Четвертый Удел.

Потом — разорение, нещадные гонения на святость, на ее носителей, поругание храмов. Место дичало, дичали нравы. Порушенные соборы заростали волчецом и злым былием, въедчиво засевшим даже на подкупольной высоте. Всего лишь три года назад казалось: обитель не скоро оживится службами, и вопрос, когда сюда притекут паломники вовсе не стоял.

Но они вскоре притекли — 31 марта 1990 года, на праздник Похвалы Пресвятая Богородицы, состоялось освящение главного Дивеевского собора — Троицкого. Пять тысяч православных богомольцев сподобились тогда попасть на первое бдение обновляемой обители. На другой день — торжественная литургия, ее совершал Владыка Нижегородский и Арзамасский Николай в сослужении многочисленных клириков. Незабываем крестный ход под звон колоколов и ликующего пения архиерейского хора. Ожила достославная обитель, переросла запустение. И хотя не счищен был сорняк с подкупольной высоты, не залечены ссадины снаружи и внутри собора, но уже укреплен сияющий Крест над маковкой, вознеслась хвала Богу!

Позже и вовсе свершилось величайшее духовное событие, всколыхнувшее всю верующую Россию — произошло второе обретение и прославление мощей преподобного Серафима Саровского. Произошло оно в точности по пророческому глаголу незабвенного Батюшки, как изрек сам прозорливец: "Скажу тебе: тогда Дивеев будет диво, когда убогий Серафим ляжет в Сарове, а плоть свою перенесет в Дивеев... Много в Саро- ве почивает святых, а открытых мощей нет, никогда и не будет, а у меня же, убогого Серафима, в Дивееве будут!" Услышав это предречение из уст своего наставника, Дивеевские монахини думали тогда, что батюшка Серафим собирается посетить их обитель, где он всего-то был два раза, будучи новоначальным иноком, но при жизни подвижника такой встречи больше не случилось. И вот честные мощи Преподобного в Дивееве. Среди лета запели Пасху, как о том и предсказал сам Старец. Пасхальные стихиры переполняют радостью предстоящих, кажется, сама вселенная наполнилась этими возгласами умиления. Вся Русь ублажает своего предстателя перед престолом Живоначальной Троицы. Прежде чем навеки успокоиться под сводами Троицкого собора в Дивееве, мощи преподобного Серафи- ма Саровского побывали во многих городах России, повсюду утешая истиной Христовой веры притекающих на поклонение. Со дня второго обретения мощей 11 января 1991 года в Казанском соборе Санкт-Петербурга их лобызали православные в Алексанро-Невской лавре, а затем, с 7 февраля по 23 июля того лета, в Богоявленском соборе Первопрестольной столицы, где радованию москвичей не было конца: так велико среди христиан почитание старца Серафима, положившего душу в молитвенных подвигах за свой народ. Прощальный крестный ход по улицам столицы совершался при стечении великого множества церковных чад. Предлежал путь к Дивеевской обители для всенародного прославления Печальника земли Русской, уте- шителя соотечественников в годы грозных испытаний и разорений земной Церкви. Серафимовские торжества буквально всколыхнули верующих русских людей, где бы они не жили, омыли их очи слезами просветления, вразумили колеблющихся встать на путь жизни во Христе. Повсюду возносилась молитва угоднику Божиему с надеждой на исцеление от язв повседневной дей- ствительности: "На тя бо упование наше ныне возлагаем, отче благосердый: буди нам воистину путевождь и приведи нас к невечернему свету жизни вечныя Богоприятным предстательством у престола Пресвятыя Троицы"...

Столичный крестный ход от Богоявленского патриаршего собора до храма св. Никиты Мученика, далее отбытие в Богородск, где Святейший Патриарх совершает молебен, затем без перерыва — всенощное бде- ние. Молебны в храме совершались всю ночь. В среду, 24 июля — отъезд из Богородска в Орехово-Зуево. Здесь, на Московской земле, в 9 часов утра совершаются Божественная литургия и молебен. В 17.00 цельбоносные мощи Преподобного встречает Владимирская земля. Богомольцы, возглавляемые епископом Владимирским и Суздальским Евлогием и духовенством епархии, чтят святую память угодника Всероссийского умилительным молитвословием. Через 2 часа, в 19 ровно, — встреча святых мощей у Золотых врат Святей- шим Патриархом Алексием II и духовенством. Величе ственный крестный ход в Успенский Владимирский кафедральный собор, где и совершалось Всенощное бде- ние. Молебны в храме не умолкали всю ночь.

Хроника Серафимовских торжеств насыщается дальнейшими духовными событиями, 25 июля в Успенском Владимирском кафедральном соборе состоялась встреча Святейшего Патриарха. Началась Божественная литургия, затем молебен у раки Преподобного. После трапезы владимирская паства и духовенство провожали Патриарха в Нижний Новгород. Поклонение святым мощам проходило в течение всего дня и последующей ночи. Утром 26-го, в пятницу, состоялось отбытие святых мощей из Владимира в Нижний Новгород с остановками в Вязниках и Гороховце. Так под пение молитв преподобный Серафим продолжал обходить Русскую землю.

И вот Нижегородские пределы, последние пределы перед Дивеевом, местом вечного упокоения незабвенного батюшки Серафима. На границе области святые мощи встречают митрополит Нижегородский и Арзамасский Николай. Вспоминаются слова владыки Нико- лая, сказанные им после чудесного обретения мощей святого: "Жизнь и подвиг Серафима Саровского самым тесным образом связаны с Нижегородской землей — Нижегородчиной. Даже долгие годы насильственного уничтожения всякой памяти о нем не смогли повергнуть в забвение этого имени. И сейчас нижегородцы хранят, передавая из поколения в поколение, иконы с изображением преподобного отца нашего Серафима. Он очень близок русскому духу".

Впечатляющей была встреча святых мощей Святейшим Патриархом и духовенством Нижнего Новгорода. Крестный ход следовал в кафедральный собор, где всю ночь совершалось молебное пение. 27 июля там же отслужили Божественную литургию, а в полдень малую вечерню с акафистом Преподобному. Затем Всенощное бдение, после чего молебное пение перед святыми мощами продолжалось всю ночь. 28-го, в воскресенье, состоялось торжественное изнесение честных мощей по городу в сопровождении крестного хода. Процессия отправилась в Арзамас.

Прибытие в Арзамас, как и намечалось, произошло в 20.00. Пока крестный ход продвигался по городу в собор, в Дивееве паломники наблюдали чудесное явление на небе. До того спокойное солнце вдруг стало радостно изливаться, как то бывает в Пасхальное утро. Солнце так "радовалось", что даже неверы удивлены были его необычному состоянию. Тогда же многие богомольцы сподобились видеть в Дивееве радугу над крестом Троицкого собора. Монастырская площадь, залитая людьми, вместе с Солнцем радовалась прибытию святых мощей в Арзамас, откуда до Дивеева рукой подать. Это уже земля, намеленная самим преподобным Серафимом, земля, ставшая небесной иконой Отечества.

Дивеево в ожидании святых мощей преподобного Серафима. Украшен Троицкий собор, возле Казанской церкви крестами отмечены могилки первоначальницы обители матушки Александры Мельгуновой, подвижниц времен жития Саровского чудотворца и "служки Серафимова" — Николая Мотовилова, чьи записи бесед со Старцем обогатили сокровищницу отечественного Богопознания. Паломники повсюду, и повсюду здесь они нашли радушный прием. На взгорках в окрестностях Дивеева выросли палаточные городки. Повсюду казачьи караулы — казаки съехались сюда с Кубани, Дона, из Забайкалья. Их традиционные одежды колоритны, выправка молодецкая, они спаяны духом това- рищества. Для поддержания порядка поставили свои отряды патриотические формирования москвичи и саровцы.

30 июля, вторник, 19.00. Прибытие в Дивеево святых мощей угодника Божия Серафима. Хоругвеносцы, а в их первых рядах стоят отцы и сыновья, — все из Сарова, — двинулись навстречу святыне. За ними — духовенство и многочисленные паломники. Молебен перед святыми мощами в монастыре. Служба всю ночь. На другой день, 31 июля, в среду, встреча Святейшего Патриарха Алексия II. Божественная литургия, молебен, а в 15 часов — малая вечерня с акафистом Преподобному. После Всенощного бдения, уже ночью, была совершена Божественная литургия.

Первое августа — всенародное прославление преподобного Серафима. Опять радуется солнце, опять, как и 8 8 лет назад, когда проходили такие же Саровские торжества, радуются православные люди. У многих в глазах стоят слезы умиления. Божественную литургию совершают на Монастырской площади. Пасха среди лета. Христос воскресе! Воистину воскресе! В сослужении Святейшего Патриарха двенадцать иерархов и многочисленные клирики. Потом молебен и крестный ход. Богомольцы прощаются с мощами Всероссийского святого. Раку износят внутрь Троицкого собора и ставят в величественную сень, изготовленную мастерами Свято-Данилова монастыря. Ночью у цельбоносных мощей святого неоднократно происходили чудеса по исцелению бесноватых, так жутко кричавших поначалу и постепенно затихших, приобряща спасительную, благодать Духа.

"Когда меня не станет, ходите ко мне на гробик... Как с живым со мной говорите, и я всегда для вас жив буду " — говорил собеседникам преподобный Серафим. Жива и свята для нас его память. Как с живым говорили со Старцем в молитвенном общении православные лю- ди, съехавшиеся в Дивеево из разных концов России. А поблизости от Сарова в это время проходили Вторые Серафимовские чтения, собравшие в свой круг известных ученых и литераторов. Чтили живую память свя- того Серафима, говорили о насущной жизни, такой непростой в этот критический момент отечественной истории. И подавалась надежда на лучшее устроение всего нашего бытия. Ибо, по глаголу Старца, после сокрушительных испытаний, "Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе". Быть по сему! Угодник Серафим печалуется за Русскую землю, молитвенно предстоя у Престола Божия. Предлагаемый вниманию благочестивого читателя сборник да послужит соединяющим звеном между двумя великими духовными событиями в истории Русской Православной Церкви, связанных с прославлением Серафима Саровского:

Эта книжица примечательна тем, что она составлена людьми духовными: на ее страницах воссоздан церковный быт монастыря в первые десятилетия XX века, и принадлежат эти страницы, прежде всего, матушке Серафиме Булгаковой, Дивеевской монахине (скончалась на 88 году жизни 4 марта 1991 года). Матушка Серафима обладала чутким, трепетным слогом, была натурой художественной — прекрасно рисовала, умела живо и в лицах изобразить происшедшее, чему она была свидетельницей, свято хранила Дивеевские предания — нескудевшую сокровищницу чудесного проявления Промысла Божия. Москвичка по рождению, Богоносная Христианка по призванию, она обладала даром молитвенного общения с многочисленными паломниками, посещавшими ее келию в сельце Выездном для целительных бесед и духовных назиданий. Никто от нее не уходил тощ и неутешен. И память о матушке Серафиме будет всегда теплиться в душах тех, кто знал эту замечательную сестру во Христе.

Схимонахиня Маргарита, ей сейчас 94-й год, осчастливлена тем, что она дожила до возрождения Дивеева монастыря, куда поступила еще до революционных переворотов. Сия матушка как бы соединяет обе эпохи из жизни обители: былую, до разорения, и теперешнюю, после возрождения. Глубоко народная укорененность, подвижническая независимость, благочестивость и молитвенная устремленность к вечному — вот главные свойства характера, главная суть матушки Фроси, как ее все называли до принятия ею схимы. Спаси Господи Христову голубицу, красу святой обители. Воспоминания схимонахини Маргариты были занесены на бумагу с ее слов, на слух, и в точности передают весь колорит этой мудрой простосердечной речи.

Замыкают книжицу воспоминания митрофорного протоиерея Василия Бощановского, обращенные к Саровским торжествам 1903 года, на которых он побывал. Эти редкие воспоминания публиковались всего один раз, причем в издании трудно находимом (Джордан- вилль, 1950 год). Их прочтет с благоговением каждый православный, притекающий к Дивеевской святыне. Когда уже были в наборе сии страницы к нам пришло еще одно радостное сообщение: в Серафимо-Дивеевский монастырь поставлена Игуменией матушка Сергия. Серафимовы сироты отныне будут находиться под | материнским взором Богоначалия. Велики дела Твои, Господи! Мира и благоутишия Богоспасаемой обители. Александр Стрижев Монахиня Серафима (Булгакова)

СТРАНИЧКИ ВОСПОМИНАНИЙ

Когда я ехал в Саров (расстояние порядочное, около ста двадцати верст — как мой кучер выражался "на дальнее расстование") и выехал на большую дорогу, то вплоть до монастыря я ехал рядом почти с беспрерывной цепью богомольцев; шли молодые, шли в одиноч- ку, шли семьями; шли и старики и такие калеки, что понять было трудно, как эти люди вообще могут двигаться; а шли они десятки сотни верст, в самую жару в середине июля. Помню старенькую, старенькую сгорбленную старушку, сама от древности едва двигалась, а тащила за собой тележку — небольшой ящик с деревянными кружками вместо колес, и в этом ящике была положена — иначе выразиться нельзя — еще более древняя старушка, уже десятки лет недвижимая, а подвигались они таким образом, по обочине дорог, уже много месяцев, чтобы поспеть к торжеству прославления Старца Серафима: поспели, я их видел там, обе довольны — сподобились...

Чем ближе к монастырю, тем вереница идущих богомольцев становилась все гуще, а в окружающем мо- настырь и принадлежащем ему лесу были толпы их. Всюду были настроены бараки, устроены походные кухни, медицинские пункты; все, что было возможно сделать для такого наплыва народа, было сделано; и надо помянуть добрым словом покойного В. Ф. фондер-Лауница. Он был в то время Тамбовским губерна тором; вся административная часть и устроительная лежали на нем, всюду, где бы ни коснуться, была видна его добрая заботливость. Это был человек поразительного доброго сердца; в 1906 году, уже будучи Петер- бургским градоначальником, он был убит революционером; трогательной оценкой его заботливости и до- броты может служить положение венка на гроб убитого Владимира Федоровича — ночлежниками!

Через день или два, кажется, 17-го июля, приехали на лошадях из Арзамаса Государь, Императрицы и почти вся Царская семья. Встреча была в лесу, на границе Нижегородской губернии, в версте от монастыря; кроме официальных лиц, были группы от разных народностей Тамбовской губернии. Удивительно красива была депутация от мордвы. Их одежда, головные уборы и невиданные украшения, которыми сплошь были увешаны мордовки, производили впечатление чего-то очень древнего, полудикого, языческого; почетные татары в своих цветных халатах, паневы крестьянок, все это на фоне столетнего бора и освещенное полуденным июльским солнцем — делало всю картину встречи поразительно красочной, врезывающейся в память. Внутри, за стеной монастыря и вокруг него было море голов. Все время толпа была самого не обыденного состава; казалось, что единения в этой толпе ни при каких условиях быть не может, как ни старайтесь, масло с водой не соедините; ведь трудно себе представить блестящего генерал-адъютанта, прижатого к рваному зипуну слепого богомольца или яркую, по наипоследнейшей моде одетую даму рядом, даже не со старыми паневами, а с какими-то рваными грязными торбищами, изображавшими одежду. А на самом деле было именно единение, не кажущееся, а искреннее, полное; у всего собравшегося народа, у каждого человека, из какого бы слоя он ни был, было то настроение, которое наверное радовало Серафима; все были один другому близки, все были друг другу действительно други; иначе назвать это настроение как умиленным я не могу; и эта умиленность, эта ласковость царила над всем Саровом и над всеми под его сень пришедшими. Хорошо было — очень! Как же не хорошо, когда мордва, татары, министры, бабы, придворные мундиры, грязнейшие зипуны, наряднейшие дамы, почти потерявшие человеческий облик кли- куши, рваное торбище и последняя "модель" Ламоновой, — все это было вместе и вы не чувствовали нелов- кости, не замечали разницы — ее просто не было; были разные переплеты, а содержание тоже самое. Трудно рассказывать про церковную службу, так же как трудно передать душевное настроение, но представьте себе во время службы два соединенных хора, голосов двести под управлением Тернова, под высокими сводами старого Саровского собора; с музыкальной стороны мне это напомнило оркестр в Байрейте, где он скрыт от публики и звуки наполняют весь зал, неизвестно откуда исходя; в Сарове мы не слышали отдельных голосов этого огромного хора; едва уловимая сперва, музыка ширилась, поднималась, наполняла весь собор, подхватывала вас и уносила в дотоле неведомые вам выси...

Мне искренне жаль всех, кто не был на вечерней службе в соборе, когда служилась последняя панихида по Старце Серафиме и ему же, Святому Серафиму, служили первый молебен! Четверть века тому назад это было, а то, что было в душе тогда, когда стихла "Вечная память" старцу Серафиму и эти удивительные хоры запели "Святой Отче Серафиме, моли Бога о нас", это чувство наполняет нас и теперь, когда вспоминается тот вечер в Сарове...

Помню, что служба тогда в соборе началась, кажется, около пяти часов, а кончилась около десяти вечера и несмотря на это, несмотря на июльскую жару, ни одного разу не было столь обычной в торжественных случаях мысли "когда же конец", — так общее настроение захватывало целиком.

Когда по окончании службы Государь, приложась к останкам Св. Серафима, стал выходить, ему пришлось буквально пробираться сквозь толпу и с большим трудом удалось, общими усилиями всех ближе стоявших, , очистить Государю выход. Прохождение и прикладывание богомольцев началось с вечера и продолжалось несколько дней и ночей, прерываясь только на время церковных служб.

Помню удивительную картину, которую мы видели по выходе из собора после службы, часов около двенадцати; весь народ, идущий от собора и народ от него вдали, в темном бору, шел и стоял с зажженными свечами, как в великий праздник. Вокруг монастыря были построены временные часовни, где служились все время сначала панихиды, а потом молебны, и там все были со свечами, мигавшими вдали, как перелетающие светляки; прибавьте ко всему настроению и ко всей картине еще лунную, тихую июльскую ночь в бору. Было что запомнить!

А вот еще картина, которую вижу перед глазами: шли мы мимо собора днём; службы не было, а из собора поодиночке и группами выходили прикладывающиеся к останкам Святого, и видим мы впереди, шагах в двадцати небольшую группу: пожилая женщина, молодая бабенка и парень, лет двадцати пяти; они остановились и как-то особенно оживленно переговаривались; мы подошли ближе, — бабенка радостно плачет, старшая всплескивает руками, а парень с восторженным лицом что-то говорит. "Вот был парень сколько годов немой — приложился к Святому, — видите, заговорил", поделилась с нами радостью своей бабенка, жена парня. А то еще в лесу, около источника, устроенного Серафимом, толпа вокруг бабы с ребенком на руках; ребенок был слепорожденный, а сейчас смотрит и щурится на непривычный ему свет. И таких случаев много, очень много...

Слышал не раз фразу: "почему вы приписываете исцеление Серафиму, он тут ни при чем — просто нервный шок". — Не стану спорить, хотя трудно допустить, чтобы у годовалого ребенка (да и с чего бы?) сделался такой "нервный шок", что он, слепой от рождения, становится зрячим! А вот еще, тоже лично мне известный случай в Тамбове у гроба Св. Питирима: молодая девушка из села Тростяного Шацкого уезда; она была горбата и горб продолжал увеличиваться; моя дочь уговорила ее и помогла ей отправиться в Тамбов — горб перестал увеличиваться, начал понемногу выпрямляться и через небольшой срок исчез совсем; в этом случае уж никак исцеление не приписать потрясению нервных центров.

Если у кого существуют сомнения в возможности чуда — убеждать в "незаконности" этих сомнений, думаю, бесполезный труд, думаю иначе, что придет время и эти сомнения исчезнут у сомневающихся сами, хотя бы путем... нервного шока!

Келья Старца помещалась в длинном одноэтажном монастырском корпусе, часть этого здания была снесена и на этом месте выстроен собор, некрасивый; келья Серафима осталась нетронутой и стоит внутри; в ней все, как было при жизни, или, вернее, как было в момент его смерти. Несколько образов на стене, доски вместо кровати и два табурета, а в углу стоит аналой и на нем Святое Евангелие, раскрытое, и рядом лежит полусожженная свечка. У Евангелия подожжен правый угол внизу, переплет чуть обуглился, а несколько листов завернулось и потемнело от дыма. С этим подгоревшим уголком Евангелия связана память о смерти Старца; по вечерам, когда весь монастырь уже спал, бодрствовал один Серафим, стоя на коленях перед аналоем, и читал Евангелие, освещая себе свечкой. Ему как-то раз сказали, что он может незаметно заснуть и вызвать пожар; о. Серафим ответил: "Радость моя, не тревожься, по дыму узнаете, что я умер". И правда, проходил как-то ночью мимо кельи монах и заметил запах гари; стали искать и войдя к Старцу, нашли его на коленях перед аналоем, в правой руке наполовину сгоревшая свечка наклонилась так, что пламя было под уголком Евангелия; Святой Серафим был мертв.

За все время, что Государь был в Сарове, словом, за все время торжеств не было ни одного случая недовольства, настроение оставалось все время хорошее, ласковое ко всем. Государь свободно ходил всюду; по отношению к нему народ был трогателен. Все, что Государю пришлось увидеть и почувствовать в Сарове, осталось у него глубоким и хорошим воспоминанием; он любил о нем говорить; я слышал от него фразу: "Когда вспоминаешь о Сарове, как-то тут захватывает", и показывает на горло. Тот же жест и слезы на глазах я видел у Государя много лет спустя, когда он говорил об обучавшихся на улицах новобранцах: "Молодые, оторванные от семьи, и идут, и как идут на эту ужаснейшую войну". Он любил каждого солдата и искренно болел за всех них душой. За эту любовь к народу, за постоянную мысль о нем — как ему отплатили!

Что теперь в Сарове, существует ли еще и самый монастырь и дремучий бор кругом — ничего неизвестно; рассказывали, будто все уже давно уничтожено, останки Старца выброшены, — все может быть. Пожалуй, даже в соборе, где келья, устроен кинематограф и, предвидя выгодные концессии, какой-нибудь представитель иностранной державы будет любезно пожимать по локоть залитые кровью руки советских негодяев, а по возвращении домой расскажет об удивительном росте самосознания у граждан советской республики... Но что бы ни было сейчас и как:бы ни старались и Саров, и монастырь уничтожить, и даже самую память о Св. Серафиме вытравить — не удастся никогда, и будет день, когда снова над бором раздастся благовест Саровского соборного колокола, снова свободной волной потекут к Старцу богомольцы, и проснется в душе каждого такое что-то, что каждому при встрече захочется рассказать про "радость свою", и будет радость общая, и запоют все, не боясь никого, на всю Россию: "Святый Отче Серафиме, моли Бога о нас".