В непродолжительном времени взоры всей верующей России будут привлечены к укрывшейся среди темного громадного соснового бора Саровской пустыни. Великое произойдет там торжество - прославление дивного старца Серафима, которого давно уже святым и чудотворцем нарекла народная молва.

И на этот раз сбылась мудрая пословица народная: "Глас народа - глас Божий". Великое усердие православных людей к памяти старца обратило на себя особое внимание венценосного вождя русского народа, который, как сказано в появившемся о том правительственном сообщении, "разделяет веру народную в святость старца Серафима и его предстательство пред Богом за притекающих к нему с молитвой".

Настал благословенный и всерадостный для чтущих память старца день - 19 июля 1902 года, и государю императору в эту 142-ю годовщину рождения отца Серафима "благоугодно было воспомянуть и молитвенные подвиги почившего, и всенародное к памяти его усердие и выразить желание, дабы доведено было до конца начатое уже в Святейшем Синоде дело о прославлении благоговейного старца".

Прославление отца Серафима будет одним из радостнейших событий, которые когда-либо переживала Православная Русская Церковь, потому что, как то видно из жизни старца на земле и из явлений и дел его после блаженной его кончины, велика сила молитв его перед Господом, велико дерзновение его пред Престолом Божиим. Ум человека, много читавшего и вдумывавшегося в жития святых Церкви, немеет перед сказанием о жизни и подвигах о. Серафима; при воспоминании о нем благоговейный трепет, трудно передаваемый восторг переполняют душу. Те, кто пристально читал и размышлял над жизнью отца Серафима любят его, чтут его с каким-то особенным пылом. Это чувство как бы теснит сердце, вырываясь в громких хвалах великому, дивному старцу.

Он был как небожитель, залетевший на нашу грешную землю; светлый, яркий, греющий луч света, посланный в мрак жи- тейский Отцом и Источником света. Он воистину, "взыскуя Бога и Творца всяческих, возлетел превыше видимыя твари". Редко в ком сила духовности доходила до такой отрешенности от всего мирского и до столь ясного обнаружения. Редко в ком плоть и все земное до того утончилось, упразднилось. Редко в ком победа духа, самая совершенная, самая торжествующая, пошла так далеко. Он точно не жил на земле, а лишь соприкасался с ней. Над его земным образом точно слышно биение белоснежных крыльев, готовых всякую минуту унести его ввысь для величайших молитвенных откровений, для святейших созерцаний духовных, для ведения обителей райских.

Редко кто показал такую ревность о Боге, ревность, сжигающую все существо человека, внушающую ему тяжелейшие подвиги. Редко на ком полнее, изумительнее оправдалось Божие избрание, редко кто сумел стать столь верным и угодным сыном и другом Божиим. То был единый, ни разу не ослабевший, ни разу не сдавшийся в напряжении своем порыв к Богу, и чем дальше, тем напряженнее. Одни лишения, одни страдания пожелал узнать он на земле и, чем ближе подходил к заветной грани, тем больше искал страдания, так что в последние годы его жизни без ужаса нельзя было взирать на его быт. О, как посрамил он лютого, исконного врага нашего спасения! Если мно- гих погубил этот человеконенавистник, то у отца Серафима он не мог вырвать из- под ног ни одной пяди почвы, и в этой страшной, роковой борьбе старец покрыл его вечным позором. А какое едва ли когда виданное откровение любви к людям явил старец! Он весь как бы трепетал этой любовью, этой безграничной силой сочувствия и сострадания. Она сияла в его глазах, звучала в тех ласковых нежных словах и обращениях его к людям. Так умилительно-тепло звал он всех: "Радость моя!"

"Радость моя" - точно слышится и теперь от его могилы. Точно стоят, навсегда оставшись неизгладимыми в воздухе мест, освященных присутствием святой его души, эти драгоценные слова: "Радость моя!" И верится, что неисчислимые сокровища благодати и радостей прольются на верующих людей при прославлении отца Серафима. Уже и теперь точно тот покров горя и страдания, что обычно заволакивает собой жизнь, точно покров этот исчез и что-то светлое пронизало всю жизнь. На душе так светло, так хорошо и надежно, как не было, кажется, еще никогда, разве в раннем детстве.

Только и можешь думать и думать, что о нем. Засыпая ночью, все твердишь: "Отец Серафим прославляется". Поутру, просыпаясь, первая мысль, мелькающая в голове, еще не стряхнувшей сон: "Отец Серафим прославляется". И все вокруг: люди, события, вещи - точно просветлели. Какими-то новыми глазами смотришь на мир, чувствуя невольно, независимо от тебя, происходящую в тебе какую-то таинственную работу духовного обновления. И невольно сознаешь, что все это происходит по той причине, которую можно выразить тремя словами: "Отец Серафим прославляется". И как хочется вспоминать, говорить, слышать, писать о нем, хочется выйти на народ и возглашать его имя: "Знаете ли, какое великое ждет вас счастье : бегите к благодатному новому источнику, просите, зовите его, требуйте помощи - он всех услышит, он всем вымолит нужное для жизни и для спасения!"

Как необыкновенна была жизнь старца Серафима, читая о которой следует отрешиться от многих наших обычных земных понятий и стараться представить себе человека, до такой степени переродившегося под влиянием благодати, что многие из земных ограничений для него не существуют, так же необыкновенно и происхождение той Саровской пустыни, которая была свидетельницей подвигов отца Серафима.

Местность, где расположен нынешний Саров, была издавна населена народом финского племени - мордвой. Доселе сохранились там курганы - мордовские могилы и встречаются остатки их сооружений в виде ям и углублений в почве. Племя это до нашествия татар платило дань рязанским и владимирским князьям. Очень вероятно, что на той горе, где возвышается теперь Саров, был русский сторожевой пост. Эта вероятность доказывается нахождением крестов в земле на верху горы, когда основывалась Саровская пустынь.

В 1298 году татары под предводительством ширинского князя Бехмета покорили это место. И вероятно, тогда же построен был на месте теперешнего монастыря, на горе между речками Сатисом и Саровкой, татарский город Сараклыч. Он назывался царственнейшим городом, занимал значительное пространство и был сильно укреплен. Четыре части его, окруженные отовсюду реками или глубокими рвами и высоким валом, обороняли друг друга. Часто бывали здесь битвы с окрестным населением, и первые монахи находили здесь в земле стрелы, сабли, копья и много человеческих костей.

Девяносто лет сидели здесь татары. Наконец, теснимые местным населением, которое после Куликовской победы Димитрия Донского уже не считало татар непобедимыми, они должны были удалиться за речку Мокшу, где постепенно рассеялись по разным селениям.

Стольный город Сараклыч стал приходить в запустение. Он зарос лесом, заселился дикими зверями. Мало-помалу оживленное некогда место города превратилось в дремучий бор и исчезла память о тех, кто тут жил. На то, что здесь когда-то стоял город, указывало только имя, данное этому месту жителями: Старое Городище.

В сказании о Сарове так говорится о превращении бывшего тут города в пустыню: "Лес великий, и древа, дубы и сосны, и прочие поросли, и в том лесу живуще многие зверие - медведи, рыси, лоси, лисицы, куницы; а по речкам Сатису и Сарову - бобры и выдры. И место то не знаемо бысть от человек, кроме бортников - мордвы". Триста лет ни одна душа не жила в этом месте.

В 1664 году пришел сюда пензенский инок Феодосий и, поставив келью на валу бывшего города, стал тут подвизаться. Иногда он ходил проповедовать слово Божие жителям ближайшего села Кременка и передавал им о необыкновенных явлениях, которых он был свидетелем. Не раз по ночам он видел небо как бы раскрывшимся; оттуда являлся свет, озарявший всю гору. Иногда сходил сверху огненный луч, иногда слышался громкий благовест многих колоколов. Все это утверждало Феодосия в мысли, что этому месту суждена великая будущность. Феодосию не пришлось кончить жизнь в Старом Городище.

Живший здесь после него инок Герасим был тоже свидетелем разных знамений. Стоя на молитве в праздник Благовещения, он услышал такой сильный звон, что гора, казалось, колебалась от него, и с тех пор этот звон слышался ему часто. "Мню, яко место сие свято", - говорил старец. Привлеченные молвою об этом необыкновенном звоне, полагая по суеверию, что это явление означает присутствие на том месте клада, несколько крестьян села Кременка стали рыть почву. Клада они не отыскали, но нашли шесть четвероконечных деревянных крестов и один медный.

По уходе старца Герасима лет десять или более место это опять было необитаемо, а окрестные крестьяне одни были свидетелями знамений, не прекращавшихся на Старом Городище. То при ясной погоде слышался там гром, то доносился колокольный трезвон. Суеверные жители продолжали тщетно искать в горе клады. А место было все пустынным, пока не пришел человек, избранный Богом, чтоб заселить его, - первоначальник Сарова иеромонах Иоанн. Сын причетника села Красное Арзамасского уезда, он с детства привязался к храму, помогая отцу и подпевая ему на клиросе. Чтение духовных книг, житий святых и некоторые благодатные видения понудили его принять иночество. Услыхав о горе между речками Сатисом и Саровкой в дремучих Темниковских лесах как о месте, удобном для отшельничества, подвижник отправился туда и обошел все Старое Городище. Красота этого места: непроходимая глушь, суровая дикость, совершенное безлюдье, величественная тишина этой таинственной горы - все произвело глубочайшее впечатление на молодого восторженного инока.

Он водрузил здесь крест и через некоторое время пришел, чтоб окончательно поселиться тут. Тяжела жизнь пустынника и полна искушений от врага спасения. Чтоб укрепить душу постоянной памятью о смерти, подвижник стал рыть в горе пещеру как символ гроба. Впоследствии, когда образовалась пустынь, эти пещеры были расширены и устроена в них церковь во имя первых русских иноков преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских. Время от времени присоединялись к отшельнику товарищи, но скоро уходили от него, и он оставался терпеть один. Было бы долго останавливаться на описании многоразличных бед, гонений, перенесенных первоначальни ком Саровским. Скажем только, что в 1706 году совершилось событие, положившее начало возникновению Саровской пустыни, именно построение первого храма.

28 апреля его заложили на горе, к 16 мая уже воздвигнуты были стены, заложена кровля. 17-го решили воздвигнуть на храме крест. В ночь на 17-е на горе раздался громкий колокольный звон. Между тем ни одного колокола не было. Перед полуднем 17 мая кровельный мастер доканчивал отделку главы, а остальные рабочие работали внутри храма. Вдруг в полдень всех осветил необыкновенный свет, раздался трезвон многих колоколов и продолжался около часу.

К торжеству освящения собрались тысячи народа. Опять на столь долго остававшемся безмолвном месте бойкого города Сараклыча кипела жизнь. Но не для битвы и не в воинских доспехах сходился сюда народ, а для молитвы, неся с собой церковную утварь, ризы, иконы в жертву новому храму. Накануне была отслужена всенощная, и среди ясного летнего вечера впервые в этих местах раздался уже не чудесный звон невидимых колоколов, а тихий благовест церковного колокола. Услыхав о построении церкви, многие иноки стали проситься к о. Иоанну принять их в общежитие. Для того чтоб обеспечить порядок в жизни иноков, о. Иоанн написал доселе строго соблюдаемый в пустыни Устав общежительный, который свидетельствует и о великом духовном опыте старца, и о практической его мудрости.

7 июля 1706 года первоначальник Саровский созвал на совет всю братию, и по единодушному согласию братия положила следующее решение-приговор, тогда же записанный: "В сей Сатисо-Градо-Саровской пустыни у святей церкви Пресвятыя Богородицы Живоноснаго Ея источника быть общежительному пребыванию монахов... И положихом, по свидетельству и преданию святых апостол и святых отец, чин - устав общаго жития. И отныне нам зде всем живущим монахом и сущим по нас настоятелем и братиям держать и хранить безотложно, дондеже благоволением Божиим обитель сия будет стоять".

Правила Саровского общежития - самые строгие, в духе древнехристианских общежительных монастырей. Так, например, исключена всякая собственность, запрещено есть вне трапезы. О. Иоанну удалось обеспечить пустынь земельными угодьями. Он воздвиг в обители еще две церкви, перенес все кельи на гору, устроил ограду и гостиницу для приезжих. Он надеялся вместо деревянных поставить каменные церкви и начал заготовлять кирпичи. Но лишь преемникам его пришлось совершить дело созидания великолепных Саровских соборов. Число братии в 1733 году было 36 человек. Быт в пустыни был суровый. Все нужное для жизни приобреталось трудами братии. Сами возделывали землю, сеяли хлеб, на жерновах мололи муку. Занимались токарным и столярным делом, шили одежду, плели лапти, служившие обычной обувью. Зимой носили нагольные тулупы, летом балахоны из крашенины или из сурового холста. Единственным лакомством братии в праздничные дни служил настой из малины и мяты, который пили с медом.

Первоначальник Саровский о. Иоанн, по старости сложивший с себя обязанности начальника-строителя, кончил жизнь в изгнании.

То были печальные годы царствования императрицы Анны Иоанновны. Постоянно по малейшему поводу возникали обвинения в политической измене, и раз заподозренный пропадал для жизни: он томился в застенках так называемой тайной канцелярии или подвергался казни.

В 1733 году по ложному доносу, Саровские иноки были заподозрены в государственной измене. В Саров прискакали чиновники тайной канцелярии с солдатами для ареста о. Иоанна. Сковав цепями, его посадили под караул. Затем, допросив иночествующих, собрались везти его в Петербург. Строитель Дорофей и вся обитель еле упросили дать им проститься с о. Иоанном и двумя арестованными одновременно с ним иноками. Их вывели перед врата обители в кандалах, поставили в десяти саженях от ограды в ряд. С боков и сзади стали с оружием солдаты. Братии же велели выйти к ним, не подходя близко и не говоря им ни слова. То была величественная минута. Лишь бряцание кандалов и плач братии нарушали тишину. Перекрестясь, первоначальник Саровский положил три поклона перед святыми вратами созданной им обители. Затем, обернувшись к оставляемой им братии, трижды поклонился ей в ноги, на что и братия отвечала земным поклоном. Затем он молча осенил ее крестным знамением. Около четырех лет протомился о. Иоанн в узах в Петербурге. Перед кончиной, напутствуемый Святыми Дарами, он просил духовника доставить в Саровскую пустынь письмо с его предсмертным заветом братии: твердо хранить устав, держать мир и любовь между собой и безропотно нести послушания. Иеросхимонах Иоанн, скончавшийся 4 июня 1737 г., похоронен при церкви Преображения Господня, что в Колтовской в С.-Петербурге.

Из преемников о. Иоанна более всех замечателен строитель Ефрем. Он также пострадал по несправедливому доносу об измене и провел шестнадцать лет в ссылке в Оренбургской крепости пономарем при церкви. Он отличался необыкновенным милосердием. Особенно проявил он свое человеколюбие во время великого голода 1775 года, когда многим приходилось питаться древесной корой, смешивая с мукой гнилое дерево и дубовые желуди. Тогда старец, печалясь о бедствующих, приказал кормить всех приходящих в обитель, каких бывало до тысячи в день. Братия, было, стала роптать, боясь, что для нее самой не хватит хлеба. Тогда старец, собрав старшую братию и описав им нужду народную, сказал; "Не знаю, как вы, а я расположился, доколе Богу будет угодно за наши грехи продолжать глад, лучше страдать со всем народом, нежели оставить его гибнуть от глада. Какая нам польза пережить подобных нам людей? Из них, может быть, некоторые до сего бедственного времени и сами нас питали своими даяниями".

Утешительная радость и мир сияли всегда на благообразном лице старца, пользовавшегося повсюду славой святости. Святитель Тихон Задонский был с ним в переписке. К портрету о. Ефрема сделана в обители следующая надпись:

Не Сирин ты, но русский ты Ефрем Саровской пустыни броня еси и шлем. Он оставил также по себе благодарную память прекрасными постройками. Кроме трапезной и корпуса келий он воздвиг великолепный храм в честь Успения Богоматери - обширный, величественный, с высоким, точно в небо уходящим иконостасом, богато украшенный.

Жизнь в Сарове сложилась истинно монашеская. Не имея еще святынь, кроме чудотворной иконы Богоматери, называемой "Живоносный Источник", Саров стал тем не менее целью богомолий; народ шел полюбоваться красою храмов его, насладиться стройным истовым богослужением, наставиться у мудрых и праведных его старцев. В одной старинной рукописи, в главе о приписных к Суздальской епархии городах (Саров принадлежал прежде к этой епархии), сохранились следующие интересные сведения о Сарове:

"В Темниковском уезде имеется пустынь в великих непроходимых местах, именуемая Саровская, отдаленная весьма от селений мирских со всех сторон, имеющая начальствующаго строителя. Обитель оная в недавних весьма годех составися при реке, Сарове именуемой, на месте, где в прежния лета имелся некоторый Косимовскаго царства город, называемый Сатис, и посем много лет бывший в упустении. Пребывающии в той обители монахи и бельцы житие имеют воздержное и крепкое, пищу и одежду общую и более упражняются в трудах, между ими сам строитель первенство во всяком имеет деле ( т. е. первый в трудах). Чин монастырский взят из Флорищевой пустыни, сущия в Гороховском уезде. В той (Саровской) пустыне вотчин никаковых, кроме лесу и пашенной земли, не имеется, но довольствуются от подаяния христолюбцев, которыя христолюбцы премного тую снабдевают не токмо святой церкви потребными, но и братии на пищу и одежду весьма нескудно. В помянутой пустыни церкви святыя устроены каменныя - пять, внутренним и внешним украшением премного украшены". Из подвижников XIX века, принадлежащих Саровской пустыни, особенно памятны знаменитый игумен и возобновитель Валаама Назарий, "полагавший начало" в Сарове и проведший там же последние годы жизни, молчальник схимонах Марк, долгое время ютившийся в дремучем лесу Саровском в шалашах или пещерах.

Теперь Саровская пустынь принадлежит к числу обеспеченнейших русских обителей, обладая обширными лесными угодьями. Двухвековое усердие к ней многих богатых лиц снабдило ее прекрасной церковной утварью. Ее тяжелые литые паникадила, множество горящих свечей, дивная краса ее храмов, великолепие церковных сосудов (есть громадные потиры, которые трудно держать в руке, Евангелие, которое могут нести лишь двое иеродиаконов), роскошные облачения в дни великих праздников - все это богослужебное, долгими десятилетиями скопленное богатство радует православное сердце. Но, находясь вдали от железнодорожных путей, обитель сохранила и высокий строй жизни иноков, и настроение пустыни. Монахи имеют смиренный вид, благоговейно стоят в церквах, усердно исполняют послушания, кротки, прилежны. Главное, что доселе влекло сюда богомольцев и что теперь привлечет сюда внимание России и стремление к этому месту всех верующих сердец, это могила старца Серафима. Как солнце, он сияет на небе Сарова. Весь Саров как бы полон им. Назвать Саров значит назвать и старца Серафима. Передадим же с благоговением и любовью главные черты его жизни. Великий избранник Божий старец Серафим родился в древнем городе Курске, который раньше уже дал России отца русского иночества преподобного Феодосия Киево-Печерского. Он происходил из семьи богатого и именитого курского купца Исидора Мошнина, имевшего кирпичные заводы и бравшего подряды на постройку каменных зданий, церквей и домов. Он был известен как чрезвычайно честный человек, усердный к храмам. Главной его постройкой в Курске был воздвигнутый по плану знаменитого архитектора Растрелли храм во имя преподобного Сергия Радонежского. В 1833 году эта церковь была наименована кафедральным собором. После десятилетних работ, в 1762 году, нижняя церковь с престолом во имя преподобного Сергия была довершена, и в тот же год Мошнин скончался, передав все дела свои умной, распорядительной жене своей Агафии.

Мошнина была еще более благочестивой, чем ее муж. Особенной чертой ее, которая впоследствии так резко отличала и ее великого сына, было милосердие. Она любила раздавать милостыню; особенно же по сердцу ей было заниматься судьбой бедных девочек-сирот. Она готовила им приданое и выдавала их замуж. Лет пятнадцать еще по смерти мужа Агафья вела строение Сергиевской церкви и довела дело до конца. Все было исполнено так добросовестно, что позолота, например, в 1863 году сохраняла всю свою свежесть. Старшего сына Мошниных звали Алексей, потомство его существует доселе. Отец Серафим, второй сын Мошниных, родился 19 июля 1759 года. Его назвали Прохором в честь Апостола Прохора, память которого совершается 28 июля. По смерти отца Прохор остался трехлетним. Всем воспитанием своим он обязан матери. К сожалению, очень мало сведений сохранилось о его детской поре. Он рос тихо, в обстановке исконного русского благочестия, и можно сказать, все заветнейшее, лучшее содержание русского народа, всю высокую его духовность, всю заботу и думу его о спасении, о вечности мало-помалу впитал в свою душу до того, что уже в ней не стало места иной заботе, иной думе.

Особое промышление Божие о Прохоре выразилось в двух событиях его жизни. Однажды, когда ему было 7 лет, мать его, отправляясь на стройку церкви, взяла его с собой. Она поднялась на самый верх колокольни, где не были еще утверждены перила. Мальчик, по живости забыв, где он находится, неосторожно подошел к краю и упал вниз. Мать, предполагая, что он убился и что там, внизу, может быть только его изуродованный труп, поспешно сбежала по ступеням. Ребенок стоял на земле целый и невредимый.

Прохор отличался крепким телосложением, острым умом, впечатлительностью, прекрасной памятью и вместе кротостью и благонравием. Когда его стали учить церковной грамоте, он принялся за дело с большой охотой и стал быстро успевать в учении, как вдруг сильно занемог. Домашние отчаялись в его выздоровлении. И снова суждено было проявиться над ним благодати Божией. Прохор увидел во сне Пресвятую Богородицу, Которая обещала посетить и исцелить его. Он рассказал это сновидение матери. Вскоре крестным ходом несли по Курску чудотворную Коренную икону Богоматери по той самой улице, где стоял дом Мошниных. Ударил сильный ливень. Вероятно, для сокращения пути крестный ход свернул через двор Мошниных. Мать Прохора воспользовалась этим и поднесла к иконе больного сына. Затем икону пронесли над мальчиком. С этого времени он стал поправляться и скоро совсем выздоровел.

Оправившись, Прохор продолжал учение: прошел Часослов, Псалтирь, выучился писать и полюбил чтение Библии и духовных книг. У старшего Мошнина, Алексея, была в Курске торговля разным деревенским товаром: ремнями, дегтем, бечевками, дугами, шлеями, лаптями, железом, и Прохора старались приучить к этой торговле. Но сердце его к этому делу не лежало. Торговля мешала ему бывать, как бы он хотел, на всех церковных службах. До этого он ходил ежедневно к обедне и вечерне. Теперь же, пропуская по необходимости эти службы, поднимался пораньше, чтоб отстоять заутреню.

Большое влияние на Прохора в эту пору его жизни имел один чтимый в Курске юродивый, имя которого, к сожалению, не сохранилось. Часто беседуя с Прохором, он окончательно укрепил его в духовной жизни.

Умная и благочестивая мать Прохора сердцем чуяла, что не жилец ее мальчик в миру, что иная ждет его доля. Вообще в отношении Мошниной к своему сыну мы видим полную противоположность тому, как относилась к преподобному Феодосию (Киево-Печерскому) его тоже по-своему любившая его мать. Та всячески старалась удержать сына в миру и крайне недоброжелательно относилась к его детским попыткам подвижничать. Она жестоко наказала сына, когда увидела на теле его вериги; избила его и заковала его, когда он тайком ушел из дому со странниками, а она догнала его и привела домой. Даже из монастыря Киево-Печерского, когда она после долгих поисков нашла там сына, она старалась вернуть его в мир угрозами, упреками и мольбами. Умная и благочестивая Агафия Мошнина поступила не так. Как мудрая христианка, она поняла, что пожертвовать сыном, без ропота уступив его Богу, будет угодной Ему жертвой и что Бог всякому, ищущему Его, силен дать такое счастье, перед которым ничто вся слава, счастье и благополучие мира. И вера ее оправдалась.

Боясь огорчить мать, Прохор, когда в нем стало постепенно складываться решение оставить мир, старался осторожно вызнать мысли матери, пустит ли она его в монастырь. Он с радостью заметил, что она нисколько не будет препятствовать ему, и тогда он стал прямо заговаривать об этом предмете. Вместе с тем он поверял свои мысли некоторым товарищам, и пять человек из курской купеческой молодежи порешили одновременно с ним начать иноческую жизнь. В этом нельзя не видеть значительного влияния Прохора на сверстников. Известно, что, хотя в годы и отрочества, и ранней юности он любил уединение, все же не избегал общества товарищей, но, как сильная, цельная натура, подчинял их своему настроению. Он любил читать сверстникам вслух духовные книги и вести с ними духовную беседу.

Сохранилось воспоминание о том, как простился Прохор с матерью. Сперва по русскому обычаю все посидели. Потом Прохор встал, помолился Богу, поклонился матери в ноги. Она дала ему приложиться к иконам Спасителя и Божией Матери, потом благословила его медным большим крестом. Этот крест он всю жизнь свою хранил как величайшую святыню, никогда не снимал его с себя, нося его поверх одежды открыто на груди, с ним и скончался. Заранее было взято Прохором для пострижения в монастырь увольнение от курского градского общества. Оставалось только решить, куда идти. Саровская пустынь славилась истинной иноческой жизнью и тем более должна была привлекать Прохора, что начальствовал в ней строитель Пахомий родом из курских купцов и знакомый родителям Мошниным. Но ему хотелось проверить свое решение советами людей опытных и духовных. Кроме того, он жаждал поклониться киевским святыням, где все говорит сердцу человека, избирающего иноческий путь. И с пятью своими единомышленниками он отправился пешком в Киев.

В то время славился жизнью и даром прозорливости старец Досифей - затворник, спасавшийся в Китаевской обители. Прохор пришел к нему, открыл ему всю свою душу и, став перед ним на колени, целуя ему ноги, умолял его указать ему место, где- он должен поселиться. Прозорливый старец прямо указал ему на Саров такими словами: " Гряди, чадо Божие, и пребуди тамо. Место сие будет тебе во спасение с помощью Господа. Тут скончаешь ты и земное странствие твое. Только старайся стяжать непрестанное призывание Имени Божия так: "Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!" В этом да будет все твое внимание и обучение. Ходя и сидя, при деле и в церкви стоя, везде, на всяком месте, входя и исходя, сие непрестанное вопияние да будет и в устах, и в сердце твоем. С ним найдешь покой, приобретешь чистоту духовную и телесную, и вселится в Тебя Дух Святый, Источник всяких благ, и управит жизнь твою во святыне, во всяком благочестии и-чистоте. В Сарове и настоятель Пахомий богоугодной жизни. Он последователь наших Антония и Феодосия". С радостным сердцем принял Прохор старцев совет. Он отговел в Киеве, потом вернулся в Курск, где прожил несколько месяцев. Хотя он временами и ходил в лавку, но уже не занимался торговлей, а вел духовную беседу; с ним приходили поговорить о монастырях, о том, как спасаться, или послушать, как он читал духовные книги.

20 ноября 1778 года, накануне праздника Введения во храм Богоматери, 19-летний Прохор пришел в Саров. Всенощное бдение, благоговение братии с первого же раза произвели на него сильное впечатление. Строитель Пахомий, истинный инок, ласково его принял и поручил его казначею, старцу Иосифу. Кроме того, что этому старцу Прохор должен был прислуживать, он исполнял и другие послушания: в хлебне, в просфорне, в столярной, пономарил. С величайшей ревностью принялся он за дело нравственного перевоспитания себя, постоянного наблюдения за собой и стремления к совершенству, в каком состоит все призвание и назначение монаха. По- стоянной деятельностью он старался предохранить себя от скуки, которую считал одним из опаснейших для инока искушений. "Болезнь сия врачуется, - говорил он впоследствии по собственному опыту,- молитвой, воздержанием от празднословия, посильным рукоделием, чтением Слова Божия и терпением, потому что и рождается она от малодушия, и праздности, и празднословия".

В определенные часы приходил он в церковь, стараясь быть там раньше всех, неподвижно выстаивал все богослужение, постоянно имея взор, опущенный к полу, чтоб избежать рассеянности, стоял всегда на определенном месте и до самого конца. В келье своей он упражнялся в чтении и в телесном труде. Евангелие и послания апостолов он всегда читал стоя. Из духовных книг читал Шестоднев святого Василия Великого, беседы святого Макария Великого, Лествицу преподобного Иоанна, Добротолюбие и другие. В часы отдыха Прохор занимался работой: искусно вырезал из кипарисного дерева крестики для раздачи их богомольцам. Он был вообще искусен в столярничестве, так что в одном расписании иноков один из всех назван Прохором-столяром. Участвовал он также в общих трудах-послушаниях братии, состоявших в сплаве леса, в заготовке дров. В Саровском лесу спасалось в отшельничестве несколько иноков, из которых о. Назарий и о. Марк были самые известные. Их пример столько же, сколько и стремление души Прохора, побудил его в свободные часы укрываться в лесу для уединенной молитвы. Он говорил впоследствии так: "Если не всегда можно пребывать в уединении и молчании, живя в монастыре и занимаясь возложенными от настоятеля послушаниями, то хотя некоторое время, остающееся от послушания, должно посвящать на уединение и молчание. И за это малое Господь Бог не оставит ниспослать на тебя богатую Свою милость".