но. духом старец был бодр, спокоен и весел.
После литургии у него была сестра Дивеевской общины Ирина Васильевна. Старец прислал с нею Параскеве Ивановне 200 руб. ассигн. денег, поручая последней купить в ближней деревне хлеба на эти деньги, ибо в то время весь запас вышел и сестры находились в большой нужде.
В тот же день, после литургии, был у о. Серафима Высокогорской Арзамасской пустыни иеромонах Феоктист. О. Серафим, окончив беседу с ним, сказал в заключение: «ты ужо отслужи здесь». Но Феоктист, поспешая домой, отказался служить в Сарове. Тогда о. Серафим сказал ему: «ну, так ты в Дивееве отслужишь». О. Феоктист, разумеется этого не понял и, получивши от старца благословение, отправился в .тот же день из Сарова.
Старица Матрена Игнатьева рассказывала (тетрадь .№1), что накануне кончины батюшки была у него одна из келейных их сестер. Он ей говорит: «матушка, какой нынче будет новый год, земля постонет от слез!» Она не поняла, что он сказал ей о своей кончине. При ней он и скончался. Когда она возвратилась из Сарова, я ее спрашиваю: «что батюшка, здоров ли?» Она молчит. Я опять повторяю. Она, помолчав, тихо сказала: «скончался!» Я закричала, заплакала, оделась наскоро, да как безумная без благословения убежала в Саров. И вот вам, как перед Господом скажу, что когда я целовала ручки и ножки у батюшки Серафима, каждый раз ощущалось такое благоухание, как от св.мощей, а его не хоронили восемь дней. Сбылось его последнее слово, что воистину земля стонала от плача и рыдания, когда его погребали. И какое было стечение народа!»
Нужно заметить, что рядом с келию старца Серафима стояла келия монаха о. Павла. Они отделялись одна от другой глухою стеною, возле которой была печь. Входы в ту и другую келию были особые. Издавна в Саровской обители принято за правило, чтобы иноки жили, каждый особо, по одному. Как учеников о. Серафим не имел у себя, так и келейника у него не было, а по соседству обязанности келейного исправлял иногда брат Павел. Старец отличал его доверием и говаривал: «брат Павел за простоту своего сердца без труда войдет в царствие Божие:он никогда никого не судит н не завидует никому, а только знает собственные грехи и свое ничтожество».
Старец Серафим имел обыкновение, при выходе из монастыря в пустынь, оставлять в своей келии горящими зажженные с утра пред образами свечи. Брат Павел, пользуясь его расположением, иногда говаривал старцу, что от зажженных свеч может произойти пожар; но о. Серафим всегда отвечал на это: «пока я жив, пожара не будет, а когда я умру, кончина моя откроется пожаром». Так и случилось.
В первый день 1833 года брат Павел заметил, что о. Серафим в течении сего дня раза три выходил на то место, которое было им указано для его погребения, и оставаясь там довольно долгое время, смотрел на землю. Вечером же о. Павел слышал, как старец пел в своей келий пасхальныя песни: Воскресение Христово видевше-.. Светися, светися, новый Иерулисалиме... О, велия и священнейшая Христе... и некоторые другие духовные победные песни. Второго числа января, часу в шестом утра, брат Павел, выйдя из своей келии к ранней литургии, почувствовал в сенях близ келии о. Серафима запах дыма. Сотворив обычную молитву, он постучался в двери о. Серафима, но дверь изнутри была заперта крючком и ответа на молитву не последовало. 0н вышел на крыльцо и, заметив в темноте проходивших в церковь иноков, сказал им: «отцы и братия! слышан сильный дымный запах. Не горит ли что около нас? Старец верно ушел в пустынь.» Тут один из проходивших, послушник Аникита, бросился к келии о.' Серафима и,' почувствовав, что она заперта, усиленным толчком сорвал ее со внутреннего крючка. Многие христиане, по усердию, приносили к о. Серафиму холщовые вещи. Эти вещи, вместе с книгами, лежали на этот раз на скамье в беспорядке, близ двери. Они-то и тлели, вероятно от свечного нагара или от упавшей свечи, подсвечник которой тут же стоял. Огня не было, а тлели только вещи и .некоторые книги. На дворе было темно, чуть брезжилось; в . келии о. Серафима света не было, самого старца также не Видно было и не слышно. Думали, что он отдыхает от ночных подвигов, и в этих мыслях пришедшие толпились у келии. В сенях произошло небольшое замешательство. Некоторые из братий бросились за снегом и погасили тлевшие вещи. Ранняя литургия, между тем безостановочно совершалась своим порядком в больничной церкви. Пели: Достойно есть... 'В это время неожиданно прибежал в церковь мальчик, один из послушников, и тихонько повестил некоторых о происшедшем. Братия поспешили к келии о. Серафима; Иноков собралось немало. Брат Павел и послушник Аникита, желая удостовериться, не отдыхает ли старец, в темноте начали ощупывать небольшое пространство его келии, и нашли его самого. Принесли зажженную свечку и увидели, что старец, в обычном своем белом балахончике, стоял на обыкновенном месте молитвы пред малым аналоем на коленях, с открытою головою, с медным Распятием на шее. Его руки, сложенные крестообразно, лежали на аналое, на книге, по которой он совершал свой молитвенный труд "пред образом Божией Матери Умиления, а на руках лежала голова ниц лицом. Полагали, что он уснул;стали • осторожно будить его, но ответа не было: старец окончил подвижническую жизнь свою... Глаза его были закрыты, лицо оживлено богомыслием и молитвою. Тело старца было тепло, как будто бы дух его только еще сию минуту оставил храмину свою. Но его уже никто не мог пробудить теперь к жизни.
Так описывает автор жизнеописания о. Серафима Саровских изданий 1863 и 1893 годов. Но вопрос: не описывает ли он это со слов очевидцев или смотря на изображение, которое было написано ошибочно, как говорят современники. В издании 1893 года приложено не такое изображение, так что оно не соответствует вовсе описанию. Н. А. Мотовилов в записке « достоверные сведения о двух Дивеевских обителях», опровергает сведения Саровского издания. Так он пишет: «батюшка скончался на коленях в молитве, со сложенными крестообразно руками, а не поникши вниз и лежащим на книге, как в сем издании 1863-года изображено. А что он действительно стоя на коленях, в таком положении скончался, слышал я тогда по приезде моем из .Воронежа лично от самого игумена Нифонта и живших возле батюшки, отца Серафима, иеромонаха Евстафия и иеродиакона Нафанаила, и которых игумен Нифонт призвал к себе при мне для того, чтобы о нем подробно сами мне сказали.»
Иноки с благословения настоятеля подняли на руках тело старца Серафима и положили в соседней келии иеромонаха Евстафия. Там омыли ему чело и колени, одели по монашескому чину, положили в известный нам дубовый гроб и тотчас же вынесли в соборный храм. После, когда утихло волнение и беспокойство, когда стали разбирать вещи в келий почив шего, заметили, что и книга, над которою он почил непробудным сном, несколько обгорела.
Весть о кончине старца о. Серафима быстро разнеслась повсюду. Вся Саровская окрестность быстро стекалась в пустынь. Все скорбели и горько плакали о смерти старца;в особенности разлука с ним тяжка была для Дивеевских cестер.
Дивеевская сестра Прасковья Ивановна, которой о. Серафим пред кончиною своею дал деньги, купив хлеба, и возвращаясь в Дивееево, на дороге услышала горестную весть и, не заезжая к себе, погнала лошадь в Саров.
Бывший накануне иеромонах Феоктист, выехав в то же время из Сарова, ночевал в деревне Вертьянове, а на другой день утром отправился дальше. На пути, без видимой причины завертка у его саней оборвалась, лошадь выпряглась, Я он поставлен был в необходимость остановиться в Дивеевской общине. Там нашел всех сестер в глубокой скорби и слезах: они оплакивали кончину о. Серафима. Дивеевский священник был в отсутствии по должности благочинного. Сестры убедительно просили о. Феоктиста отслужить панихиду об упокоении в блаженных обителях души старца Серафима. Желание их было исполнено и сбылись слова старца:» ну, так ты в Дивееве отслужишь.»
Тело о. Серафима положено в гроб, по завещанию его, с финифтяным изображением преп. Сергия, полученным из Троицко-Сергиевской лавры. Могила блаженному старцу уготовлялась на том самом месте, которое давно было намечено им самим, и его тело в продолжении восьми суток стояло открытым в Успенском соборе. Саровская пустынь до дня погребения наполнена была тысячами народа, собравшееся из окрестных стран и губерний. Каждый наперерыв теснился облобызать великого старца. Все единодушно оплакивали потерю его и молились об упокоении души его, как он при жизни своей молился о здравии и спасении всех. В день погребения за литургиею народа так много было в соборе, что местные свечи около гроба тухли от жара.
В то время в Глинской обители. Курской губернии, подвизался иеромонах Филарет. Его ученик сообщил, что 2-го января, выходя из храма после утрени, отец Филарет показал на небе необыкновенный свет и сказал: «вот так-то души праведных возносятся на небо! Это душа отца Серафима возносится!» (Сказания о подвигах о. Серафима, стр. 34, изд. 1849).
Архимандрит Митрофан, занимавший должность ризничего в Невской Лавре, был послушником в Саровской пустыни и находился при гробе о. Серафима. Он передал Дивеевским сиротам, что лично был свидетелем чуда. Когда духовник хотел положить разрешительную молитву в руку о. Серафима, то рука сама разжалась. Игумен, казначей и другие видели это и долго оставались в недоумении, пораженные случившимся.
Погребение о. Серафима совершено было о. игуменом Нифонтом. Тело его был предано земле по правую сторону соборного алтаря, подле могилы Марка-затворника. (Впоследствии усердием Нижегородского .купца Я. Сырева над могилою его воздвигнут чугунный памятник, в виде гробницы, на котором написано: «жил во славу Божию 73 года, 5 месяцев и 12-ть дней».
Не было сказано при гробе о. Серафима речей: воспоминание о его жизни и делах изустные рассказы о них при гробе замечательного подвижника были лучшим назиданием, заменявшим всякое другое слово. Но какой-то неизвестный стихотворец, в грустном одушевлении смертью старца, тогда же в форме элегической песни воспел его жизнь, подвиги и кончину. 1896 г. Владимир ИЛЬИН