А как необходимо это "нечто" для полноты и духовной красоты человеческой жизни! Как без красного лучезарного солнышка нет настоящей радости и полноты в жизни окружающей нас природы: пата без живого ощущения святости, присутствия неземного идеала не красна жизнь человеческая. Без него — небесного Идеала — всюду и кругом пусто, холодно, тоскливо. Сейчас я хочу вспомнить и рассказать об одном из светлых событий моего далекого прошлого. Разумею, незабвенные дни "Саровских торжеств" при открытии и прославлении мощей преподобного СЕРАФИМА Саровского. На этих торжествах я имел счастье лично присутствовать.
Это было давно, 19. VII. 1903 г. Тогда жива, мощна и славна была великая Россия —Русь Святая православная. Тогда на русском престоле сидел Царь — Божий Помазанник; тогда великий русский народ был свободным и мирно творил свою не легкую историческую работу. Незабвенное время. Время великих и светлых надежд. Всем казалось, что XX век будет временем мира, плодотворной работы и процветания всех народов. Такова была общая мечта, волновавшая всех — старых и молодых. Вот в это время великих ожиданий и светлых надежд Господу угодно было послать России великую радость, пережить великому русскому народу светлые дни Саровских торжеств.
Извещение о предстоящем прославлении мощей Преподобного Серафима Саровского было обнародовано задолго до самых торжеств. Дошло это извещение до нас, жителей Крыма. Заволновалась вся молодая паства, состоящая из воспитанников и воспитанниц Евпаторийских мужской и женской гимназий. Скоро об- разовалась целая группа желавших побывать на предстоящих торжествах. Поднялся вопрос, как осущест- вить это желание? Решено запросить администрацию монастыря: "Возможно ли учащимся паломникам рассчитывать на какой-либо приют в стенах монастыря"?^.. Ответ был скоро получен, но малоутешительный. Предвидится громадный наплыв паломников. Монастырь уже сейчас переполнен. Поэтому предоставить приют учащимся паломникам, в дни самых торжеств, монастырь не имеет никакой возможности. Пришлось мне ехать одному. Жаль! 12-VII. поездом из Симферополя я выехал в дальний путь. Быстро мчится поезд. Мелькают станции, деревушки, скошеные пашни. Крым остался уже позади. Предо мной моя дорогая Малороссия с ее вишневыми садами, белыми мазанками, покрытыми камышом, а то и соломой. Ширь, даль и необъятной простор. Какая прелесть! Поезд все дальше и дальше уходит на север. Уже замелькали деревушки Великороссии с их частыми потоками, березками, плакучими ивами. Все тот же простор, та же ширь, нередко осеняемая золотым крестом православных храмов с их зелеными луковками .Вот она — Русь Святая — Православная!..
Миновали Харьков. Орел, Тулу. Все ближе к Москве. Сердце бьется учащенно. Скоро увижу ее — Белокаменную: Москву — сердце России: сокровищницу русской святыни.
Но вот протяжный свисток: поезд сильно вздрогнул и зашипел, как бы переводя дух после долгого и томительного бега. Мы в Москве. Шумно, суетливо и тесно на перроне. Одни встречают, другие провожают. Приветствия, громкие поцелуи, пожелания звучат на всем протяжении вокзального пространства. Я решил сделать перерыв, на сутки задержался в Москве, чтобы взглянул на нее, поклонится ее святыням. К моему счастью, скоро нашелся и попутчик-мо- сквич, мой хороший знакомый по Крыму. Под его руководством, за день я успел бегло осмотреть достопри- мечательности Кремля, посетить Кремлевские храмы, поклонится находящимся в них святыням. Москва зачаровала меня своей святыней, древностью и... своим добродушием.
На следующий день пришлось покинуть Белокаменную. Опять на шумном вокзале. Поезд, отходящий на Нижний-Новгород, переполнен. Большинство едет к Преподобному Серафиму. Отрадно на душе. На минуту это настроение было испорчено группой молодцов, с шумом ввалившихся в вагон с песней и гармошкой. Это московские ребята, ехавшие смотреть Нижегородскую выставку. Заметив нерасположение к себе находившейся в вагоне публики, буяны прекратили пение, смолкла и гармошка.
На следующий день, утром, я был в Нижнем Новгороде; впервые увидел матушку Волгу; взглянул на город, в котором пламенный патриот Минин положил начало Нижегородскому Ополчению, освободившему в начале 17 века Москву от поляков и положившему конец Московскому лихолетью.
Но вот и Арзамас. Значит, недалеко от заветной обители. Только шестьдесят верст отделяло меня теперь от заветной обители. Только шестьдесят верст отделяло меня теперь от Преподобного, но как добраться туда? Решить этот вопрос помог мне один станционный служащий?
— Вы батюшка, направляетесь в Саровскую обитель? —Да. — Примите мой совет. Не берите с собою своего чемодана. Помехой будет для вас!..
— Но как же иначе? Ведь там придется ночевать! — А вы оденьтесь так, чтобы днем не было жарко, а ночью холодно.
— Хитро сказано. Пришлое» чемодан оставить на станции; на себя надеть теплый кафтан, который пригодится ночью. Тот же случай нашел мне и подводчика — рязанского мужика. Переодевшись и пересевши в крестьянскую те- лежку, мы наконец тронулись. Мой подводчик оказался неутомимым рассказчиком. Всю дорогу не смолкал его голос. Рассказывал о святых местах, о преподобном Серафиме и о местных обычаях. Настоящая русская душа: душа нараспашку: речь простая, откровенная, задушевная.
Поздно вечером въехали в какое-то село. — Здесь, — заметил мой ямщик, — подночуем. А завтра рано-рано, до рассвета опять в путь-дороженьку.
Устроив меня в избе на печке и, пожелав мне спокойной ночи, мой возница и сам ушел на покой. Уснуть как следует, однако, не удалось. Мысли о предстоящих торжествах, возможности видеть Государя, Его Августейшую Супругу, Матушку-Царицу и других членов Царского Дома сладостно волновали сердце и отгоняли сон.
Рано утром, только что засерело, мы покинули село. Теперь наша дорога пролегала чрез девственный лес. Глубь лесная, таинственная тишина, свежесть воздуха, насыщенного ароматом лесных цветов и листвы положительно опьяняли меня. Кругом густой мрак и только над головой далеко-далеко на чистом небе горят и мерцают небесные свечки-звезды, проливая свой нежный свет на, в глубокий сон погруженную, землю. Невыразимая красота, возносящая человеческое сердце, вызывающая в нем трепет глубочайшего благоговения... Но вот вдали, на востоке, образовалась как бы маленькая щель, откуда стал врываться в ночную тьму свет. Щель становилась все шире, увеличивался и проникавший через нее свет. Мрак ночи постепенно рассеивался. Из серо-голубой, щель становилась багровозолотистой. Ясно, наступал день, уходила ночь. Очнул- ся лес, проснулось пернатое царство. Зазвучала дивная песнь. Проснувшаяся природа пела гимн своему Творцу, приветствуя восходящее солнце, которое несло всему живущему тепло и радость.
В это время мы подъехали к большой, пересекающей наш путь, дороге. Ямщик остановил свою лошадку и стал прислушиваться. Потом, обратясь ко мне, сказал:
— Слышите!?. — Да. Как будто бы пение. Что это значит? — Это из женской Дивеевской обители идет крестный ход. Когда крестный ход поравняется с нами, — посоветовал мне мой возничий, — ты, отче, юркни в толпу и присоединись к духовенству, тогда легко и беспрепятственно войдешь в Саровскую Обитель. Я поблагодарил за совет. Ждем. Пение все громче и яснее доносится к нам.
Вот показались хоругви, за ними несшие иконы, хор, духовенство и громадная толпа народа. Все пело. Когда крестный ход поравнялся с нами, я, действительно простившись с моим возничим и, надев на голову камилавку, "юркнул" в толпу, присоединился к духовенству и полной грудью запел вместе с ними "Спаси, Господи, люди Твоя"...
Около 8 утра крестный ход и я вместе с ним благополучно вступил в Саровскую обитель. Отдохнув и немного осмотревшись, я решил посетить администрацию Монастыря. Хотелось еще раз по- пытать счастья... Ничего не вышло. Все было занято и переполнено. Посоветовали искать приюта в бараках, которые построены были в лесу, около 2-х верст расстояния от монастыря.
Что касается участия в церковном богослужении, был дан такой совет: "Сейчас все расписано и заполнено. Но зайдите к нам завтра около 3 часов пополудни; может быть, на Ваше счастье, кто-нибудь из назначенных на служение не прибудет, тогда первое свободное место будет предоставлено Вам..." Пришлось покориться...
Из монастырской канцелярии я отправился в канцлярию двора, где получил пропуск на беспрепятствен- ный вход и выход из Монастыря. Этот пропуск развязал мне руки и я мог теперь свободно выходить и входить в Монастырь.
Было около 11 часов дня. Выпив стакан чаю и съев блюдце гречневой каши, решил посетить "Ближнюю пустыньку", где ископал батюшка Серафим колодезь с целебной водой, и где была устроена купальня. Нашелся и хороший попутчик: батюшка из Дивеевской оби- тели; одинаковый со мною по возрасту, милый, хороший отзывчивый человек. Пошли. Подходим к колодцу и купальне. Стоят бесконечные очереди и к колодцу, и к купальне. Мне страшно захотелось испытать на себе самом действие спасительного источника. Но как преодолеть очередь. Помог батюшка из Дивеева; он упро- сил привратника пустить меня в купальню вне очереди. Идем. На встречу из купальни выходит мужчина среднего возраста, высокого роста, темный шатен. Идет и горько плачет. Спрашиваем: "Что с тобой? Чего плачешь?.." Оказалось, плакавший во время рубки леса был придавлен павшим деревом: лишился обеих ног: в течении 10 лет лежал пластом яа постели. Теперь на носилках он был принесен в купальню и после того, как его окатили водой из колодца Преподобного Серафима, он получил внезапно полное исцеление. "Чего же ты плачешь?" — гудела толпа. "Сюда как больного меня привезли добрые люди. Теперь я здоров и я должен возвращаться в свой дом на свой счет; а у меня ни гроша," — утирая слезы, говорил исцеленный. Общий добродушный хохот и выкрик из толпы: "Держи шапку! Добрые люди! Батюшка Серафим дал ему исцеление, а мы своими пятаками поможем ему добраться до его дома." "Откуда, братец?" "Из Витебска," — отвечал исцеленный. Результат получился быстрый и благоприятный для исцеленного: шапка наполнилась деньгами и лицо плакавшаго озарилась светлой улыбкой... Но вот я в купальне: первая комнатка — раздевальня; вторая в одно окошечко — купальня. Меня предупредили открывать кран только в четверть оборота: "Сильная струя и чрезвычайно холодная вода". Разделся. И, став на колени под кран, осеняю себя крестом и поворачиваю кран. Струя холодной воды ударяет меня с такой силой, что я мгновенно отскакиваю к противоположной стене, выпрямившись во весь рост. Несколько секунд я как бы вне сознания. Потом приятная теплота потекла по всему моему телу. Пар, исходивший из моего тела, окружил меня. Легко: усталости как не бывало. На сердце тихая радость. "Слава Богу!" "Преподобне, отче, Серафиме, моли Бога и о мне!.." Было уже около 5 часов вечера. Нужно спешить к Обители. Время прибытия Государя Императора приближалось. Белый билетик при мне; он помог мне беспрепятственно войти во двор Обители, где уже собралась большая толпа народа для встречи Государя. Сто- ял народ с одной и другой стороны деревянного помоста, протянутого от главных монастырских ворот до главного (соборного) монастырского храма. Заметив, что по правую сторону помоста стояли монашествующие и белое духовенство, я примкнул к последнему. Не успел я должным образом осмотреться, как слышу окрик:
— Василий Иванович! Дорогой, ты ли это? Откуда и каким образом попал сюда?
— Из Крыма приехал поклониться и помолиться у Преподобного Серафима.
Оклик принадлежал одному из моих хороших товарищей по Киевской Духовной Академии, принявшему, как и я, сан священника, а, позднее, во дни Русской революции ставшему священно-мученником. "Помяни его, Господи, во царствии Твоем"!.. Солнце склонилось почти к закату, когда мощный удар монастырского колокола прорезал воздух. Знак — что Царский кортеж приближался к Обители. Навстречу Царской Семьи вышел крестный ход, духовенство, возглавляемое Петроградским Митрополитом Антонием (Вадковский), два хора: митрополичий и архиерейский Тамбовского кафедрального собора. Все подтянулось и притихло. Монастырский двор все больше и больше пополнялся новыми паломниками. Было объявлено, чтобы при вступлении Царской Семьи в Обитель и Ее следовании в главный монастырский храм хранилась полная тишина. Народное приветствие должно начаться только после встречи Государя в соборе.
Удары колокола мерно потрясали воздух. Собравшиеся в монастырском дворе стали прислушиваться. Далеко-далеко где-то послышалось стройное пение. Приближаясь, оно становилось все яснее и отчетливее. Ясно, крестный ход уже с Царем-Повелителем великой России — Божиим Помазанником приближался к Обители. Вдруг мощно заговорили-запели все монастырские колокола. Мурашки пробежали по телу, сердце учащенно забилось. Крестный ход у самого Монастыря. Еще минута и через главные монастырския ворота стали проходить тяжелые золоченые Кремлевские хоругви, нередко несомые тремя хоругвеносцами, одетыми в присвоенные им роскошные одежды: за ними хор, многочисленное духовенство и, наконец, ОН — Радость — Надежда Российская с Августейшей Своей Супругой и Царицей Матушкой Марией Феодоровной. Незабвенный момент! Все замерло. Звук пролетающей мухи можно было услышать. Медленно и величественно- спокойно продвигалась Царская Семья к Собору. Если на лицах и одеждах Царственных Паломников была заметна придорожная пыль, то тем пленительнее был Их взор, полный глубокого умиления и радостной встречи. Да, Великий Царь среди своего народа; великий народ со своим Царем — встретились и незримо, сердечно облобызались. И где? Под кровом святой Обители; куда Царь и народ пришли почтить "убогого Серафима", — дивный сосуд Даров Духа Святого и несравнимый цветочек из духовного Сада Церкви Христовой Православной. Вот — она, кроткая, убогая, но бесконечно-чарующая по своей духовной красоте Русь — Святая Православная!.. Чувствовал это Царь, чувствовал это и народ, со слезами умиления в безмолвии провожавший своего Царя-Батюшку в Соборный храм.
Кончилось краткое моление в Соборе. Царская Семья опять среди народа.
Что произошло потом, пером не описать и словом невозможно передать. Громовой гул приветствий, мощное русское "ура" понеслось со всех сторон; головные уборы полетели вверх; ближайшие к Царственным особам лица в умилении падали на колени и со слезами радости целовали края Их одежд. Перед Царицей скоро образовалась целая гора разных материй; то русская женщина, мордва, черемисы, пермь приветствовала свою Царицу... Народный восторг продолжался до 10 часов вечера. Только в начале 11-го часа народ стал покидать монастырский двор. Нужно дать покой Царю-Батюшке; завтра Он с Супругой и Царицей Матушкой будут у Святого таинства Причастия Тела и Крови Христовых...
Пришлось и мне покинуть святую Обитель и вместе с другими уйти на ночлег в бараки, устроенные в лесу за две версты от Обители. Здесь меня сердечно приняли русские женщины-селянки. Напоили чайком; принесли громадный сноп (житной соломы) и устроили мне постель. Но сон не приходил; слишком много пережито впечатлений; до глубокой ночи длилась беседа: речь шла о Царе, о Преподобном Серафиме и вообще о христианской жизни. Тут передо мною раскрывалась народная русская душа в ее глубинных устремлениях и исканиях. И снова в сознании моем блеснула мысль — "Вот она Русь Святая православная — народ Богоносец!.."
Рано утром, до восхода солнца, все населяющие барак поднялись и с пением церковных молитв направились к Обители. Я вместе с ними. У ворот Монастыря стояли уже громадные толпы паломников. Так как у меня имелся пропускной билет, то я легко пробрался в Монастырь. У многих из собравшихся этого билета не имелось, и они усердно просили меня помолиться за них, поставить свечку, подать на проскомидию просфору. Но как мне это сделать? "Отец! — воскликнул один глубокий старик, — Держи свою полу! " Едва успел я это сделать, как пятаки и гривеннички полетели туда. Скоро пола наполнилась деньгами. Напутствуемый добрыми пожеланиями, я направился в храм (главный монастырский), в котором сегодня должны были приступать к Святому Причащению Государь, Его Августейшая Супруга Государыня Александра Федоровна и Матушка Царица — Мария Феодоровна. В храме было еще свободно; только готовились в левом приделе начать раннюю литургию.. Исполняющему должность старосты я передал собранные деньги; просил "на все" поставить свечи пред иконами. Сам же, взяв несколько просфор, я направился в алтарь вынуть заздравные и заупокойные частицы. У самой солеи меня остановил полицейский чиновник: "Батюшка, простите: в алтарь нельзя". Я не прекословил. Попросив чиновника передать мой платочек с просфорами для изъятия частиц в алтарь, я отошел в сторонку и стал молиться. Прошло не больше пяти минут, как тот же чиновник возвратил мне мои просфоры и, пристально взглянув, на меня, сказал: "Пожалуйте вот сюда!" То был главный алтарь храма, очень обширный и здесь находилось уже до тридцати священнослужителей. Радости моей не было предела. "Еще раз увижу Его и буду молиться с Ним"...
Началась литургия: совершал ее, кажется, архимандрит Андрей (бывший князь Ухтомский), будущий ар- хиерей. Пред чтением апостола к нашей группе подошел какой-то протоиерей (оказалось, это был прото- иерей Орнатский, настоятель Петроградскаго Казанскаго Собора, известный проповедник-оратор; во дни русской революции стал священномученником) и, указав пальцем на меня и другого священника, тихо сказал: "Отцы, следуйте за мною". Мы последовали; вошли в ризницу. Здесь отец протоиерей Орнатский заявил мне и другому священнику: "Сегодня будут у Святого Причастия Государь, Государыня и Матушка-Царица. Вы должны помочь мне в поднесении Царственным Причастникам запивки, а потом, в конце литургии, просфо- ры. Я поднесу Государю, Вы, — указывая на меня, — Государыне, а Вы Царице Матушке. Нужно сделать это по известному ритуалу. Подойдем и на известном расстоянии остановимся; головной поклон, потом шаг впе- ред и предложим запивку, а в конце литургии просфору. При отходе шаг назад, поклон и не спеша, чинно уходим. Сделаем репетицию вот так... Надеюсь, не спутаем!" "Постараемся, отец протоиерей!" Потом, обратившись ко мне, отец протоиерей спросил:
— Имеете ли вы камилавку? —Да. — Где она? — В лесу в бараке, там где я ночевал. — Тогда попробуйте надеть мою камилавку. Как? Хорошо?
—Отлично. — Ну, слава Богу! Все в порядке. Теперь, батюшка, — при этом отец протоиерей взял меня за руки, повел к зеркалу и, улыбаясь, сказал — Посмотрите туда и приведите себя в порядок.
Я заглянул и увидел у себя на голове и в бороде солому. Умылся, причесался; и в моем сознании невольно мелькнула мысль: "Не потому ли полицейский чин сначала не хотел пустить меня в алтарь?.. Но Господь все устроил. Закончилась Божественная литургия; мы блестяще выполнили свою задачу. До гроба не забуду того сладостного сердечного трепета, с которым я стоял пред Земной Моей Царицей. Отчетливо помню, с каким благоговением Она приняла предложенную Ей запивку и часть просфоры; оставшуюся часть просфоры Она положила обратно на тарелку. Эту часть я хранил, как святыню, под особым стеклянным колпачком до 1920 г. т. е. семнадцать лет — до дня эвакуации из пределов дорогой своей Родины. Она всегда напоминала мне Ту, Которая, будучи Царицей величайшего на земле Царства, умела смиренно склонять свою Царственную го- лову под державный покров Царицы Небесной, а потом принять и, с глубочайшей покорностию воле Божией, пронести Свой поистине мученический крест. Хотелось бы воспеть: "Святая великомученице. Царице Александре, моли Бога о нас!" Крепко верю, что придет и это время...
День 18 июля — это день общения Государя со Своим народом. ОН нередко появлялся то там, то здесь: в пределах монастырского двора и вне стен Монастыря. Появлялся без особой внешней охраны. Народ всюду принимал своего Царя-Батюшку радостно, восторженно — по царски. Гром рукоплесканий, мощное русское ''ура" неслось со всех сторон, где только появлялся Божий Помазанник. Нередко к Государю подходила группа крестьян. Образовывался круг, в центре — Государь. Начиналась беседа Отца с детьми, детей с От- цом. О чем говорил державный Отец со своими верноподданными детьми, не знаю. Но я видел с какою радо- стию и слезами умиления отходили от Государя те, кого удостаивал Он своей речи и царской ласки. "Боже, спаси и сохрани нашего Царя-Батюшку", осеняя себя крестным знамением и глубоко вздыхая, молились простые православные люди.
"Нашего". Да, Он наш; не только по крови, по изволению, но и по духу, по вере Христовой, православ- ной. Недаром Он здесь с нами. Пришел прославить и поклониться батюшке Преподобному Серафиму. И приготовил Себя к этому великому делу исповедью и принятием Святых Тайн Тела и Крови Христовых. "Да, Он наш и мы Его..." Тут мистика русского самодержавия...
В 3 часа дня я посетил монастырскую канцелярию. Теперь здесь меня порадовали: "Вы счастливы; открылось свободное место в храме "Всех святых" — кладби- щенской церкви; туда вы и явитесь. Начинайте всенощное бдение в 5 часов вечера; тогда вы поспеете послу- шать торжественное богослужение в главном Соборном храме! Так заявили мне в монастырской канцеля- рии. Радуюсь и благодарю Господа.
В 5 часов я был уже в храме. Первое, что меня поразило, — это целая гора просфор у жертвенника: это к завтрашней проскомидии; второе — до отказа переполненный храм; масса стояла вне храма; третье — шесть глубоких старичков иеромонахов, которые должны были принять участие в богослужении. Никто из старцев не хотел возглавить наш собор. Все мои просьбы в этом отношении остались безрезультатными. Старцы смиренно, кротко, но настойчиво просили меня занять место предстоятеля. Пришлось покориться. Началась служба. Шумливое настроение толпы прекратилось. Все обратилось в молитву и воздыхания. Пела, где было возможно, почти вся церковь. С особым подъемом духа пропели величание Преподобному. Это было по истине народное, искреннее исходящее из самих глубин православно-русской души ублажение Праведника. После Евангелия произнес краткое поучение. Говорил о жизни преподобного Серафима, стя- жании им Святого Духа, о необходимости Святого духа для христианской жизни. Слово мое, видимо, доходило до сердца слушателей, воспринималось с глубочайшим вниманием, а благодарность за слово выража- лась открыто, громко, всенародно. Черта о многом говорящая.
По окончании всенощного бдения все молившиеся в моем храме и я с братией направились к стенам Обители.
Вечерело: солнце уже ушло на покой. Мощный голос соборного колокола звал собравшихся верующих на пиршество веры. И ненапрасно. Бесконечные вереницы поклонников потянулись к святой Обители. Ско- ро монастырский двор был наполнен; тысячи народа должны были оставаться вне монастырских стен. Всюду в Монастыре и за Монастырем море голов. Почти все стояли с зажженными свечами.
Но гуще всего было занято пространство по предположенному пути шествия Святых Мощей Преподобного. Тут с той и другой стороны были расположены разного рода увечные, болящие, недугующие. Предо мною находилась большая группа больных-несчастных; у самих ног лежал какой-то живой комочек, непрестанно издававший жалобный протяжный стон. Около него стояла средних лет женщина (мать лежавшего у ног моих комочка) и с нею девочка лет 10-12. Стемнело. Тем ярче горели свечечки, трепетнее и учащеннее билось сердце. В воздухе не шелохнет. Небо чистое прозрачное шло как бы навстречу народному празднику-торжеству. Оно зажгло мириады своих небесных светильников. Все в величайшем молитвенном напряжении. Ждут, надеются. Горячие молитвенные возгласы: "Преподобне отче Серафиме, моли Бога о нас", "Помоги", "Исцели", "Уврачуй" — неслось со всех сторон заполненного молящимся народом двора. Но вот из глубины храма, где до прославления покои лись мощи Преподобного, донеслись до нас первые церковные песнопения: "О преславное чудо, подвижник благочестия в Сарове является, и молитвенник к Богу теплый Серафим пречудный нам бывает: веселися, обитель Саровская... взыграйте, православных мно- жества:... радуйся, светильниче российския земли..." "Придите, верных соборы, похвальными песнеми днесь пречуднаго отца прославим"... "Незабуди нас, отче Серафиме..."
Все встрепенулось. Сила народной веры достигла крайнего напряжения. Сотни тысяч верующих людей слились в молитве. Просили Небо, молили Бога, просили Преподобного: "Помоги!" Стонала в молитвен- ном восторге свято-русская душа. Казалось, земля затрепетала от этого стона. Неужели же безмолвным ос- танется НЕБО? Неужели ТОТ, КТО некогда взывал: "Придите ко Мне вси труждающиеся и обременении и Я успокою вас", — не протянет Своей мощной Десницы? "Батюшка Серафим —радость-надежда наша", умолчит, не откликнется на горе людское, на слезы страждущих? Нет; этого не может быть! Все верили; все ждали; ждали чуда. И оно пришло. Пришло скорее, чем думали. С первыми звуками церковных песнопений, ублажавших Преподобного, понеслись со всех сторон вести об исцелении одного, другого, третьего и т. д. Плакала, рыдала, но вместе и ликовала народная душа. "Она услышана". Трудно, невозможно описать словом то настроение, которое охватило в данный момент многотысячную толпу народную.
Между тем храмовое пение усиливалось и становилось все яснее, отчетливее. Ясно, Преподобный Ба- тюшка Серафим встал и незримо шествовал к месту своего прославления. Его святые мощи, переложенные в драгоценную раку и высоко вознесенные, все ближе и ближе подходили к главному монастырскому храму. Но вот они поравнялись с группой несчастных у ног моих. Все: глаза, руки, сердца — устремлены к святой гробнице; у всех одно желание: "Батюшка, Преподобный, отче, Серафиме, помоги"!..
В этот момент маленький клубочек, лежавший у самых ног моих, сильно вздрогнул; застонав, вытянулся и, встав на ноги, тихо проговорил: "Мама, я здоро- ва". Я, и все окружавшие меня, потрясенные происшедшим, на минуту замерли — остолбенели. Великое чудо милости Божией совершилось на наших глазах. Придя в себя, мы могли только произнести слова псалмопевца: "Дивен Бог во святых Своих, Бог Израилев"!
Исцеленная вместе с матерью и младшей сестрицей была немедленно отправлена к архимандриту Серафиму (Чичагову — позднее епископу и митрополиту), который вел регистрацию чудесных явлений, имевших место во дни прославления Святых Мощей Преподобного Серафима.
Теперь я не отходил от соборного монастырского храма, где продолжалось прославление Преподобного. В 12 часов ночи я, наконец, пробрался в храм, приложился к святым мощам Преподобного и, присоединив- шись к монастырской братии, в течении всей ночи пел молебны Преподобному. Только в 6 часов утра еще раз поклонившись и приложившись к святым мощам Преподобного, я направился в храм "Всех Святых", чтобы совершать раннюю литургию. Церковь была уже переполнена народом. И мои дорогие старички-сослуживцы уже были на месте. Один из них начал проскомидию, другие помогали ему вынимать частицы из поданных просфор. Литургия прошла при общем пении и чрезвычайно повышенном молитвенном настроении. В конце литургии, перед молебном, было произнесено краткое поучение о почитании святых угодников Божиих. Снова открыто, громко выражена была благодарность за слово. В начале 11-го часа все было закончено. Трогательно, с глубоким волнением простился я со своими старичками-иеромонахами и с временно дарованной мне Богом паствой.
Посетив еще раз достопримечательные места святой Обители, ближнюю пустыньку с ее колодцем и чудодейственной купальней, я в 3 часа дня 21-го VII навсег- да покинул Обитель преподобного Серафима: Прощай святая Обитель! "Преподобие отче, Серафиме, моли Бога о мне".
Кончилось пиршество веры: завершилось торжество народно-русского православного духа. Царь со Своей Августейшей Супругой и Царицей Матушкой, при восторженных кликах, и наилучших пожеланиях русского народа, покинул святую Обитель. Русский народ, насытившись плодами своей православной веры и осчастливленный не только лицезрением, но и общением со своим Царем-Батюшкой, радостно стал расхо- диться по своим родным, нередко чрезвычайно удаленным, уголкам необъятной России.
Собрался в путь-дороженку и я — счастливый и благодарный Богу. Молодая моя паства ждала моего возвращения с нетерпением. Все видимое и пережитое мной было передано ей. С глубоким замиранием сердца слушала она мое повествование, тогда еще живое, не поблекшее от времени и, думаю, долго-долго еще вспыхивали в ее юном воображении образы девственного Саровского леса, целительного батюшкиного колодца, камня-свидетеля тысячедневного столпнического подвига Батюшки Серафима, травки "снитки", которою некоторое время питался Преподобный Серафим, а душа и сердце трепетно переживали явленную Богом русскому народу в незабвенные дни "Саровских торжеств" милость.
С тех пор прошло почти полвека. Над великой Россией пронеслись страшные события: в 1904-1905 г. японская неудачная война и первая русская революция, в 1914-18 г. первая мировая война, вторая великая революция, отречение Государя Императора Николая II от престола, заточение Его сначала в Тобольск, потом в Екатеринбург, мученическая кончина Государя и всей Его Царской Семьи, приход большевиков к власти и возведение всей России на страшный голгофский крест. Крестные муки нашей дорогой Родины длятся вот ухе 32 года.
Невольно встает вопрос — что все это означает? И какой внутренний смысл приобретает все то, что имело место в 1903 г. при открытия святых мощей Преподобного Серафима?
Мне кажется, глубокий-провиденциальный и достойный того, чтобы остановить на нем внимание многострадального русского народа. Открытие мощей Преподобного Серафима, рассматриваемого в свете последовавших за ними событий — есть исключительное по своему значению в истории нашего великого Отечества.
В "Саровских торжествах" принимали участие: Церковь, Царь и православный русский народ — три силы, три начала, три кита на которых держалась, росла и крепла Святая Русь православная. Святая соборность этих начал, при том основанная не на каких-то политико-экономических и материальных соображениях, а на глубоко-мистической преданности Правде Божией и Истине Православия — вот та всеобороняющая твор- ческо-животворящая сила, которой жила и питалась Святая Русь в течении почти 1000 летнего своего существования.
В этой святой-триединой соборности нет ничего случайного, ненужного. Все это важно, необходимо, ибо все выстрадано, вымолено, выпрошено у Бога. Церковь, как неиссякаемый источник чистой, ничем незамутненной Христовой Истины, русский народ, как хранитель и убежденнейший почитатель этой Истины, православный русский Царь, как первый Сын Православной Церкви и первый слуга своего народа, приняв- ший на себя подвиг служения своему великому народу в духе Церковью проповедуемого, народом хранимого и исповедуемого ПРАВОСЛАВИЯ. Здесь все — и Церковь, и Царь, и народ — стало сознательно убежденно на служение единой Божественной Истины. Ее духом должна была насыщаться вся жизнь великого народа — личная, семейная и государственно-общественная. Русское государство по плоти и крови своей от мира сего, но по духу оно не от мира сего, ибо его основное задание не только внешнее устроение жизни русского народа, а воплощение, конечно, в меру своих сил, в жизни русского народа Царства Божия: Царства Христовой Истины, любви и милосердия^ Вот почему Рус- ское Царство по глубокому пониманию русских праведников, не просто царство земное, а Русь Святая — Православная, Дом Пресвятой Богородицы...
Возвращаясь к "Саровским торжествам" и не опуская из вида событий, пронесшихся над великой Рос- сией, невольно приходишь к заключению: "Саровские торжества" — это как-бы предуказание русскому народу на то, где он должен искать и в чем должен пола- гать свою радость, надежду и укрепление, особенно в те дни, когда чаша Божьего суда прольется на грешную Россию. В преддверии надвигающейся страшной грозы Господь дал русскому народу великую радость. Послал событие, которое дало Царю возможность увидеть свой народ, народу видеть и приветствовать своего православного Царя. Царю и народу, охваченным порывом глубочайшей веры у священной гробницы величайшего из русских подвижников выявить истинный облик того, чем должна быть Святая Русь Православная. Ее глубочайшая сущность — верность Богу, верность Царю Православному и тем заветам, которые оставили нам славные, благочестивые предки.
Уместен здесь и "народный сказ": "Во дни открытия мощей Преподобного Серафима Саровского Бог простился с русской землей". Мысль глубокая. Возможно, простился. Только с какою русской землею? Преступной, оторвавшейся от веры своих отцов и пошедшей на предательство святой веры и измену православному Царю.
Падение произошло. Совершается небесный суд над павшей. Убито не 14 тысяч невинных младенцев, а уничтожено 80 миллионов лучших сынов великой России; на живых наброшены железные кандалы. Вопль, стон и скрежет зубов — общий.
Враги и завистники великой России ликуют. Погасли лампады у гробниц великих русских угодников Божиих. Значит все кончено, пришло разрушение русско- го государства, как Руси Святой, Так думают они. Мы, православные русские люди, верим иначе.
Темна, как ночь, наша действительность. Но выход из создавшегося положения есть и возможен. Он указан событиями 1903 года, имевшими место при открытии и прославлении мощей Преподобного Серафима. Это возвращение русского народа через всенародное пока яние к заветам святой старины — иначе Святорусской Идее.
Страдания великой России неслучайны. Они были предсказаны и Преподобным Серафимом и великим молитвенником земли Русской праведником Батюшкой отцом Иоанном Крондштатским. Но они же — эти праведники — предсказывали и духовное возрождение, как и славу спасенной Богом великой России. Значит, нам и всему православному русскому народу, очищенному огнем невыразимых страданий, нужно напречь все свои духовные силы, чтобы ускорить наступ- ление этого счастливого и радостного для нашего вели- кого народа момента.
"Господи! не закосни, помоги прииди во еже спасти нас!.. Преподобие отче Серафиме, моли Бога о нас"! Князь Владимир Волконский