Особое место в жизни Саровского первоначальника Иоанна занимала его миссионерская деятельность в 1700-1705 годах. Хронологически эта страница его биографии совпала с кропотливой работой по организации Саровской обители и, рассказывая о том, мы коснулись темы миссионерства среди старообрядцев лишь вскользь, с тем, чтобы потом вернуться к ней и осветить ее более подробно.
Об этой стороне деятельности Иоанна мы знаем благодаря написанной им книге «Сказание о обращении раскольников заволжских, монаха Филарета с прочими монахи и бельцы, и о строении у них тамо церквей Божиих и обителей». Точное время написания этого сочинения не известно, можно лишь утверждать, что оно было написано позднее «Сказания о первом жительстве...», поскольку «Сказание о первом жительстве» упоминается в «Сказании о обращении...». (Напомним, что «Сказание о первом жительстве», по нашей оценке, написано в период с 1710 по 1712 годы). Н.И.Субботин отмечал, что «Сказание о обращении», по-видимому, было написано не позднее 1712 года, так как фигурирующий в нем будущий Нижегородский епископ Питирим назван строителем Переславского Никольского монастыря, а с 1712 года он уже был игуменом.' Рукопись Иоанна хранилась в монастырском архиве и была известна ограниченному числу лиц из саровской братии. Честь ввода этого сочинения Иоанна в научный оборот принадлежит игумену Павлу Прусскому. В 1873 году он побывал в Саровской пустыни, познакомился с рукописью и чрезвычайно ею заинтересовался. С разрешения настоятеля с рукописи была сделана копия. Первым, кто поработал с этой рукописью, был студент Санкт-Петербургской Духовной академии Н.Сахаров. В 1874 году в журнале «Православное обозрение» он опубликовал комментированный подробный пересказ «Сказания о обращении».2 Вскоре был напечатан и сам оригинал.3
Чем же привлекла историков раскола пролежавшая более полутора веков в монастырском архиве рукопись? Вот что написано в редакционном предисловии к «Сказанию о обращении» в «Братском слове»:
Доселе ничего не было известно ни о самом этом сочинении, ни о трудах его автора в деле просвещения именуемых старообрядцев, равно как о других лицах и событиях из истории раскола первой четверти XVIII столетия, сведения о которых содержатся в сочинении. (...) Деятельность иеросхимонаха Иоанна представляет нам с другой стороны замечательный (особенно для своего времени) и вместе поучительный пример того, как нужно действовать проповеднику истины среди зараженных расколом, чтобы пробудить в них эти зачатки обращения, - чем он прежде и больше всего может расположить их к обще- нию с церковию: первое необходимое к тому условие она указывает нам о христианской любви и кроткой снисходительности к заблудшим. Все отношения иеросхимонаха Иоанна с старообрядцами и особенно его беседы с ними запечатлены этими высокими качествами, редкими особенно в его время между известными нам деятелями противу раскола. И он сам и его сочинение представляют в этом отношении, можно сказать, исключительное и в высшей степени отрадное явление в православной полемике против раскола XVII и первой половине XVIII столетий.
Таким образом, Иоанн является необычной фигурой для своего времени. В то время, как официальные церковные и светские власти боролись с расколом преимущественно карательными мерами, Иоанн действовал добром - и достигал результата. Благодаря его усилиям были обращены от раскола несколько заволжских старообрядческих скитов. «Миссионером по призванию» назвал его историк П.С.Смирнов.5
В «Сказании о обращении» описание событий занимает не главное место. Основу книги составляет изложение полемических бесед автора со старообрядцами Иваном Корелиным, монахом Филаретом, Иваном Дмитриевым. Здесь Иоанн демонстрирует свою начитанность и знакомство с богословской литературой своего времени; многие аргументы, по отзывам специалистов, были взяты им из полемических книг, направленных против идеологии старообрядчества.6 К сожалению, мы не можем оценить на этих страницах Иоанна как богослова- полемиста, поэтому нас больше будет интересовать фактическая сторона его многолетнего общения с заволжскими раскольниками. Эти события раскрывают личность первоначальника с новой стороны и дают важнейшие характеристики к его историческому портрету.
Раскол в русской православной церкви - это сложное многоплановое явление, оставившее широкий след в российской истории. Разделение единой церкви пошло с 1653 года, когда патриархом Никоном была начата церковная реформа. Реформа затрагивала, казалось, лишь внешнюю, обрядовую сторону церковной жизни, но последствия ее оказались трагическими. В результате спора сторонников новых и старых обрядов на церковном соборе 1666-1667 годов последние были преданы анафеме и объявлены еретиками. Вслед за этим последовали репрессии со стороны правительства, вызвавшие отток староверческого населения из центральных областей России. Переселенцы двинулись в Сибирь, на Север, в Польшу. Значительный староверческий центр образовался на севере современной Нижегородской области, в Заволжье, в бассейне реки Керженец. Первые встречи Иоанна с раскольниками относятся к 1699-1700 годам. Мы уже рассказали, как 30 ноября 1699 года на мельнице у Сатиса произошла встреча Иоанна с заволжским раскольником Иваном Корелиным (впоследствии монахом Иринеем). По свидетельству самого Иоанна, мысли о расколе, о взаимоотношениях со старообрядцами уже волновали его и раньше, до того, как он с ними встретился. Первый его опыт полемики с Иваном Корелиным оказался удачным, и результатом его был отказ Корелина от раскола и даже пострижение его в монашество. Этот успех стал результатом длительной кропотливой работы. Более полугода Иоанн вел беседы с Иваном Корелиным, стремясь понять его мятущуюся душу и повернуть его, как ему казалось, на единственно верный путь к спасению.
Вскоре после встречи и первых бесед с Корелиным зимой возвращался как-то Иоанн пешком на Старое Городище из Кременок. В пути его застигла пурга, и ему пришлось свернуть с дороги и остановиться в деревне Балыково, чтобы переждать непогоду. Также по причине непогоды в это время в Балыкове остановилась группа монахинь из одного женского раскольничьего заволжского скита вместе со своей начальницей старицей (монахиней) Меланией. Раскольницы сопровождали обоз с хлебом, который они везли из Темниковского уезда к себе в Заволжье.
Мелания и Иоанн разговорились. Определив, что это раскольницы (хотя монахини поначалу это скрывали), Иоанн тем не менее отнесся к ним доброжелательно. Мелания оценила такое, наверное, не совсем обычное поведение по отношению к себе православного священника и в конце встречи пригласила Иоанна посетить их заволжские скиты и даже, если он согласен, остаться там священником и духовником.
Старообрядчество в России ввиду отсутствия единого центра и территориальной разбросанности развивалось, распавшись на различные направления и толки. По-видимому, скит Мелании относился к поповскому направлению. Старообрядцы, исповедовавшие его, признавали необходимость церквей, церковной службы и священнослужителей. Служили в их церквях священники, порвавшие с официальным православием, но рукополагать в священники имеют право только епископы, а своих епископов у раскольников не было. По этой причине раскольнические заволжские скиты испытывали острую нужду в священниках.
По сем рече (Мелания - А.П.) мне сие: отче святый, хотели бых, аще бы ты к нам в монастырь пришел и у нас бы бы духовным отцем, и тако бы учил нас всегда, мы бо желаем такова учения зело, и нам велия нужда есть, что у нас нет отца духовного.7
Вскоре после этих событий, летом 1700 года, Иоанн был назначен настоятелем Арзамасского Введенского монастыря. Будучи уже настоятелем, Иоанн отправился по нуждам Введенского монастыря на Макарьевскую ярмарку. Было это в июле, а года Иоанн не указал, но, очевидно, что 1701 или 1702. Там, в книжном ряду, Иоанн неожиданно встречается с монахиней Меланией. Иоанну хотелось поближе познакомиться с заволжскими старообрядцами, а Мелании и ее товарищам - заполучить к себе в скиты нового священника. Поэтому во время новой неожиданной встречи интерес возник взаимный. Прямо на ярмарке Мелания познакомила Иоанна с руководителем раскольничьего скита Ионой и его учеником Иваном Дмитри- евым. Во время разговора Иоанн, чтобы сразу не оттолкнуть от себя этих людей, выдал себя за сочувствующего расколу.
Аз же скрыты похотех себя от них, да не познают меня в правоверии суща, но аки бы аз с ними единогласен творися, чтобы их от себе не отгнать, дабы со мною и впредь любовь имели и сходилися и говорили свободно обо всем, ...аз дерзнух ради обращения их коварство и лесть в себе восприяти и время улучити с ними разговор о обращении их имети*
На вопрос, хочет ли он пойти к ним в Заволжье, Иоанн ответил что да, хочет, только обстоятельства вынуждают его находиться в Арзамасе в должности настоятеля Введенского монастыря. Испытывая большую нужду в священнике, Иона и его ученики всерьез рассчитывали заполучить к себе понравившегося им Иоанна. Иоанн же в данной ситуации вел тонкую игру. Испытывая несомненно большой интерес к духовной жизни старообрядцев, он решил привести этих достойных, по его мнению, людей к новой вере. Но не так, как это делали правительство и официальная церковь. При расставании Иона вручил Иоанну записку с описанием того, как можно добраться в его скит, который находился на притоке Керженца Белбаже. Теперь у Иоанна было и приглашение в скит, и «роспись», как туда добраться. Но делать это Иоанн не торопился... Прошел год. За этот год в заволжском скиту произошли перемены. Руководитель скита Иона покинул Заволжье и уехал на Ветку* ; вместо него скит возглавил его ближайший ученик монах Филарет.
На следующий год, когда подошел срок очередной ярмарки, в Макарьев приехал Иван Дмитриев на этот раз специально, чтобы встретиться с Иоанном. Эта встреча состоялась, и опять старообрядец уговаривал Иоанна переходить к ним.
Узнав, что уговоры Ивана Дмитриева кончились ничем, глава скита Филарет решил направить Иоанну собственноручное послание. Государю моему батюшке и милостивому приятелю, священноиноку Исаакию, многогрешный и непотребный инок Филарет, пад на честнии твои нозе, благословения твоего отеческого требуя и прошения, купно и молитвы. Слышал я, государь-батюшко, о твоем благослове * Ветка - старообрядческий центр, располагавшийся на одноименном острове на реке Сож в Белоруссии. В то время на территории Польши. нии что-де есть у твоего благословения желание о пустынном и безмолвном житии, и аз того ради послал к твоему благословению брата Иоанна. Помилуй государь-батюшко, щедрот ради и человеколюбия Божия и ради Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и всех святых, умилостивися о нашей нищете, посети своим благословением...
С этим письмом был отправлен все тот же Иван Дмитриев. Осенью 1703 года он прибыл в Саровскую пустынь. Иван Дмитриев нарочно миновал Введенский монастырь, где вероятность найти Иоанна была больше, потому что, будучи раскольником, сторонился православных монастырей.
В Саровской пустыни в это время жили только три монаха. Сразу послали за Иоанном. Иоанн не замедлил придти. Встречая Ивана Дмитриева, он попросил принести умывальницу и на глазах у своих учеников умыл ему ноги. Такая встреча не просто удивила, а ошеломила Ивана Дмитриева. Беседуя с Иоанном на богословские темы, он все более поддавался его аргументам, склоняясь к переходу в новую веру. В довершение всего, провожая Ивана Дмитриева из Саровском пустыни домой, Иоанн дал ему в дорогу лошадь и шубу «в то бо время мразы быша». С Иваном Дмитриевым было отправлено и ответное письмо Филарету.
Теперь уже у самого Филарета возникло сильное желание встретиться с Иоанном, чтобы познакомиться с этим необыкновенным человеком. В октябре 1703 года Филарет прибыл в Арзамас (пришел пешком!) в сопровождении группы своих учеников-староверов. Три дня и три ночи, по словам Иоанна, длились его беседы с Филаретом. На четвертый день Иоанн предпринимает еще один, очень смелый и необычный шаг: приглашает Филарета принять участие в богослужении в храме Введенского монастыря. Никогда до этого Филарет не видел богослужения по новому православному обряду, но, поколебавшись, согласился. В первый раз он не решился войти в церковь, а «в трапезе у врат церковных стоял, смотрящи и слушающи пения; моляся же и кланяяся, двема перстома воображал на себе крестное знамение-». Еще через день Филарет уже простоял службу на клиросе, «чтяше и пояше по обыкности своей по старонаречию-». Напомним, что официально в то время старые книги и обряды считались еретическими, недопустимыми в церкви. Иоанн писал:
И пребысть он Филарет у мене в монастыре дней пять, и пойде паки во-свояси с миром, и отходя от мене, зело моляше мя, дабы аз у низ побывал за Волгою.'0
Но Иоанн по-прежнему не торопился ехать в Заволжье. Его больше занимали дела во Введенском монастыре и в Саровской пустыни. На конец 1703-го - 1704 годы по-видимому пришлось сложное для Иоанна время, когда он был обвинен в сочувствии расколу по доносу иеромонаха Авраамия. Как мы теперь видим, основания, чтобы поверить доносу, были серьезными: Иоанн принимал у себя раскольников и беседовал с ними, пускал их в церковь и в кельи. Напомним, что в связи с разбирательством по доносу Иоанну пришлось побывать в Москве, вероятнее всего, это произошло летом 1704 года. Вообще 1704-й год как-то выпал из повествования «Сказания о первом жительстве». За этот год не упоминаются никакие события, не отмечены появления новых людей и пострижения в Саровской пустыни. Напротив, о том, что происходило в 1703 и 1705 годы, сказано много. Мы не говорим здесь подробно о всех перипетиях конфликта Иоанна и Авраамия, однако в «Сказании о первом жительстве» Иоанн посвящает им 21 страницу. Значит, действительно много сил и времени понадобилось Иоанну, чтобы этот конфликт загасить и сгладить его последствия.
После визита в Арзамас к Иоанну руководитель старообрядческого скита Филарет пришел к выводу, что ему и его скиту необходимо отказаться от раскола. Особенно непросто было ему убедить в этом своих товарищей. Иоанн же об этом пока не знал...
По отшествии онаго монаха Филарета, мало время спустя, нача ми приходить мысль сицевая: Приидет ли он Филарет ко обращению, или ни ? и аще приидет он ко обращению, како могу аз о том уведати, аще ко мне паки он не приидет? ... велия сия вещь будет, аще похощет Бог сему сотворитися! ''
Но Филарет не помышлял совершить обращение без участия Иоанна, он все еще лелеял в сердце мечту видеть Иоанна у себя в Заволжье, теперь уже не в качестве старообрядца, а православного священника. В июле 1705 года (у Иоанна указано - 1704 года - но это скорее всего ошибка, что следует из всего следующего за этой датой текста), во время очередной ярмарки, Филарет прибыл в Макарьев, чтобы опять найти Иоанна. Иоанн же в это время «ради справки земли под церковь своея пустыни на Москве был». Узнав об этом, Филарет отправился «к Москве», но Иоанна не застал, тот уже в это время уехал в Арзамас. Находясь в Москве, Филарет стал улаживать свои дела, связанные со строительством и освящением в его заволжском скиту церкви. Эти хлопоты были аналогичны тем, которыми незадолго перед этим пришлось заниматься Иоанну. Только времени они заняли значительно меньше. Узнав, что речь идет о обращении раскольничьего скита, власти во всем шли навстречу. Филарет получил государеву грамоту на отвод земли и благословенную грамоту на строительство церкви и с этими документами вернулся домой. После этого он собрался в дорогу опять и приехал к Иоанну в Арзамас, объявив о своем обращении и выразив просьбу, чтобы обряд обращения а также первые исповедь и причастие новообращенных провел лично Иоанн. На этот раз пришлось Иоанну оставить на время все дела и отправиться за Волгу. 22 ноября 1705 года он вместе с Филаретом выехал из Арзамаса. Обряд присоединения был совершен Иоанном в ближайшем к раскольничьему скиту Спасском монастыре на Кезе. Всего из Филаретова скита им было приведено к причастию 8 монахов, 1 монахиня, 16 мирян мужчин и 3 женщины. Еще два скита пожелали тогда же присоединиться к новой вере: скит Иоасафа, в котором жили 15 монахинь, и скит Артемия Иванова (20 монахинь). Артемий Иванов лично встретился с Иоанном, но монахини его «за снегами великими и неудобного ради пути» не смогли принять участие в церемонии в Спасском монастыре. Оба эти скита были присоединены позже.
После присоединения Филарет возобновил свои просьбы к Иоанну остаться у них.
Аз же сие их намерение и моление отрекох, понеже зело уязвен бых аз о строении церкви своей пустыни, и нехотя ни мало от того дела ума своего отлучити, но весь ум мой вперен бысть к тому церковному попечению.12
Филарету лишь удалось уговорить Иоанна поехать вместе с ним в Москву и там официально зарегистрировать или оформить переход его скита в новую веру. Иоанн понимал, что действительно на первых порах новообращенным в православие монахам будет трудно входить в новую для себя жизнь, и что им необходим толковый наставник. Сам заниматься этим он не хотел, но выход был найден. По пути в Москву Филарет и Иоанн заехали в Переславль-Залесский к настоятелю Николаевского монастыря Питириму. Его-то и попросил Иоанн взять на себя заботу о только что образовавшейся православной обители. Дело облегчалось тем, что Питирим и Филарет были уже знакомы, и Питирим согласился. Он подхватил дело, уже начатое, и небезуспешно, Иоанном, и свою дальнейшую судьбу связал с обращением старообрядцев, а точнее - с борьбой с расколом. Через некоторое время Питирим посетил Заволжье и завершил начатое Иоанном обращение скитов Иоасафа и Артемия. Впоследствии скиты были преобразованы в православные монастыри. Иоанн хоть и пишет об этом факте, но названия монастырей не указывает. По данным Н.И.Субботина, скит Филарета был преобразован в мужской Успенский Богородичен монастырь, а женский скит Иоасафа - в Троицкий Белбажский.'3 По другим сведениям, Троицкий Белбажский монастырь возник из Артемиевого скита.14 Руководители обратившихся скитов Иоасаф и Филарет были посвящены в иеромонахи митрополитом Стефаном Яворским.
Вообще власти оказывали всяческую поддержку обращенным Иоанном старообрядцам. По указу Петра I новым монастырям вблизи них были даны государевы вотчины с крестьянами, помогал строительству местоблюститель патриаршего престола митрополит Рязанский и Муромский Стефан Яворский. Видя первые успехи в обраще- нии раскольников, Петр I в 1707 году издал указ, по которому Пи- тириму лично поручалось обращение заволжских раскольников, для чего он наделялся особыми полномочиями.
Какими же методами действовал преемник Иоанна? Увы, в основном, не мирными. В этом он был проводником политики Петра I, сторонника самых жестких мер в отношении раскола. К сожалению, и сами старообрядцы давали повод к началу репрессий. Так было и в случае обращения Филарета и его скита. Еще когда Филарет вместе с Иоанном ехал в Спасский монастырь на Кезу, чтобы принять участие в литургии в православном храме, на Филарета было совершено нападение. Так некоторые заволжские раскольники выразили свое недовольство стремлением Филарета присоединиться к официальной церкви. Крепко досталось Филарету и его скиту и потом, когда началось строительство там церкви.
... тогда по диавольскому навету и по зависти и по научению неких раскольников, приидоша в монастырь к нему Филарету разбойницы, и вземше Филарета, связамше ему руце и нозе, начаша его бити и увечи- ти и огнем жещи, глаголюще ему: отъиди отсюду от места сего и от страны сея; аще ли не отъидеши отсюду, то паки приидем и зле погубим тя. Тогда они злии разбойницы ... монастырь весь опустошивше, с Филарета, паки жегше и бивше, и еле жива его оставивше, отъидоша, и впредь убийством грозяще, такожде и на девичь монастырь тем же разбоем похваляющеся и Питириму убийством грозяще.15
Об этом нападении донесли Стефану Яворскому и великой княжне Марии Алексеевне. Глава Монастырского приказа И.А.Мусин-Пушкин распорядился послать из Москвы для защиты монастырей сотню солдат - по пятьдесят в каждый.
Вот так, с помощью военной силы и карательных мер обращал раскольников Питирим. В конце концов имя его стало ненавистным для всех старообрядцев. Однако со стороны властей деятельность Питирима встречала одобрение. В 1719 году он был сделан епископом Нижегородским, в 1724 - возведен в сан архиепископа, а в 1730-м включен в состав Святейшего Синода. Более двух тысяч человек были обращены от раскола Питиримом с 1707 по 1714 годы.16
Не забывал своих бывших подопечных и Иоанн. Спустя много лет после описанных здесь событий, в 1722 году, Иоанн встретил в Гороховце в Знаменском монастыре молодого иеромонаха Ефрема (будущего настоятеля Саровской пустыни). По просьбе Иоанна и с ведома Питирима Ефрем был переведен в Успенский монастырь на Белбаже (бывший Филаретов скит), где пробыл до 1726 года, «утверждая в вере православной тех, кои Исаакием были обращены». И только после этого Ефрем пришел в Саров.17
^
4. Первые двадцать пять лет.
Принятие устава и приобретение земель
И так, 16 июня 1706 года состоялось рождение нового монастыря - Сатисо-градо-Саровской пустыни. Повторим, что за дату рождения обители сами Саровские монахи принимали день освящения церкви Живоносного Источника. Вообще же, вопрос о том, какое событие считать исходным в биографии Саровской пустыни, не имеет однозначного ответа. Монастырь как поселение монахов существовал с 1691 года или даже ранее. Причем количество монахов, проживавших в пустыни в отдельные моменты 1703 или 1705 годов, было даже больше, чем летом 1706-го. Некоторые авторы считали годом основания монастыря 1705-й, поскольку именно в этом году были утверждены права на землю и выдана грамота, разрешающая строительство и освящение церкви.
Вскоре после освящения церкви Иоанн занялся устройством внутренней жизни монастыря. В июле 1706 года состоялись два собрания монашеской братии, на которых Иоанном был представлен проект монастырского устава, регламентирующего распорядок жизни монашествующих и порядок богослужений. Но прошло еще несколько лет, прежде чем Саровский устав был официально утвержден. В первые годы своего существования Саровская пустынь формально числилась принадлежащей Введенскому арзамасскому монастырю (вспомним челобитную 1705 года), хотя фактически, конечно, была самостоятельна. В ноябре 1708 года от саровской братии и 23-х вкладчиков пустыни была подана челобитная об утверждении Иоанна строителем Саровской пустыни. 5 февраля 1709 года Иоанн был утвержден настоятелем теперь уже полностью самостоятельного Саровского монастыря. Монастырь строился. В 1707 году была построена, а в 1708 году освящена большая деревянная церковь Преображения Господня с двумя приделами. Строились кельи, хозяйственные службы, ограда монастыря.
1798 г. февраля 5, выданы 4 атиминса по благословенной грамоте в Саровскую пустыню в новопостроенную церковь во имя Преображения Господня да в придел Николая чудотворца, да в другой Зосима и Савватия Соловецких, да в другую церковь Чудо архангела Михаила на святых воротах, а взял атиминс иеромонах Исакий Введенского монастыря и расписался.2
Находилась Преображенская церковь внутри монастырского двора, как и церковь Живоносного Источника, на юго-восток от последней, по-видимому, недалеко от места где сейчас стоит бывший монастырский келарский корпус. Необходимым шагом стало официальное утверждение устава Саровской пустыни. В ноябре 1710 года от всей братии было написано прошение с кратким изложением основных положений устава. Прошение было направлено митрополиту Стефану Яворскому, который утвердил устав своей грамотой от 15 марта 1711 года, сопроводив эту грамоту стихами собственного сочинения.
Устав монастыря, написанный лично Иоанном, сыграл большую роль в развитии Саровской пустыни и во многом определил ее жизнь и традиции. При написании устава Иоанн следовал древним традициям, наставлениям отцов церкви времен первых веков христианства. В основу монашеского общежития им была положена общность всего имущества. Все вклады в монастырь, собственность поступающих в него монахов обобществлялись, личная собственность была отменена. Также предписывалась уставом общая трапеза. Вся монастырская братия должна беспрекословно подчиняться настоятелю, быть постоянно у него в послушании. На все, что выходило за рамки обыденной жизни, следовало испрашивать настоятельского благословения. При этом настоятель совершенно уравнивался со всеми в одежде, пище. «В молитвах же, бдении и трудах, он везде должен быть первым». Это предполагало и ответственность настоятеля за все, что происходит в монастыре. Особо надо отметить предусмотрительность Иоанна в том, что согласно уставу настоятеля пустыни следовало преимущественно избирать из своих пострижснников. Это обес- печивало преемственность в управлении монастырем, а также следование традициям. Обычно после смерти Саровского настоятеля место занимал его ближайший помощник - монастырский казначей. Вот что писал об этой традиции посетивший в 1849 году Саровскую пустынь известный писатель А.Н.Муравьев:
Назначение преемников еще при жизни настоятелей много послужило к утверждению братства, потому что изменение было только в имени строителя, духом же все они действовали воедино, не отклоняясь от спасительной черты, проложенной для них первоначальником Иоанном.''
Было в уставе зафиксировано и обязательное страннолюбие в Саровской пустыни. Каждого приходящего в обитель богомольца, независимо от его положения и звания, следовало угощать общей трапезой. Определялся также чин богослужения и молитвенного правила. Церковное пение было установлено древнего образца - столповое, знаменного распева. Музыка, звучавшая в Саровских храмах, записывалась не нотами, а крюками и исполнялась в унисон. Трудно удержаться, чтобы не привести здесь некоторые отрывки из наблюдений посещавших Саров богомольцев, отмечавших своеобразие местной музыкальной традиции.
Пение здесь пустынное, своеобразное, но не без влияния на душу молящегося, надо только с ним освоиться, надо к нему прислушаться. На первый раз такие напевы кажутся странными и несколько суровыми, но в общем они проникнуты молитвенным духом и производят глубоко-религиозное впечатление.4
И вот, за канонархом, повторяя его возгласы гармонично, но просто, без театральных мотивов, раздалось с правого клироса пение так, как пели христиане много веков тому назад, может быть, еще христиане первых времен, скрывавшиеся в катакомбах и видевшие в пении псалмов вопль души, взывающей к Богу о прощении грехов и приносящей благодарение за Его милосердие.
Пели очень громко, прямо кричали. Напевы были древние, совершенно особые, протяжные, напоминавшие ветер, который гулял и шумел по обширному Саровскому лесу.6
Особенно любопытен последний отрывок, ведь он принадлежит Софье Александровне Булгаковой (дивеевской монахине Серафиме) и относится к 1920-м годам. Вот как уважали в Сарове традиции и установления первоначальника!
Устав Саровский явился тем прочным краеугольным камнем, уложенным в фундамент монастыря, который предопределил его дальнейшее духовное развитие. Мы далеки от того, чтобы утверждать, что устав выполнялся всегда и при всех обстоятельствах. Менялись времена, менялись люди. Но любовь к традициям, бережное отношение к старинным обычаям всегда были характерны для Сарова и часто играли свою положительную роль.
Со временем слава о строгости Саровского устава и о праведности жизни монахов Саровской пустыни распространилась далеко за пределы монастыря. По подсчетам Е.Бакаева и А.Кирдина, за все время с 1714 по 1873 год настоятелями в другие монастыри был взят 41 монах из Сарова.7 Многие из них устанавливали во вверенных им обителях уставы, аналогичные Саровскому. В числе монастырей, таким образом перенявших Саровский устав, были Санаксарский, Флорищева и Высокогорская пустыни, Валаамский монастырь и многие другие. В 1897 году устав Саровской пустыни был напечатан отдельным изданием.
Для того, чтобы представить Стефану Яворскому устав, Иоанн сам в январе 1711 года выезжал в Москву. Находясь в Москве, Иоанн был представлен «благоверным царевнам» Марии Алексеевне и Феодосии Алексеевне (сестрам Петра I), с помощью ходатайства которых Иоанну удалось получить разрешение на освящение пещерной церкви во имя Антония и Феодосия и прочих чудотворцев Киево-Печерских. Церковь была сделана еще в 1709 году, но по каким-то неизвестным нам причинам освящение ее тормозилось. А в пещерах освящению церкви преосвященнейший Стефан, митрополит, прекословил и приводил некоторые резоны, о киево-печерских церквах имел некоторое разсуждение; но токмо упросила царевна Мария Алексеевна, чтоб дозволить освятить, которая и освятилась в 1711-м году ...9 Церковь была освящена 30 мая 1711 года, к этому сроку были уже вырыты подземные ходы.
... 1711 года Марта в 16 день окончены им (Иоанном - А.П.) с братиею в полугоре пещеры ..., которые доведены почти до половины монастыря под землею; вход в них из вне монастыря, и по разным местам оных поделаны келии.
13 мая 1712 года Саровская пустынь горела. Здания все без исключения были деревянными, и лесной пожар, подошедший к монасты- рю, уничтожил все постройки, кроме церкви Живоносного Источника, стоявшей в середине монастырского двора, да и та пострадала. Страдала Саровская пустынь и от людей. В 1706, 1712, 1714 и 1731 годах в монастырских документах отмечены нападения на монастырь с целью грабежа. Участвовали в этих налетах и крестьяне из окрестных деревень: Кременок, Елизарьева, Сарминского Майдана и Камкина." Особенно жестоким было нападение 30 ноября 1714 года, во время которого сильно пострадал иеромонах Дорофей - будущий второй настоятель Саровской пустыни. Его пытали на костре, стараясь выпытать, где монастырские сокровища. Дорофей чудом уцелел и на всю оставшуюся жизнь остался без бровей и ресниц с лицом красно-бронзового цвета. В память об этом событии и похоронен был Дорофей на том месте, где лежавшего бездыханным на угасшем костре нашли его вернувшиеся в монастырь после ухода грабителей Саровские монахи. А вот как описывает нападение на монастырь 20 апреля 1731 года первоначальник Иоанн (хотя сам в тот момент в Сарове отсутствовал):
Ворвавшись в церковь во время утрени, где были все братия, многолюдством с рогатинами и ружьями, почали нас бить и увечить смертельными побоями, и от такового их разбойнического бою и страху некоторые из нас бросились в окна, некоторых же они, разбойники, поймав, били и увечили, рогатинами кололи, и ныне они лежат при смерти .
Так же, как и в первый раз, грабители погрузили награбленное монастырское имущество на монастырских же лошадей и увезли. Известно имя зачинщика и предводителя грабежа 1731 года - Мореска Тихаев. Он был пойман.
В январе 1715 года, будучи в Москве, Иоанн заболел. Болезнь казалась ему смертельной, и он по обычаю, распространенному среди монахов того времени, решил перед смертью принять схиму. Схи- ма (или большая схима) - более высокая степень монашества, характеризующаяся принятием очень строгих обетов. Проводивший по- священие Иоанна в схиму иеромонах Макарий (знакомый Иоанну строитель Красногривской гороховецкой пустыни), находившийся в то время также в Москве, потребовал от Иоанна
по принятии схимы, строителем и ни в каком начальстве у братии не быть и не священнодействовать, и из монастыря не выходить, и братию в церкви от Писания не учить и в пении церковном и за трапезою с братиею простою стояти и седети в последних.
При пострижении в схиму первоначальнику Макарием было дано имя Иоанн взамен монашеского Исаакий.
К счастью, болезнь прошла. Но связанный данным словом, Иоанн уже не мог по возвращении в Саров принимать сколько-нибудь заметное участие в делах монастыря. Шел месяц за месяцем, а Саровская пустынь так и оставалась без руководителя. Иоанн пробовал обратиться к Макарию, посылал ему письма, чтобы тот освободил его от непредусмотрительно принятых на себя обетов. Но иеромонах Макарий твердо стоял на необходимости выполнения обещаний. В начале 1716 года общий совет саровской братии решил обратиться в высшие духовные и светские инстанции, чтобы Иоанну разрешили исполнять обязанности настоятеля. От имени всех монахов была подана челобитная на имя Великого Государя, а сам Иоанн писал Стефану Яворскому:
В прошлом 1715 году, в Январе месяце, ради нужд монастырских был я на Москве и, волею Божиею, была на мне болезнь великая, смертная: в той болезни я посхимлен и исповедан от иеромонаха Макария. А прежде схимы, в той моей болезни, иеромонах Макарий дал мне заповеди, и я ему тогда обещание дал. А ныне в монастыре нашел стало быть смятение великое и монастырю разорение; они же монахи, ученики мои. собранные не смятения ради, для общей пользы и церковных и монастырских ради нужд, понуждают меня по прежнему в начальство и строительство вступить. А я. без повеления и разрешения Вашего архиерейского в начальстве, по прежнему быть и священнодействовать, в церкви учить и исповедывать, и из монастыря за нуждами ездить и исходить, не смею. Прошу, аще благоволит ваша архиерейская власть, ради общия пользы, от тех заповедей, бывшаго при схиме моей отца духовного, решение подать: можно-ли мне, ныне в схиме, по прежнему начальствовать и священнодействовать, и братию исповедать, и от Боже- ственного Писания в церкви учить их и за нуждами церковными и монастырскими из монастыря ездить и исходить?
В марте 1716 года разрешение для Иоанна было получено.
На годы управления Саровской пустынью первоначальником Иоанном приходится приобретение ею своих основных земельных владений. Тем самым Иоанн заложил основу будущего благосостояния обители. До 1712 года монастырь существовал только на небольшом участке территории, переданном ему Д.И.Кугушевым. С 1712 по 1729 годы монастырь приобрел, по подсчетам В.Б.Смирновой, по 68 купчим и вкладным землю у 104-х владельцев, заплатив за все 648 рублей.15 Большинство продавцов было из Темникова и Темниковского уезда, 76 из них (73%) составляли некрещеные татары («мурзы и татары Темниковские и Кадомские»),
Напомним, что согласно тогдашним законам монастыри не имели права приобретать земельные владения. Почему же приобретения Иоанна исправно оформлялись в присутственных местах Темникова, Арзамаса и далее в Поместном приказе в Москве? По мнению В.Б.Смирновой, особое отношение властей к Саровской пустыни объяснялось ее ролью в христианизации окружающего ее, в основном, нерусского населения.
Правительство Петра 1 далеко не одинаково относилось к своим подданным - православным и не православным. В ХVI-ХVII веках службу по охране границ Московского государства (засечной черты) несли многие татарские дворяне. Среди них княжеские фамилии, потомки которых фигурировали в качестве продавцов земли Саровскому монастырю: Акчюрины, Девлеткильдеевы, Седехметьевы, Раз- гильдеевы, Тенишевы и другие.16 За службу государство наделяло их землей. (В этом же списке и князья Кугушевы). После того, как граница России была отодвинута к югу и появилась регулярная армия, потребность в этой службе отпала. Служилые татары теряли свои привилегии и по своему уровню жизни приближались к крестьянству. Положение русских помещиков было лучше. Так, например, по подсчетам Н.В.Заварюхина, в 1678 году в Темниковском уезде на одного помещика приходилось в среднем менее двух крестьянских и бобыльских дворов с 11 крепостными. А если произвести подсчет только крещеных помещиков (их в уезде было в том году 6%), то на них придется по 10 дворов и по 54 души мужского пола.17
В начале XVIII века давление на некрещеное население еще более усилилось. От татарских мурз за непринятие православия «отписывали» волости и крестьян. Наверное поэтому местные мелкие землевладельцы-татары легко уступали свои земли монастырю. Отметим, что земель, населенных крепостными крестьянами, Саровская пустынь не приобретала. По-видимому, это одна из причин того, что ее владения не были отобраны в ходе секуляризации.
В.Б.Смирнова, проанализировавшая архивный актовый материал, касающийся покупки Саровской пустынью земли, обратила внимание на то, что лишь в 27 купчих и вкладных из 68-ми содержались конкретные сведения о площади приобретаемых угодий.18 Площадь указывалась для участков пахотной земли и небольшой части сенокосов. А в основном монастырь приобретал участки, поросшие лесом. Описание границ участков шло словесно, по «живым урочищам» - дорогам, рекам, омутам, болотам, полянам и т.п. Встречаются даже такие «ориентиры», как «кривая липа». Такая неразбериха и неразмежеванность владений стали причиной огромного числа погранич- ных споров, сопровождавших историю Саровской пустыни вплоть до начала XIX века. Именно поэтому Иоанн стремился сформировать в собственности монастыря единый массив земли. Этот массив был сформирован к концу 1720-х годов и получил название «дача единственного владения» или Саровская дача, так как именно в ней располагался сам монастырь. Площадь ее в 1749 году (раньше не измерялась) составила 19682 десятины19 и в дальнейшем существенно не менялась (23213 десятин в 1896 году)2". Все остальные дачи Саровской пустыни, не примыкавшие к единому массиву и разбросанные по двум уездам - Темниковскому и Кадомскому, составляли в сумме лишь 12% площади ее владений (на 1896 год). Одновременно с приобретением дач монастырем оформлялись права на рыбную ловлю на участках рек Мокши, Сатиса и прочих, помельче, а также на озерах Инорке, Казерках и других.
Что же касается роли Саровской пустыни в христианизации окрестного населения, то нами найдено упоминание об этом в документах, правда, относящееся к более позднему времени.
Саровская пустынь ... имела влияние на некоторых из татар мусульман и других иноверное, из коих в 1779 г. крещен деревни Караевой татарин мурза Мамбек Курнаш сын Позняков и наречен Иаковом. В 1780-м той же деревни Караевой Мусалим мурза Урусов в крещении наречен Михаилом.
О том, как непросто складывались взаимоотношения по земельным вопросам Саровской пустыни с другими землевладельцами, говорит спорное дело с помещиками Полочениновыми*, тянувшееся 10 лет: с 1721 по 1731 годы.
Ранее мы уже упоминали о том, что, занимаясь поисками хозяев Старого Городища в 1704-1705 годах, Иоанн обнаружил документы, по которым «в Кадомском уезде, по речке Сатисе черная рамень, на обе стороны, и на речке Вечкинзе, на обе же стороны» являлась собственностью помещика Дмитрия Максимовича Полоченинова. Тогда Иоанн попытался приобрести эту землю у Полоченинова, но тот согласился уступить ее только за 300 рублей, которых у Иоанна тогда не было.
Прошло время, и вот в марте 1721 года внуки Д.М.Полоченинова Семен и Алексей подали в Вотчинную Коллегию прошение, в котором заявили о своих правах на землю, на которой расположилась Саровская пустынь.
И в прошлых годах на той земле неведомо какие монахи построили монастырь и эту землю те монахи хотя завладеть делают подлогом - приводят в Арзамас неведомо каких мурз и татар и берут у них крепости, что указу противно.22
В Вотчинной Коллегии началось разбирательство. Были затребованы документы на право владения спорной землей как от Полоче- ниновых, так и со стороны Саровской пустыни. От Саровской пустыни, чтобы продемонстрировать законность своих прав, были предоставлены не только купчие и другие крепости и выписи из старинных писцовых книг, но и родословные таблицы владельцев мурз и татар, потомков князя Бехана Сараклычского, как доказательство исконного и родового владения землями Саровскими лишь одними татарами.
Как уже было отмечено выше, приобретение Саровской пустынью земельных владений противоречило действовавшему законодательству (почему монастырю удавалось обходить его - другой вопрос). К такому же заключению пришла и Вотчинная Коллегия. Вот что она постановила:
... о землях присвояемых Полочениновыми и мурзинских, проданных пустыне, на месте учинить изыскание как о урочищах, так и о том: мурзам ли прежде оные земли принадлежали или Полочениновым ? И если сих последних дачи старее и в одних урочищах с мурзинскими, то тем землям быть за Полочениновыми. Если же мурзинские дачи старее и в одних урочищах с Полочениновыми, или, если земли явятся особые и не в тех урочищах, в которых учинена дача Полочениновым: то оныя земли отписать в казну.
Необходимо было срочно что-то предпринимать, ведь на карту было поставлено само существование монастыря. Как мы уже видели на примере поисков Иоанном хозяев Старого Городища, стандартной процедурой был «сыск на месте», где важную роль играл опрос свидетелей для выяснения принадлежности земли. Монастырем были организованы письма в Вотчинную Коллегию от «Темниковских мурз» (продавцов Сарову земли), от помещиков, от крестьян сел Аксела, Старого Города, Веденяпина и деревни Такушевой. Но письма не помогли, и тяжба продолжалась еще в течение нескольких лет. В августе 1727 года Иоанн отправился в Петербург, чтобы лично ходатайствовать в Верховном Тайном Совете, жалуясь в эту высокую ин- станцию на несправедливое решение Вотчинной Коллегии.
А Вотчинная Коллегия определила все те земли, отписать в казну. Поэтому просив все те земли, ради прокормления, в вечное владение в монастырь Саровский пожаловать.
Верховный Тайный Совет передал дело в Сенат. Разбирательство в Сенате шло очень долго, и все это время Иоанн, по-видимому, был вынужден находиться в Петербурге. 21 сентября 1730 года Сенат вынес свое определение:
По выписке против челобитья Темниковского уезда, Саровской пустыни строителя с братнею о купленных, поступных и вкладных той пустыни землях, приказали: доложить Ея Императорскому Величеству с мнением, что не соизволит ли Ея Величество указать, те земли за оною пустынью утвердить вечно, для неимущества доходов крестьян и руги другим не во образец.
«Другим не во образец» означало, что лишь для Саровской пустыни делается исключение, для других же закон остается в силе. 25 октября 1730 года императрица Анна Иоанновна на сенатском докладе написала: «учинить по сему».
Вернувшись в Саров, Иоанн установил, чтобы в ознаменование этого события ежегодно 25 октября в монастыре были торжественные богослужения с всенощным бдением и благодарственным молебном Пресвятой Богородице, Живоносному Ее Источнику. Среди монахов этот день получил название «лесного праздника» (в знак закрепления за пустынью ее лесов).
Уже после того, как Анна Иоанновна своей властью разрешила Саровской пустыни владеть землей, Арзамасской воеводской канцелярией был проведен сыск спорных дач. Притязания Полочениновых не были поддержаны никем из маститых землевладельцев, и в 1731 году Вотчинная Коллегия утвердила за Саровской пустынью ее владения. Были и другие споры с соседними помещиками, но разбирательство с Полочениновыми занимает особое место. Во-первых, оказалось, что Саровский строитель Иоанн имел покровителей среди самых верхних эшелонов российской власти (Верховный Тайный Совет, Сенат), но кто конкретно защищал там интересы Сарова, неизвестно. Во-вторых, именно в документах по этому делу впервые появилось упоминание о городе Сараклыче, точнее, о князе Бехане Сараклычском, который якобы дал начало местным татарским дворянским родам. Бехан Сараклычский был необходим Иоанну, чтобы доказать свой приоритет на спорную землю, и это внушает большие сомнения в его подлинности, а значит, и в реальности существования Сараклыча.
В целом же в годы управления Иоанном Саровская пустынь развивалась и укреплялась, о чем говорит рост численности ее братии. В 1709 году в ней было 20 монашествующих, в 1723 - 23 не считая послушников, в 1733 - 36 человек.23