Монастырь всегда разделялся на старую и новую обитель. Старая обитель начинается с корпуса матушки Александры и занимает весь северо-западный клин монастыря; там располагался монастырский огород и кроме новых корпусов помещался старый корпусочек, где подвизалась блаженная Пелагея Ивановна. Келья ее сохранилась в том виде, какой она была и при Блаженной. В корпусе читался неусыпаемый псалтырь: 12 старушек по очереди читали его все сутки. Назывался этот корпусочек пустынькой Блаженной Пелагеи Ивановны. Над кельей матушки Александры был выстроен чехол, образовавший второй этаж. Здесь жили сестры, обслуживающие пустыньку Первоначальницы, а также Рождественские храмы, поддерживающие неугасимыми свечу в верхнем и лампаду в нижнем Рождественских храмах. В нижнем храме Рождества Богородицы до разгона читали неумолкаемый псалтырь, который прерывался только в среду Страстной недели, и начинался после малой вечери в субботу Светлой недели. Пустынька блаженной Наталии Ивановны* находилась в центре монастыря, в конце Канавки. Пустынька сохранилась в том же виде, как и при Блаженной, и там также читали псалтырь. Кроме того, псалтырь читался еще в Ближней пустыньке Преподобного Серафима, перевезенной из Саровского леса (от источника). Над ней выстроили чехол, в котором помещался сруб. Сохранялся и корпус, где жила блаженная Прасковья Ивановна, и там также читали день и ночь псалтырь, определенными на то сестры. В келье матушки Александры псалтырь читался 12-тью сестрами.
Все эти сохранявшиеся корпусочки назывались пустыньками. По ним водили приезжавших богомольцев и сами сестры часто их посещали, особенно в праздничные дни. В Прощенное воскресенье, после вечерни, а также на Пасху и на Рождество, в большие праздники обязательно обходили все пустыньки и могилки блаженных (возле собора) и матушки Александры, схимонахини Марфы, Елены Васильевны Мантуровой и служки угодника Божия Мотовилова (возле Казанской церкви).
Из сруба Дальней пустыньки сделали алтарь в кладбищенском храме Преображения. Там в особой витрине хранились вещи Преподобного. Храмов в монастыре было девять. I. Теплый собор во имя Св. Троицы с приделами во имя иконы Божией Матери Умиление и в память преподобного Серафима. На хорах еще два придела во имя иконы Божией Матери Владимирская и в память обретения главы Св. Иоанна Крестителя.
2. Тихвинская деревянная церковь (построена Иваном Тихоновым) с приделами Всех святых и Архангела Михаила.
3. Под Тихвинской была церковь в честь Иконы Божией Матери "Утоли моя печали". После разгона монастыря там устроили мельницу, и осенью 1928 года весь храм сгорел.
4. На кладбище была церковь Преображения. 5. В Богодельне (так называемой Старой больнице) был домовой храм в честь иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радосте". Главный вход в него был со стороны Канавки, а с севера и с юга были двери в жилые коридоры. В две кельи, примыкавшие к алтарю, выходили даже окна, так что больные старушки могли молиться прямо у себя в кельях. В этом храме и совершалась в 1927 году, на Воздвиженье, последняя всенощ- ная, когда произошло прощание сестер.
6. В Игуменском корпусе был домовый храм Равноапостольной Марии Магдалины. В нем Государь Николай Александрович просил отслужить ему обедню. Причем просил дать ему такого священника, который бы совершил службу неспешно и благоговейно, но за один час. Мать игумения назначила о. Петра Соколова, бывшего в то время младшим священником. У него был хороший голос, отчетливая дикция и живой, быстрый характер. Служба о. Петра очень понравилась Государю. По окончанию он призвал этого священника к себе и наградил его золотым крестом с драгоценными камнями. По рассказам, когда о. Петр вошел к Государю, то было растерялся, упал ему в ноги, но Помазанник Божий поднял его, посадил рядом с собой, и обращаясь к обер-прокурору священного Синоды Саблеру, ска зал: "Вот прекрасный, благоговейный служитель Хри- стовой Церкви", и с этими словами возложил на него крест.
7. Кроме того, в Трапезной был храм в память Великого Князя Александра Невского. Там служили большей частью зимой, поскольку храм Тихвинской Иконы Божией Матери был тесен и душен. Ранее на этом месте стояло сельское кладбище. Кладбище перенесли за монастырские постройки поближе к Сарову. Монастырское же кладбище занимало юго-восточный угол Канавки, располагалось вокруг храма Преображения.
Еще было два Рождественских храма во имя Спасителя и Божией Матери. Пристроены к Казанской цер- кви еще при Отце Серафиме.
Стало быть, храмов насчитывалось девять, а престолов - пятнадцать. Под все престольные праздники за малой вечерней служился Параклис Божией Матери и утром бывало водоосвящение. На престольные праздники Умиления Божией Матери, 28 июля, и в день памяти Преп. Серафима, 19 июля и 2 января, а также на день основания обители, 9 декабря, день Зачатия Пр. Анны, после поздней литургии обязательно совершались крестные ходы по Канавке с пением Параклиса Божией Матери "Многими содержимъ". Накануне 9 декабря бывала торжественная всенощная Празднику Божией Матери Умиление и Преп. Серафиму. За всенощной читался акафист пополам Царице Небесной Благовещению с I по 6 кондак и икос, и с 7 по 12 - Преподобному Серафиму. Иконе Божией Матери Умиление существует особая служба, составленная Митро- политом Серафимом Чичаговым. Кроме того, на праздник Живоносного Источника был крестный ход внут- ри обители за Канавкой, а на Преполовение - вокруг обители за оградой.
Духовенство монастыря почти все было из рода отца Василия Садовского. При разгоне старшим был протоиерей о. Иоанн Смирнов, родной племянник о. Василия (скончался в глубокой старости в Дивееве). Кроме него были: о. Михаил Гусев, сын родной внучки, воспитывавшейся у о. Василия (скончался в тюрьме); о. Иоанн Полидорский, муж сестры о. Михаила (скончался на Соловках).
Ежедневная служба утром (кроме Великого Поста) начиналась: ранняя обедня в 5 часов и поздняя в б часов (в разных храмах). По воскресным дням обязательно перед поздней бывал Параклис на распев по очереди оба канона. Вечером в половине шестого - вечерня и заутреня. Затем малое повечерье с каноном (дневным по уставу). Перед ранней обедней с 4 утра и перед поздней с 5 часов читались Правило причастникам, Утренние молитвы и сборный акафист. Полунощница читалась иногда с вечера или по кельям. Вечером в половине пятого всегда неопустительно, кроме того только Пасхальной недели, читалось данное Преподобным правило: 12 избранных псалмов, помянник и по 100 поклонов Спасителю, Божией Материи Преподобному, затем маленькое правильце, и, конечно, помина- ли благодетелей.
Великим Постом служба начиналась в 4 часа утра: Утренние молитвы, полунощница, заутреня, часы и преждеосвященная Литургия. В 3 часа дня на 1-ой неделе и в 4 часа в остальные читалось Великое повечерье с канонами, потом сборный акафист и обычное правило. После повечерья читалось поучение. Вечерние молитвы всегда творили собравшись по корпусам. После обеден служили молебны и полные панихиды, и батюшки ежедневно шли служить панихиды по всем пустынькам, и в Ближней пустыньке Пре- подобного полагался молебен. В воскресенье вечером обязательно бывал акафист Преподобному Серафиму на распев вместо 2-ой кафизмы на заутрени. Некоторые видели, как во время пения акафиста Преподобный покрывал певчих своей мантией.
Певчих сестер было отдельно два хора: правый и левый. Каждый хор занимал особый корпус. Правый хор всегда пел позднюю обедню, а левый - раннюю. Вечерню и заутреню пели оба хора (также всенощную) на два клироса. На сход соединялись оба хора. В будние дни каждый хор делился еще на две череды. Одна половина начинала неделю, другая кончала, по три дня. Служба всегда была с канонархом. Читали и канонаршили альты. Басы читали только Апостол и Шес- топсалмие. Дисконта вовсе не читали.
Катавасию за всенощной сходились петь на амвоне. Читали оба хора по очереди, по неделям.
После утренних и вечерних молитв обязательно соблюдалось маленькое правильце Преподобного. По вечерам все ходили по Канавке и читали полтораста раз "Богородице Дево, радуйся". На каждый десяток читали "Отче наш" и поминали живых и умерших. 1 октября, на Покров, вечером после заутрени всем монастырем молились полтораста раз в церкви. Так же моли- лись постоянно и по корпусам за живых и за умерших и при всякой нужде. Это было самое обычное постоянное правило.
Под двунадесятые праздники усердствовавшие собирались молиться на всю ночь в церковь. Под Крещение ставили в церкви чашу с водой и когда молились перед ней в 12 часов ночи, всегда видели, как вода на один момент вся как бы закипала. Также всегда собирались молиться после обедни до малой вечерни в суб- боту Светлой недели, перед закрытием Царских врат. На клиросное и церковное послушание ставили только девушек.
Корпусов в монастыре было очень много, кажется, больше 66, несколько полукаменных, а большинство деревянных. До 60-х годов сохранился один корпус, поставленный еще при жизни Преподобного — первая трапезная.
Сестры жили по послушаниям. В корпусах обычно помещались мастерские и жилые кельи. Кто где работал, там и жил. В монастыре была большая живописная мастерская. В ней сестры не только писали иконы, но и заготовляли доски, золотили и чеканили. У каждой была своя специальность.
В последнее время создали отдельную иконописную. Больше 80 сестер жили и работали в литографии. Сами работали на камнях (накалывали), по году подготовляли каждый камень. Печатали на моторе картины. Сушили. Кроме того, переводили картины на белые грунтованные доски и затем их прописывали. Отливали из алебастра фигуры Преподобного с медведем и раскрашивали. Делали всякие корзиночки, игрушки. Все это раздавали и продавали в монастырской лавке. Доски делали в своей мастерской чистодеревщики- столяры — помещались на конном дворе, а в красильном корпусе заготовки грунтовали, так же как и холсты. В рукодельном послушании шили гладью на пяльцах и вообще вышивали. В портной шили одежду для сестер. Портных было несколько. В ризной — шили и чинили ризы, делали цветы, убирали иконы и плели русское кружево на коклюшках. В вязальном — вязали на машинах. В манатейном — пряли из русской овечьей шерсти и ткали манатею, из которой шили ряски и мантии. Специальные сестры шили апостольники и ка- милавки.
В хлебном корпусе сестры пекли хлеб. На мельнице сами мололи муку. Возле мельницы помещались 2 житницы. В просфорной — пекли просфоры. Трапезная помещалась в храме Святого Князя Александра Невского, под трапезной была стряпушечная, где варили пищу.
В свечном корпусе в монастыре делали свечи, а подготовляли воск, промывали, топили и отбеливали в лесу на Ломовке, где был специальный свечной корпус. Соборницы жили в отдельном корпусе. Им приходилось по ночам караулить по очереди собор, а осталь- ные церковницы жили тут же при своих церквях. В погребном корпусе жили погребщицы. Под корпусом помещался большой погреб, где хранились капу- ста, огурцы, грибы.
Отдельно была квасная. Там готовили и в погребе под корпусом хранили монастырский квас. В конце зимы, в марте, все погреба набивались льдом и снегом. В монастыре была своя большая больница и аптека. Врачи были свои же сестры, принимали и лечили там и приходящих крестьян. Был и свой зубной кабинет. Зубы лечили тоже сестры. Было 4 зубных врача. Зубы не только лечили, но делали и протезы.
В саду жили садовницы. Сад был расположен в северо-восточном углу монастыря, а в юго-восточном углу помещалась коровная и находились парники. Там была специальная водокачка. Главная водокачка помещалась у начала Канавки. Оттуда все брали воду, а в некоторые послушания был проведен и водопровод. На водокачке работали свои же сестры.
В молотильном корпусе сестры молотили зимой и убирали хлеб и солому. Молотили цепами. Летом работали в поле. Монастырская земля простиралась на юг к деревне Рузаново.
В огородном корпусе жили огородницы. В этих послушаниях, в отличие от мастериц и клиросных, жили трудовые сестры.
Хозяйственными работами ведала благочинная и помощница благочинной. Она наряжала сестер на работу в монастыре, а летом из всех послушаний на покос, на поливку огородов, на уборку хлеба, на рытье картошки, на сбор грибов в лесу и вообще на все работы вне и внутри монастыря. На тяжелые работы назначались в основном молодые. До войны 14-го года косили наемные мужики, а с войны сами сестры.
На конном дворе жили наемные рабочие. Там были всякие мастерские: шорная, слесарная, столярная, жестяная. На конном дворе же стояли монастырские лошади. Жили кучера и работники. За монастырем был свой кирпичный завод.
В монастыре было 2 своих лавки: иконная, бакалейная и мануфактурная. Сестры все могли приобрести, не выходя за ограду. Был специальный лавочный корпус, где жили лавочницы (продавщицы). Таким образом, монастырь целиком обслуживался сам. Все было внутри обители. Существовало большое, сложное и хорошо организованное хозяйство. Монастырь капиталов не имел, жили своим трудом. Хутора и подворья вносили свою лепту помощи, ведь кроме молодых рабочих сестер было много старых, нетрудоспособных. Кто из них мог, читал в пустыньках Псалтырь, а некоторые уже и того не могли.
У монастырских ворот жили вратницы, которые следили за входящими и выходящими и запирали на ночь обитель.
| Была в монастыре и своя баня. В игуменском корпусе жила матушка Игумения. Там находилась канцелярия. Велся учет всего хозяйства монастыря. Там же помещались кладовщицы, ведав- шие вещевыми и продуктовыми кладовыми, и почтарки, которые ходили на почту, приносили и разносили по корпусам письма, деньги и посылки.
Возле ворот, вне монастыря по Саровской дороге находились гостиницы для богомольцев, а далее дома священников. Гостиницы также обслуживали свои сестры.
Кроме того, в монастыре был приют для девочек. Он был под Высочайшим покровительством Императрицы и назывался Александрийским, так как на его содержание отпускал средства Императорский Двор. В приюте жило до 60 девочек. Принимали туда больше сирот, с 2-3 лет и старше, до 14 лет. Девочки жили там до 14-ти лет, а потом по желанию либо возвращались к родным, или выводились на послушания. В приюте создали 4-х классную школу. Преподавали там сами сестры и монастырское духовенство. В этой же школе учились и дети духовенства. Все содержание, пища, одежда были от монастыря. В свободное от занятий время девочки учились всякому рукоделию: вязать, вышивать, шить. Там же их учили петь, а способных играть на фисгармонии. Лет с семи их одевали в монастырскую одежду: ряску и повязку (бархатный колышек), а способных сразу же ставили на клирос. Зимой зачастую всенощную справляли дома. Приходил Батюшка и сами девоч- ки пели, читали канонаршили. А в обычное время их всех водили по праздникам в церковь, где все они стояли рядами отдельно. Ежедневно по очереди (по 4 сра- зу) девочки ходили на монастырское правило, где во время поминовения благотворящих стояли на амвоне на коленях, с воздетыми ручками. Так же выходили и клали 300 поклонов на правиле. Утром и вечером у них была общая молитва, а вечером к тому же попеременно какой-нибудь акафист или 50 раз "Богородице Дево". Там же с ними в корпусе жили сестры-учительницы, няни для маленьких и старшая. В будни они питались дома, а в праздники вместе с сестрами в парадах ходили в трапезную. При приюте имелся свой сад, где дети гуляли и играли в свободное от занятий время. На Рождестве устраивали елку с подарками. Старушки жили в Богодельне, так называемой Старой больнице. Там было два корпуса, соединенных переходом (на 2-ом этаже), чтобы удобно было, не выходя на волю, ходить в церковь "Всех Скорбящих радости". Кроме того, многие старушки жили в хлебном корпусе и рассеянных по монастырю маленьких корпусочках. Кто был в силах нес послушание читало — читали по 2 часа в сутки Псалтырь в определенных пустыньках.
Пустыньки и читалки были в ведении матушки казначеи. У нее велся учет, принимались записи на вечное и временное поминовение живых и умерших. Писались уставом синодики с именами. Каждая сестра имела право записать пять человек своих родных на вечное поминовение (на Псалтырь). Помимо того у каждой была картонка с именами усопших родных, за которых ежедневно за обедней вынималась отдельная просфора. Картонки сестер и вообще все помянники (синодики) читали специальные пономарки-монахини. Они и читали и пономарили. Псалтырь в Рождественском храме и пустыньках читался неопустительно день и ночь круглый год. Закрывался лишь в Великую среду после преждеосвященной литургии и снова начинался с началом всенощной в субботу Светлой недели. Усердствовавшие монастырю жертвовали дома в разных городах, таким образом возникали подворья. Большое подворье было в Петергофе, кроме которого было еще небольшое подворье в Петербурге и обширное в Москве на 1-ой Мещанской. Там стояла часовня, в которой на праздники служили всенощные, а в будни утром и вечером служили молебен Преп. Серафиму, вечером с акафистом на распев. В остальное время читался Псалтырь. Большое подворье было и в Нижнем Новгороде на Кавалихе, где была своя церковь во имя Преп. Серафима и большая просфорная. Там жило много сестер. Небольшое подворье в том же Нижнем Новгороде располагалось еще в Канавине, возле Мос- ковского вокзала, а в самом здании вокзала была часовня во имя Преп. Серафима. Еще было подворье в Харькове. Там жило 5-6 сестер. Было подворье и в Арзамасе.
Кроме того монастырю принадлежали хутора: 1. Сивуха,неподалеку от Оранского мужского монастыря;
2. Сатис, на реке Сатисе, там велось молочное хозяйство, имелся покос и пчельник. 3. Полки, в лесу, за 12 верст по дороге в Ломасово. На подворьях в церквях были свои священники и совершалась ежедневная служба своими певчими сестрами. Ходили они также читать Псалтырь по покойни- кам. В свободное от службы время сестры в мастерских шили одеяла, вязали платки. В Петергофе была и иконописная мастерская. Просфорные устраивались почти на всех подворьях. В определенное время на подворьях в церквях вычитывалось монастырское правило.
На хуторах имелись хозяйства, в частности, молочные, содержались пчельники, неподалеку собирали | грибы и ягоды для монастыря. За 2 версты от монастыря | лесу на Ломовке имелась свечная, там на солнце отбеливали воск. На Ломовке же была прачечная, туда выезжали из монастыря стирать белье. С Сивухи по близости расстояния сестры ходили по праздникам к службе в Оранский мужской монастырь, а с Сатиса — в Саров.
В субботу на послушания не выходили, наступал "свой день", когда сестры могли что-то себе заработать, поскольку монастырь предоставлял только помещение ,и скудную трапезу. Одежда и обувь у каждой сестры были свои, и кто не получал помощи от родных, тем приходилось на это самим зарабатывать. Вязали платки или расписывали, делали четки, кто что умел. Работали и по вечерам в кельях. После покойниц их вещи раздавались, но больше пожилым сестрам, видно, на новеньких мало надеялись, ведь не все уживались в монасты- ре.
В последние годы, когда в обители поместился понедельничий базар, "свой день" выпадал на понедельник. Кроме того, летом на месяц отпускали сестер жать, так как трапезы уже не было.
Примечательно, что в монастыре многие жили родами. Так до самого разгона жили "Мелюковы", "Путковы" и другие из родов первых Дивеевских стариц. Главное в монастыре считалось послушание, оно ставилось выше поста и молитвы. В старое время существовал определенный штат монахинь, поэтому многих желающих постригали сверх штата, тайным постригом. Также тайно постригали больных при смерти. Тайно постриженные носили новое имя втайне и не имели права на мантию, их постригали в полумантию. За несколько лет до разгона в монастыре был большой постриг в мантию; постригали много пожилых сестер (кажется, до 200 душ, если не больше). Монахини обязаны были ежедневно посещать все монастырские службы и еще кроме того дома вычитывать по три кафизмы Псалтыря. Более молодые при этом от послушаний не освобождались. Постригались в мантию не раньше 40 лет.
По поступлении в монастырь все некоторые некоторое время носили свою мирскую одежду. Через не- сколько месяцев, обычно к какому-нибудь празднику, матушка Игумения сама одевала новеньких у себя в корпусе в ряску, апостольник и бархатную, так называемую "голую" камилавку, и давала в руки четки с приказанием непрестанно творить Иисусову молитву, А приходили к матушке Игумении в черном монастырского покроя сарафане и монастырской рубашке.- Через некоторое время постригали в рясофор. Постригал иеромонах в церкви. К рясофорному постригу сестры шли парами в черных подрясниках и кожаных поясах с распущенными волосами.
Тут снова одевали в рясу с широкими рукавами, апостольник и надевали уже камилавку, покрытую черной тюлевой наметкой. В руки давались четки и зажженная свеча. Эту свечу хранили, и она давалась в руки умирающей, а после смерти клали в гроб. Последние годы матушка Игумения одевала сразу в камилавку с наметкой. Манатейные монахи, также как и Саровские монахи, — носили ряски с узкими рукавами. Обретались в монастыре и схимницы, и затворницы, но мало кто решался брать схиму, так как к постригу относились очень серьезно. К тому же мантию как должно в монастыре исполнять было трудно. Схиму явно не носили, но прятали под одеждой.
Во все церковные послушания по завету Преподобного ставили только девушек (также и в просфорницы). Церковное белье стиралось церковницами в особых корытах и помои выливались в отдельные, нарочно для устроенные колодцы.
Средства в монастыре, как уже сказала, имелись граниченные, поэтому сестер приходилось посылать д мир за сбором. Это было весьма трудное по- cлушание.
В каждом корпусе устанавливалась череда: молодые cестры по очереди оставались дома, топили печи, убирали корпус, носили воду, выносили помои и нечистоты за монастырь, мыли посуду, ходили за хлебом и пищей в трапезную, потому что обедали в трапезной только по праздникам. Также приносили квас, огурцы, капусту, и ели по корпусам.
В воскресенья и праздники, а также в первую и Страстную недели Великого Поста молодые, все кто мог, ходили в церковь, а в будние дни ходили по желанию и кто имел на это время свободное от послушания. Служба в монастыре совершалась прекрасная. Особенно хорошо было поставлено пение. Спевок и не сосчи- тать сколько, более способных учили еще играть на скрипке и фисгармонии. Дивеевские регентши славились. И было их много, ведь и в обители, и на подворьях требовалось много певчих. Летом при большом стечении богомольцев обедни и всенощные служились в не- скольких церквях, в пели всегда на два хора. Певчие же читали по усопшим сестрам, пели молебны и панихиды по пустынькам, так что в мастерских им мало приходилось работать.
Служба справлялась полностью по уставу. Великим Постом и в воскресенья выпевались все молитвословия ветхозаветные.
В день Рождества Христова весь монастырь ходил поздравлять матушку Игумению, славили рождение Спасителя. Шли отдельно корпусами, было очень торжественно и празднично.
Перед праздниками по всем корпусам делали уборку. Некрашеные полы вымывались добела и все засти- лалось самотканными новыми половиками, кровати украшали чистыми покрывалами. Три дня Рождества и всю Светлую недели не работали, а только ходили в церковь, по Канавке, по пустынькам, а дома читали духовные книжки. Бедные певчие, бывало, к концу Пасхальной седмицы лишались голоса от постоянного пения. Ведь на Пасху вся служба заменялась пением, а вместо монастырского правила после вечерни пели весь пасхальный канон. Когда я поступила в монастырь, меня больше всего поразило, как в монастыре проводили Великий Пост, и как особенно радостно справляли праздники.
Трапеза в монастыре была очень скудная. В обычные дни раздавали по корпусам кислые щи, больше с черными грибами, квас, капусту, огурцы, черный хлеб. В праздничные дни ходили в трапезную и ели; если 3 блюда, то квас с рыбой, щи и суп; при 4-х переменах добавлялась еще каша. В тех послушаниях, где имелся свой доход, к трапезе добавлялся приварок. Так было принято, например, в таком серьезном послушании как живописная. В мастерской все силы сестер уходили в работу и если бы не добавка, на монастырской пище сестрам не выдержать. И так-то они все выглядели бледными, истомленными, ведь сидели и зиму и лето без воздуха, да еще при таком напряжении. Трудовые сестры выглядели всегда крепче, здоровее, от постоянного пребывания на открытом воздухе, от физической работы.
Работа в мастерских по послушаниям начиналась в 9 часов. В 8 утра после обедни по корпусам все завтракали и пили чай. Варилась картошка. Обедали с 11 до 12-ти. В 3 часа ходили пить чай, а в 5 работа уже кончалась, в половине 5-го начинали правило в церкви. Ужинали, кто до, кто после всенощной. Вечером по корпусам была общая вечерняя молитва. Не попавшие в церковь молились дома: псалтырь, правило, поклоны, акафисты. Ежедневно все сестры ходили по Канавке вечером. То была и молитва и вечерняя прогулка. Спать ложились в 10, ведь утром вставали рано.
Манатейных монахинь при постриге вручали духовным матерям. Рясофорных обычно никому не вручали. Последнее время многие сестры за духовным руководством обращались к схимницам, матушке Анатолии и матушке Серафиме. Схимницы учили их смирению, терпению, послушанию и непрестанной Иисусовой молитве.
Молодые в церкви стояли в середине рядами, старые и монахини у скамеек или имели свои маленькие скамеечки. Стояли всегда чинно, благоговейно, без всяких разговоров.
Место матушки Игумений было за правым клиросом, и перед началом литургии все певчие выходили парами и ей кланялись. Также и все выходящие чтецы. После обедни подходили за благословением. Матушка Игумения всех крестила. Поклоны в церкви все клали одновременно, по уставу.
В монастыре велись сестринские книжки. В них записывались все сестры, умершие с основания монасты- ря. Каждая из сестер старалась приобрести такую книжку и поминать почивших ежедневно, особенно в поминовенные дни. Поминались усопшие сестры и за проскомидиями в церквях и на всех псалтырях, так что в монастыре умирать было не так страшно — отмолят. Усопших сестер сразу обмывали, обряжали и клали в гроб. Запас гробов был. Покойницу сразу же выносили на ночь в церковь, где над ней читали всю ночь, а на другой день после обедни отпевали и хоронили. Всех и монахинь и рясофорных отпевали одинаково полным монашеским отпеванием.
Умирали больше в монастырской больнице, где перед смертью всегда постригали в мантию. Слабых батюшки причащали ежедневно, приходили от ранней со Св. Дарами.
Рассказывали, что особенно хорошо умирали чахоточные. Многие из них перед смертью сподоблялись видениями. За благословением умереть посылали к матушке Игумений и она обреченных на смерть благо- словляла. Без благословения матушки Игумении не начиналась ни одна служба. Церковницы брали благословение звонить.
Обмывали в больнице поставленные на то сестры в особой одежде. Такой был закон: когда умирала монахиня, то звонили 12 раз в большой колокол, если рясо- форная, то в малый. И весь монастырь в это время должен положить 12 земных поклонов с молитвой: "Богородице Дево". Затем несколько дней после вечерних молитв все молились — читали 12 "Богородиц" за новопреставленных.
Переводили в монастыре из корпуса в корпус так. Приходила Благочинная, или ее помощница, брала иконочку переводимой сестры, а та должна была кланяться в землю и просить у всех в корпусе прощение. Затем ее вели в другой корпус, и там она снова должна была всем кланяться со словами: "Не оставьте Господа ради". После этого переносила туда свои вещи. Выводили в другой корпус за какую-нибудь провинность. На родину ездили только с благословения матушки Игу- мении, на точно указанный ею срок.
За просрочку на родине тоже давалось наказание. За большие вины клали земные поклоны в трапезной за общим обедом. При этом в руки давали большие четки с деревянными бусинками, так что их стук был слышен от каждого поклона на всю трапезную. Вообще в монастыре переводили мало. Бывало, как поставят в молодости на послушание, так и жили до старости на одном месте, привыкнув и к своей работе, и к сестрам.
Тяжелей всего, когда сводили певчих с клироса, или переводили с правого на левый. Это было самое большое горе, трудно им привыкать в новом положении. Вся жизнь, все интересы, горе и радости сосредотачивались в монастыре. Жизни вне монастыря будто и существовало. Было много монахинь, которых привОДИЛИ, а иногда и приносили в монастырь младенцами и доживали они в нем до глубокой старости. Матрюша мюя пришла в монастырь 4-х лет, и так любила обитель, что ее насильно посылали в Вертьяново на несколько часов к родным. Она тут же стремилась обратно. Даже ходить она одна в миру боялась и всегда просила брата родного проводить ее домой.
Что я слышала от сестер и видела и слышала сама Пророки. Рассказывала мать Агния. В Тихвинской церкви сзади в углу против входа на хоры висела картина ветхозаветных пророков. Картина размером 2 на 3 аршина. Пророки были написаны во весь рост. От времени изображение потемнело, сделалось почти чер- ным. Перед картиной горела лампа.
А тут перестали лампадку зажигать: "Что ее зажигать — картина черная — почти ничего не видать". И вот раз приходят старушки, которые там всегда стояли, а пророки ушли. Никакого изображения на холсте нет. Стали старушки нарочно собираться там молиться, зажигать лампадку, и вот раз приходят утром и видят, что пророки пришли. Утро было росистое, и у пророков на ногах капельки росы.
Это было давно, еще до открытия святых мощей Преподобного.