Подвиг старца Серафима

Составитель сборника Александр Стрижев

Рассчитана на чтение в православной семье, воскресных школах и среди благочестивых паломников. Валентина Зандер (Калашникова)

Житие преподобного Серафима Саровского

Всю жизнь свою занимался Исидор постройкой каменных зданий, много построил он храмов Божиих, а на склоне дней своих предпринял постройку храма во имя Преподобного Сергия Радонежского. И в то время, как трудился он над сооружением этого храма, обрадовал его Господь радостию великой, даровав ему сына, младенца дивного, которому нарек он имя Прохор, в честь святого Апостола. Через десять лет после начала постройки храма, в 1762 году, ког да готова была уже нижняя церковь во имя преподобного Сергия, исполнилась мера жизни купца Исидора и отошел он ко Господу, оставив Прохора трехлетним младенцем на руках матери. Боголюбивая вдовица Агафия продолжала труды мужа по строительству Сергиевского храма, верхняя церковь которого была освящена в честь Казанской иконы Пресвятой Богородицы. Сама смотрела она за всеми работами, с усердием и молитвою трудясь для Господа. Не книжными только словами, но и всей жизнью своей, Богу угодной, поучала она сына благочестию и чистоте и страху Божию. И благодать Божия была на младенце, с ранних лет охраняющая его. Однажды повела его с собой мать на постройку Сергиевского храма; взошел вместе с нею семилетний отрок на самый верх колокольни, оступился и упал с высоты на землю. Не думала уже мать увидеть своего сына живым, но когда спустилась она вниз, отрок стоял на земле цел и невредим. Дивились все чудесному спасению его и видели руку Божию на нем. Один же юродивый, живший в городе том, сказал Агафии: «Блаженна ты, вдовица, имея сие детище, ибо будет оно крепким предстателем пред Святою Троицею и горячим молитвенником за весь мир». Исполнилось слово мужа того, и рос отрок, осеняемый славою Божией. Уже разумел он грамоту и к чтению Писания имел великое усердие, когда внезапно должно было прерваться учение его: недуг нежданный приковал его к одру, и не стало уже надежды на его выздоровление. В это время явилась больному отроку в сонном видении Царица Небесная и обещала его посетить и даровать исцеление. Поведал о сне том Прохор своей матери, и оба стали с верою ожидать его исполнения.

В ту пору несли крестным ходом по городу Курску чудотворную икону Знамения Божией Матери, именуемую «Коренной», ибо при корне дерева была она явлена. Когда проносили икону по Сергиевской улице, где жила Агафия, у самого дома ее разразилась гроза, и внесли икону в Агафьин двор. Не медля вынесла она больного сына своего, приложила к иконе Божией Матери, и святую икону пронесли над отроком. С того часа восстал отрок от одра болезни и в скором времени исцелел совершенно.

Чудесно воздвигнутый Богоматерью, с еще большим рвением продолжал отрок Прохор свое учение. Ежедневно читал он Часослов и Псалтирь, Библию, Жития святых угодников и прочие духовные книги,— не прилежало сердце его ни к чему мирскому, а только к Божьему. Более всего возлюбил он постоянное пребывание в храме, неоскудевающую молитву и, в часы уединения, непрестанное размышление о Боге. Любил он также собирать к себе детей, сверстников своих, говорить с ними о Боге и вместе читать духовные книги. И дети любили чудного отрока и с охотою приходили послушать его, потому что всегда бывал он весел и радостен.

Были у Прохора старшие брат и сестра. Брат Алексей имел в Курске свою лавку; он стал приучать к торговле своего юного брата по мере того, как тот начал приходить в возраст. Уже не мог Прохор, как раньше, ежедневно посещать Литургию и вечерню, потому что весь день должен он был проводить в лавке, помогая своему брату. Но не приходил он от этого в уныние: вставал на рассвете, а зимою и до света, и ходил в церковь молиться за утреней; в праздничные же и воскресные дни продолжал усердно заниматься духовным чтением. Через молитву и чтение все более настраивалось сердце юноши на духовное бодрствование, открывались очи его на духовное видение и разгорался дух его огнем Божественным. Среди суетного мира начал ходить он, как в области райской: когда глаз его видел какую-либо вещь мирскую,— ум созерцал в ней истину духовную, и от всего мирского, что ему было поручено, собирал он сокровище небесное. В купле и продаже и в приобретении земных товаров усматривал он образы жизни человеческой, через которые устрояет Господь дело нашего спасения. В зрелом возрасте и даже до самой смерти любил он вспоминать эти образы и в беседах рассказывать все то, что открылось ему через них в это малое время, когда юношей служил он приказчиком у своего брата. В ту пору юности его, когда возрастал и креп его дух в стоянии пред Богом, послал ему Господь в собеседники того самого юродивого, который еще давно предсказал матери его о нем. Этот Божий человек стал его другом и советником, много способствуя сердечному желанию Прохора всю жизнь свою отдать на служение Господу и посвятить ее иноческому подвигу. В этом стремлении своем юноша Прохор не таился ни от матери, ни от сверстников,— не могла свеча возжженная сокрыть света своего, и не мог быть незримым пламень, огненным столбом из сердца его возносимый. Мать знала о заветном желании сына и не противилась ему, свыкаясь с мыслью о разлуке с ним. Знали и сверстники, к чему прилежало сердце его, ибо не избегал он бесед с ними о том.

Намного верст кругом сияла Саровская пустынь. Слава ее доходила до Курска,— немало было в ней и курских людей; сам настоятель Сарова, отец Пахомий, был из числа их. Много лет слушал юноша Прохор рассказы о той пустыни, и к ней много лет устремлялся он духом. Настало время, и Прохор испросил благословения от матери на иноческий путь. Мать благословила его медным крестом с Распятием, и Прохор положил носить тот крест открыто на груди и никогда, до самой смерти, с ним не расставался. Юного Прохора влекла к себе Саровская пустынь, но ему хотелось сперва проверить свое решение о выборе места для подвигов. Для этого отправился он в Киев, чтобы в Печерской Лавре — колыбели русского иночества — помолиться у святых мощей первых русских иноков Антония и Феодосия, а затем принять наставление, благословение и указание от какого-либо старца, опытного в духовной жизни. Вместе с ним пошли и его друзья.

В Киеве Прохор узнал об одном дивном подвижнике, старце Досифее, который спасался в Китаевской пустыни, верстах в десяти от Лавры, и отправился к нему за советом. Увидя юношу и провидя в нем избранника Божия, старец одобрил его намерение принять иночество и указал ему на Саровскую пустынь, как на место его подвигов. «Гряди, чадо Божие, и пребуди тамо,— сказал он юноше,— место сие будет тебе во спасение; с помощью Божией скончаешь там земное свое странствование; только старайся стяжать непрестанную память о Боге в постоянном призывании имени Божия, и вселится в тебя Дух Святый и управит жизнь твою во святыни».

С великой радостью вернулся юноша в Курск и здесь провел еще малое время с матерью и родными. По временам ходил он в лавку брата и вел там беседы с теми, кто приходил поговорить с ним, узнать о святых местах и послушать чтение. Торговлей он уже не занимался, отказавшись от своей части наследства. Когда пришел час его, взял он котомку на плечи и посох в руки и с благословением материнским поспешил туда, куда указал ему идти прозорливый Досифей. Было ему в ту пору 19 лет. Согласились идти вместе с ним и двое из его друзей, ходивших с ним в Киев; двое других ушли еще ранее.

Был вечер накануне праздника Введения во храм Пресвятыя Богородицы, 20-го ноября 1778 года, когда Прохор вошел в Саровскую обитель. Обитель стояла далеко от больших дорог и проездных путей; долог и труден был путь к ней через дремучие леса. Строителем в Сарове был в то время старец Пахомий, инок святой и богоугодной жизни. Родом из Курска, он знал в молодые годы родителей Прохора и возрадовался, увидя сына их во вратах обители. Узрев в нем истинное желание иночества, он с любовью принял его, определил в число послушников и поручил руководству иеромонаха Иосифа, казначея обители. Сначала Прохор находился в келейном послушании отца Иосифа. С усердием исполнял он как свое послушание, так и все монастырские правила и уставы, и вскоре назначен был сначала в хлебню, потом в просфорню, а затем в столярню. В столярне нес он послушание несколько лет, вырезая кипарисные кресты и делая кресты для могил. Усердие его было так велико и умение настолько искусно, что за ним установилось название «Прохора-столяра». Был он силен телесно и крепок здоровьем, а потому выполнял и общие для всей братии работы — заготовлял дрова для монастыря, рубил лес и вместе с братией сплавлял его по реке. Во время этих послушаний или келейного рукоделия на устах его и в сердце была постоянно молитва Иисусова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Бесед с братией Прохор старался избегать, чтобы внешним молчанием достигать внутреннего мира. Соединяя молитву с трудом, он вел непрестанно беседу с Самим Господом. Теплотою благодати Божьей наслаждался и питался дух его и согревалось его сердце.

После послушания в столярне был он сделан будильщиком, а после того переведен на послушание пономарское. К церковной службе приходил он раньше всех и уходил последним, во время Богослужения проливая источники слез. Стоял он всегда неподвижно на определенном месте, с глазами, опущенными вниз, сопровождая слышимое пение и чтение умной молитвой. Вне храмовой молитвы у себя в келлии выполнял он положенное на каждый час дня и ночи правило преподобного Пахомия Великого*.

Это правило, по заповеди Ангела святому Пахомию, следовало совершать двенадцать раз днем и двенадцать ночью. По наставлению старца Иосифа Прохор совершал это правило с самого поступления в Саровскую пустынь. По совершении правила, если не было рукоделия, он занимался чтением. Главным образом читал он Евангелие, Апостольские послания и Псалтирь, а затем и Творения святых Отцов: Василия Великого, Макария Великого, преподобного Иоанна Лествичника, Четьи-Минеи Димитрия Ростовского и др. Читал он, всегда стоя перед иконами, в молит венном положении и называл это бдением. Бдение это совершал он всегда в уединении для того, чтобы весь ум углублен был в истины Писания и принимал от него теплоту. С самого поступления в обитель Прохор соблюдал крайнее воздержание в пище, но не изнурял своего тела до того, чтобы оно потеряло способность быть другом и помощником душе. Пищу он принимал один раз в день, в среду и пятницу же пребывал вовсе без пищи. Спал в ночи 4 часа — 10-й, 11-й, 12-й и час за полуночь. Видя таковые его подвиги и труды, начальные старцы обители, Пахомий и Иосиф, радовались о нем и почтили его особым доверием, редким в монастырской жизни для новоначального послушника, каким был тогда Прохор. Они не только усердно пеклись о том, что было полезно его душе, но и ничего от него не утаивали. Когда заметили они все более возраставшую ревность Прохора к уединенному и безмолвному пребыванию, то благословили его в свободные от послушания часы оставлять обитель и уединяться в лес. В глухом Саровском лесу спасались в то время многие подвижники: игумен Назарий, иеромонах Дорофей, схимонах Марк и другие. Возжелав также всем сердцем пустынного жития, юный Прохор выбрал в лесу уединенное место, построил себе шалаш и в нем, как бы в пустыне, предавался молитве и богомыслию. Позавидовал враг чистому житию юного послушника и начал искушать его печалью и скукою, унынием и малодушием. Скука особенно нападала на инока около полудня, и диавол внушал ему помыслы выйти из пустыни и с кем-нибудь поговорить, представляя, что не иначе можно избавиться от скуки, как беседуя с другими, или развлекал ум его во время молитвы и чтения для того, чтобы сделать его праздным и бесплодным. Когда же не удалось то диаволу, старался он навести на него уныние, наполняя всю душу его безотчетным и мучительным страданием. Но когда и этим не удалось ослабить его, диавол насылал тогда на него беса малодушия, стараясь тем отлучить его от Бога и ввести в исступление. Но чем более восставал враг, тем сильнейшую брань воздвигал на него Прохор и тем пламеннее становился его дух. И отходил враг от святого инока, подвизавшегося непрестанной молитвой и постом. Чтобы еще более укрепить дух праведника Своего, Господь подверг тяжкому испытанию и плоть его и допустил напасть на нее лютой болезни, именуемой водянкой. Три года страдал Прохор, сперва перемогаясь на ногах, а потом уже слегши на одр. Тело его распухло и лишилось движения. Но ни единого слова ропота никто не слыхал от него. Лишь слова молитвы шептали уста его, а ложе свое он орошал обильными слезами. Ему казалось, что по делам его послал Господь эту болезнь, дабы чрез нее ослабели его человеческие страсти. И не будучи уже в состоянии понудить тело свое на поклоны, он старался с терпением и благодарением переносить свою болезнь, чтобы она вменилась ему вместо подвига. Неотлучно находился при нем строитель обители, отец Пахомий, а отец Иосиф, духовный руководитель его, прислуживал ему, как послушник. Со страхом видели Саровские старцы, что болезнь Прохора все усиливается, и, опасаясь за жизнь его, предлагали позвать врача. Но Прохор, все упование возложив на Господа и на Пречистую Матерь Его, отвечал им: «Я предал себя истинному Врачу душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери; если же любовь ваша рассудит, снабдите меня, убогого, Господа ради, Небесным Врачевством»,— и просил его причастить Святых Таин. Тогда старцы оставили мысль о помощи земных врачей. Отец Иосиф отслужил о здравии больного всенощное бдение и Литургию, и вся братия собралась в церковь, чтобы помолиться о нем. Затем Прохора исповедали и причастили Святых Тайн, которые принесли в келлию к одру его. После причащения больной сподобился чудесного видения. Царица Небесная, чудесно исцелившая его в раннем детстве и приведшая его в канун праздника Своего Введения во храм в святую Саровскую обитель, услыхала мольбы верного раба Своего, все свое упование на Нее возложившего, и Сама пришла, чтобы вновь исцелить его. В несказанном свете явилась Она с апостолами Петром и Иоанном Богословом и, указывая апостолу Иоанну на больного, сказала: «Этот Нашего рода». Потом Она правую руку положила ему на голову, а в левой руке держала жезл и этим жезлом коснулась правого бедра Прохора; на том месте сделалось у него углубление, и вся вода вытекла. После этого видения здоровье его стало быстро поправляться, и братия немало тому дивилась, ничего не зная о чудесном явлении.

Место же того явления навсегда сделалось для преподобного Серафима достопамятным. Когда келлия, в которой лежал он, была снесена и было приступлено к устройству на ее месте монастырской больницы с церковью при ней, Прохор взял на себя новое послушание — сбор пожертвований на построение храма — и отправился странствовать по России. Много городов обошел он в ту пору, побывал и в родном своем городе Курске, посетил могилу своей матери и виделся с братом Алексеем, от которого принял подаяние на храм. И тогда уже, при свидании с братом, 22-летний подвижник проявил дар прозорливости, открыв брату время его кончины.

Возвратившись в свою обитель, Прохор своими руками изготовил для больничного храма во имя святых Зосимы и Савватия престол из кипарисового дерева. Этот храм он более всего любил посещать до конца дней своих и в нем всегда причащался Святых Таин, памятуя свое чудесное исцеление и явление Царицы Небесной на месте сем. Прошло восемь лет с того времени, как Прохор вошел в Саровскую обитель, и было ему уже 27 лет. Он был росту высокого и сложением весьма мужествен. Лицо имел белое, нос прямой и острый, глаза светло-голубые под густыми бровями, взгляд проницательный, волосы светло-русые, усы длинные и густые и густую окладистую бороду. Имел он ум светлый, память острую, сердце милостивое, волю твердую и дар слова живой и обильный, а речь столь действенную, что слушатели получали от нее всегда душевную пользу.

Он был всеми в обители любим и от всех почитаем, особенно же строителем обители, отцом Пахомием, который любил его, как свою душу. Когда увидел отец Пахомий, что Прохор прошел достойный искус послушания и наступила для него пора принять иноческий обет, он постриг его 13 августа 1786 г. и нарек ему имя Серафим*. Восприемниками его были старцы Иосиф и Исаия. В октябре того же года он был посвящен в сан иеродиакона и со дня посвящения в продолжение 6 лет и 10 месяцев всегда находился в служении. Без него отец Пахомий не совершал ни одной службы. Ночи накануне служения преподобный Серафим проводил в бодрствовании и молитве, а по окончании каждой службы долго оставался в храме, приводя в порядок священную утварь и ризницу. Господь, видя его усердие, подавал ему необычайную крепость, так что он не чувствовал трудов и, уходя в келлию для краткого отдыха днем, жалел, что человек не может беспрерывно, подобно Ангелам, служить Богу. При этом он был всегда весел. «Веселость,— говорил он,— отгоняет усталость, а от усталости ведь уныние бывает, и хуже его нет. Оно все приводит с собой». Поэтому всегда, даже в церкви на клиросе, он был веселым; когда братия уставали и уныние нападало на них, так что и пение не ладилось, он подбадривал всех веселым и ласковым словом, и они переставали чувствовать усталость. «Ведь дурное что говорить ли, делать ли нехорошо, и в храме Божием не подобает, а сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтоб у всех перед Лицем Господа дух всегда весел, а не уныл был — вовсе не грешно»,— говорил он. И в такой непрестанной благодатной радости и духовном веселии проходил он свой диаконский подвиг. Часто во время служения видел он Ангелов, сослужащих и поющих с братией. Они имели вид молниеобразных юношей, облеченных в белые и златотканые одежды, а пению их не было ничего подобного на земле. И сердце Серафима таяло, как воск, от неизреченной радости. «Не помнил я ничего от такой радости,— говорил он,— помнил только, как входил в святую церковь да выходил из нее». Однажды удостоился он лицезреть Самого Господа Иисуса Христа, о чем он так рассказывал впоследствии: «Случилось мне служить с отцом Пахомием в Святый и Великий Четверток. Божественная литургия началась в два часа пополудни, и, обыкновенно,— вечернею. После малого входа и паремий возгласил я, убогий, в Царских вратах: «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны», и, вошедши в Царские врата, навел на предстоящих орарем и возгласил: «и во веки веков». Вдруг озарил меня луч как бы солнечного света. Взглянув на сияние, я увидел Господа Бога нашего Иисуса Христа во образе Сына Человеческого в славе, сияющего неизреченным светом и окруженного, как бы роем пчелиным, небесными силами: Ангелами, Архангелами, Херувимами и Серафимами. От западных церковных врат Он шел по воздуху, остановился против амвона и, воздвигши Свои руки, благословил служащих и молящихся. Затем Он, вступив в местный образ Свой, что близ Царских врат, преобразился, окруженный Ангельскими ликами, сиявшими неизреченным светом во всей церкви. Я же, земля и пепел, сретая тогда Господа Иисуса Христа на воздухе, удостоился особенного от Него благословения. Сердце мое возрадовалось тогда чисто, просвещенно, в сладости любви ко Господу».

От этого видения отец Серафим мгновенно изменился видом и не мог ни с места сойти, ни слова проговорить. Тотчас подошли два иеродиакона, взяли преподобного Серафима под руки и ввели его в алтарь. Около двух часов стоял он там неподвижный. Лицо его изменялось поминутно: то покрывала его белизна, подобная снегу, то переливался на нем румянец. И долго еще он не мог ничего проговорить, созерцая в душе дивное посещение Господа. Только через некоторое время рассказал он старцам Пахомию и Иосифу о своем видении.

Ограждаемый Божией благодатью, праведный Серафим восходил из силы в силу, и исполнилось ему 34 года. Видя его подвиги и труды, отец Пахомий испросил благословение епархиальной власти и возвел иеродиакона Серафима в сан иеромонаха. В этом сане отец Серафим непрерывно продолжал священнослужение, ежедневно приобщаясь Святых Тайн. Через год после его посвящения Саровская пустынь лишилась своего строителя, отца Пахомия, который призвал к себе отца Серафима, преданного своего ученика, и сказал ему: «Я скорблю о сестрах Дивеевской общины*; кто их будет назирать после меня?» По желанию умирающего, преподобный Серафим принял на себя попечение о дивеевс- ких сестрах и обещал о них заботиться.

Похоронив своего старца, преподобный Серафим, через две недели после его кончины, испросил у нового строителя, иеромонаха Исаии, благословение на пустынножительство. * Основание Дивеевской общины, из которой образовался Серафимо-Дивеевский монастырь, положила около 1780 года помещица Агафия Семеновна Мельгунова. Отправившись на богомолье в Саровскую пустынь, она остановилась для отдыха в 12 верстах от нее в селе Дивееве; там в сонном видении явилась ей Божия Матерь и указала на этом месте воздвигнуть храм Ее имени. По совету Саровских старцев Пахомия и Исаии она устроила здесь женскую обитель. Отец Пахомий, руководивший духовной жизнью сестер и посещавший обитель, взял однажды с собой отца Серафима, бывшего тогда иеродиаконом. Мать Александра (Агафия Семеновна) была больна и, получив от Господа извещение о своей скорой кончине, попросила ее особоровать: прощаясь с отцом Пахомием, она слезно умоляла его не оставлять ее послушниц. Отец Пахомий обещал, что при своей жизни он не оставит их, а после него позаботится о них отец Серафим. По кончине игуменьи, старец Пахомий свято исполнял принятую на себя обязанность духовного окормления сестер и материального их обеспечения. Наступил канун праздника Введения во храм Пресвятая Богородицы. В этот день, шестнадцать лет тому назад Царица Небесная ввела Преподобного в обитель, и теперь Она повела Своего избранника на другой, уединенный подвиг, в глубину пустыни, где, по словам святителя Василия Великого, возносится фимиам совершенного умерщвления и кадило непрестанной молитвы.

Пустынная келлия, или «дальняя пустынька», как любил называть преподобный Серафим свое новое жилище, была деревянная избушка, состоявшая из печки, сеней и крыльца; ее окаймлял небольшой, огражденный забором, огород, в котором преподобный Серафим сажал картофель, свеклу и лук; поблизости находился и заведенный им пчельник. Келлия эта стояла в глухом сосновом лесу, на берегу реки Саровки, на высоком холме, верстах в 5—6 от монастыря; все это место преподобный Серафим называл Афонской горой. Холм, на котором поселился преподобный Серафим, был окружен другими холмами, а с одной стороны кончался крутым обрывом. Всем этим окрестностям преподобный дал имена святых мест Палестины для того, чтобы они живо напоминали ему события земной жизни Спасителя. На все эти места он любил ходить в соответственные событиям часы и, ощущая присутствие Самого Господа, предавался там богомыслию и молитве. В своем мысленном Назарете, в память Благовещения Архангела Пресвятой Деве Марии, он пел акафист; в Вифлеемской своей пещере он созерцал умными очами Превечного Младенца, поклонялся Ему с пастухами и вместе с небесными силами воспевал: «Слава в вышних Богу». Нагорную проповедь любил читать на одном возвышенном холме близ реки. Спускался он часто и под гору к реке, «на пол потока Кедрона», и там вспоминал прощальные беседы Господа с учениками. Часы третий, шестой и девятый вычитывал в глухом уединенном месте, именуемом им Голгофой, где он мысленно зрел Господа Спасителя, гвоздями пригвождаемого ко кресту. Был у него и град Иерусалим, и свой Фавор.

Находясь в своей келлии, преподобный Серафим ежедневно совершал иноческое правило по чину строгих пустынножителей. Около полуночи он вставал от сна, выполнял правило преподобного Пахомия Великого, читал утренние молитвы, пел полунощницу и утреню и прочитывал первый час. При наступлении девятого часа утра он принимался за чтение третьего, шестого и девятого часов и последования изобразительных. Вечером читал вечерню и малое повечерие; при наступлении ночи творил монастырское правило с молитвами на сон грядущий. Часто вместо вечернего правила Преподобный полагал по тысяче поклонов за один раз. Кроме того, он пел псалмы, сперва по уставу Пахомия Великого, а потом по чинопоследованию, им самим составленному и известному под именем «келейного правила отца Серафима». Кроме молитвы, преподобный Серафим усердно занимался чтением Священного Писания и особенно Евангелия, которое всегда носил при себе. Чтение Священного Писания отец Серафим считал чрезвычайно важным делом в духовном совершенствовании и называл «снабдеванием души». «Очень полезно,— говорил преподобный,— заниматься чтением Слова Божия в уединении, прочитать всю Библию разумно». Надо «так обучить себя, чтобы ум как бы плавал в Законе Господнем, по руководству которого должно устроять и жизнь свою». Часть своего времени преподобный Серафим посвящал трудам телесным: работал на огороде, на пчельнике и рубил дрова в лесу.

Накануне воскресных дней и праздников отец Серафим приходил в обитель, слушал вечерню и всенощное бдение, за ранней Литургией причащался Святых Таин в больничной церкви святых Зосимы и Савватия, а потом, захватив с собой хлеба на неделю, удалялся в свою пустыньку. Этим запасом хлеба святой пустынник делился с разными обитателями Саровского леса — зверями и птицами, которые собирались к его келлии. «В полунощное время,— как рассказывает послушник Иоасаф,— к келлии его собирались медведи, волки, зайцы и лисицы и вообще разные звери; подползали даже змеи, ящерицы и другие гады. Подвижник выходил из келлии и начинал кормить их». Самовидец этого зрелища, Саровский инок- пустынножитель отец Александр, с удивлением спросил раз святого Серафима, как достает у него хлеба для такого множества животных, на что Преподобный ответил ему, что в лукошке у него всегда столько хлеба, сколько нужно для их насыщения. Не раз видели, как Преподобный кормил из своих рук огромного медведя, который исполнял его приказания и служил ему. И особенно чудным было тогда лицо Преподобного: светлое и радостное, как у Ангела. Воздержание и постничество преподобного Серафима дошло до величайшей степени. Уже перед кончиной, в разговоре с одной дивеевской сестрой, Преподобный сообщал, что эти три года он питался одной травой снытью: «Я сам себе готовил кушанье из снитки. Ты знаешь снитку? Я рвал ее, да в горшок клал, немного вольешь, бывало, в него водицы — славное выходит кушание. На зиму я снитку сушил и этим одним питался, а братия удивлялась, чем я питался. А я снитку ел... И о сем братии не открывал».

Иноков, желавших с ним пустынножительствовать, преподобный Серафим не гнал от себя, но принимал ласково и благословлял на подвиг; однако ни один из них не мог вынести тягостей этого подвига, и все возвращались назад в монастырь. Сам Преподобный неохотно давал благословение удаляться в пустыню и особенно селиться в одиночку, а советовал отходить на подвиги вместе двум или лучше трем единомысленным братьям, зная по собственному опыту, какие тяжелые испытания и искушения от врага приходится претерпевать в уединении. «Живущие в монастыре,— говорил Преподобный,— борются с противными силами, как с голубями, а живущие в пустыни, как с львами и леопардами».

И действительно, враг нападал на него с такой страшной силой, что порой слышался ему за стенами келлии то вой зверей, то шум, и рев, и хохот. Однажды были выломаны косяки двери и к ногам молящегося подвижника упал кряж дерева, такой большой и тяжелей, что его с трудом могли вынести восемь человек. Неоднократно поднимал его диавол на воздух и, сотрясая, с силой ударял о землю. «Подобные искушения диавола,— говорил отец Серафим,— подобны паутине: стоит только дунуть на нее, и она истребится, так-то и на врага диавола: стоит только оградить себя крестным знамением — и все козни его исчезают совершенно». Впоследствии на вопрос одного мирянина: «Батюшка! видали ль вы злых духов, каковы они?» — Преподобный ответил: «Они гнусны».

Особенно ополчился враг на преподобного Серафима после того, как смиренный подвижник от казался от почетного места игумена одного монастыря. Он воздвиг на Преподобного одно из величайших испытаний — мысленную брань — и поддерживал ее с ожесточением. В этом тяжком обстоянии, когда душа повергается в уныние от ужасных хульных помыслов, преподобный Серафим день и ночь взывал к Господу Иисусу Христу и к Пречистой Его Матери, и от непрестанной молитвы и вели- кого труда плоти мысленная брань утихла.

Мало было диаволу душевных страданий Преподобного; он подверг праведника и телесной скорби, наслав на него злых людей с оружием. Выло это 12 сентября 1804 года, на одиннадцатом году его пустынножительства и на 45-м году жизни. Когда он занимался рубкой дров, пришли к нему три человека и, угрожая ему смертью, стали требовать денег. Преподобный Серафим, хотя и обладал в то время еще большой телесной силой, опустил на землю топор и сказал им: «Делайте, что вам надобно». Тогда злодеи свалили его на землю, ударивши обухом топора по голове с такой силой, что у Старца хлынула кровь изо рта и ушей. Потом связали его по рукам и ногам и, добив его, как им казалось, до смерти, бросились в келлию, думая найти в ней богатства. Но ничего, кроме иконы и немного картофеля, они в келлии не нашли и в ужасе бросились бежать прочь. Через некоторое время преподобный Серафим пришел в себя и, с трудом развязав руки и ноги, возблагодарил Господа за то, что сподобился безвинно понести страдания.

На другое утро, с большим трудом, он добрался до монастыря. Братия, увидев отца Серафима в таком положении, ужаснулась и глубоко опечалилась. Первые восемь дней преподобный Серафим очень страдал; обеспокоенный этим настоятель отец Исаия послал за врачами в Арзамас. Пока собравшиеся врачи совещались между собой в его келлии, преподобный Серафим уснул и в тонком сне удостоился дивного видения. Как и в первую его болезнь, ему явилась Царица Небесная в царской порфире в сопровождении апостолов Петра и Иоанна Богослова и, подойдя с правой стороны к одру больного, сказала в сторону врачей: «Что вы трудитесь?», а потом, взглянув на подвижника, произнесла: «Этот Нашего рода». Когда отец Серафим очнулся, то, к немалому удивлению окружающих, отклонил от себя всякую врачебную помощь, прося предоставить его жизнь на волю Господа и Пресвятой Богородицы. Врачи удалились, преподобный же Серафим от дивного сего посещения исполнился неизреченной радости, придя же через некоторое время в обыкновенное состояние, он почувствовал облегчение болезни и к вечеру вкусил пищи. Но еще около пяти месяцев пробыл он в монастыре, пока вновь не почувствовал себя способным к дальнейшему прохождению пу стыннической жизни. После побоев и болезни отец Серафим сделался совершенно согбенным старцем и стал ходить, опираясь на палку или на топорик. Настоятель и братия убеждали его остаться в монастыре, но уговорить не смогли. Отец Серафим испросил благословение строителя Исаии и возвратился в свою прежнюю пустынную келлию. Между тем были найдены и избившие его злодеи. Узнав об этом, преподобный Серафим ходатайствовал о прощении их, что и было исполнено. Они же, не наказанные судом человеческим, со слезами раскаяния пришли к отцу Серафиму просить у него прощения и молитв.

Вернувшись в свою пустыню, преподобный Серафим взошел на новую ступень духовного подвижничества, усилив свой молитвенный подвиг до Столпничества. На полпути от обители до его келлии лежал большой гранитный камень. Вечером, по закате солнца, подвижник оставлял свою пустынную келлию и приходил к этому камню для молитвы. Стоя на нем до рассвета с воздетыми к небу руками, он повторял слова мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному». Когда же ночь проходила и наступало утро, отец Серафим возвращался в свою келлию и в ней, чтобы уравнять ночные подвиги с дневными, вставал на другой малый камень и оставлял молитву лишь для редкого вкушения пищи. Это моление продолжалось 1000 дней и 1000 ночей, во время которых шла невидимая для мира борьба подвижника с князем тьмы. Только при конце дней своих Преподобный открыл свою тайну некоторым инокам. Один из них, изумляясь такому подвигу, сказал, что это выше сил человеческих. На это отец Серафим со смирением отвечал: «Святой Симеон-столпник сорок семь лет стоял на столпе, а мои труды похожи ли на его подвиги?» — «Но, конечно, для тебя была ощутительна при этом помощь благодати укрепляющей?» — спросил инок. «Да,— сказал дивный Старец,— иначе сил человеческих не хватило бы. Внутренне подкреплялся и утешался я тем небесным даром, который свыше нисходит от Отца Светов»... «Когда есть умиление в сердце,— продолжал он после некоторого молчания,— тогда Бог бывает с нами».

В конце 1807 года глубокая скорбь поразила сердце отца Серафима: почил его духовный отец и начальник, старец Исаия, который таковую любовь имел к отцу Серафиму, что, по болезни не будучи в состоянии сам ходить за пять верст к нему в келлию и не желая отвлекать его от пустынножительства, просил братию иногда привозить его в тележке к келлии подвижника для беседы с ним. В лице старца Исаии уходил из жизни последний духовный руководитель Преподобного, восприемник его и ду ховный друг. Отец Серафим считал его великим подвижником и называл, как прежних своих руководителей, отца Пахомия и Иосифа, «огненным столпом от земли до небес». О упокоении своих старцев отец Серафим усердно молился и часто ходил на их могилы поклониться их священному праху, говоря про себя: «Простите, отцы святые, и помолитесь обо мне». И другим внушал о них молиться. По смерти старца Исаии преподобный Серафим принял на себя новый подвиг молчальния- ства и в нем, как и в подвиге столпничества, пребывал три года. «Паче всего должно украшать себя молчанием,— поучал он потом,— вот и святой Амвросий Медиоланский говорит: молчанием многих видел я спасающихся, многоглаголанием же ни единого. И паки некто из Отцов говорит: молчание есть таинство будущего века, словеса же орудия суть мира сего». Взявшись за этот подвиг, Старец не выходил уже к посетителям. Когда же случайно встречал кого в лесу, то падал ниц и не вставал до тех пор, пока встречный не проходил мимо. По болезни ног он уже не мог посещать обитель, и пищу ему приносил по воскресеньям один инок, которого Старец встречал со сложенными крестообразно на груди руками и потупленной долу головой и отпускал, не взглянув на него и не произнося ни одного слова. Этот подвиг состоял не во внешнем только воздержании языка, а в безмолвии ума, в отречении от всех житейских помыслов и полной сосредо точенности ума в Боге, погружении в Него и посвящении Ему всех своих мыслей и чувств. «Совершенное безмолвие,— говорил отец Серафим,— есть крест, на котором человек должен распять себя со всеми страстями и похотями. Пришедший в безмолвие должен непрестанно помнить, зачем он пришел, чтобы не уклонялось сердце его к чему-либо другому». Когда многие из братии сожалели об удалении Старца от общения с ними, чем он лишал их своего руководства и советов, Преподобный отвечал словами святых Отцов: «Праздность безмолвия предпочтительно насыщения алчущих в мире»,— сказал святой Исаак Сирин. И святой Григорий Богослов рек: «Прекрасно богословствовать для Бога, но лучше всего, если человек себя очищает для Бога». Впоследствии он говорил еще: «Молчание приближает человека к Богу и делает его как бы земным Ангелом. Ты только сиди в келлии своей во внимании и молчании и всеми мерами старайся приблизить себя к Господу, а Господь готов сделать тебя из человека Ангелом... Ничто так не содействует стяжанию внутреннего мира, как молчание».

Но и молчальничество не было последним подвигом Старца. Получив через него большое совершенство и не прекращая его, преподобный Серафим перешел от него к высшему подвижничеству, называемому затвором. Со времени смерти старца Исаии преподобный Серафим, наложив на себя подвиг молчания, жил в своей пустыньке безвыходно, и некоторых из братии соблазняло то, что было неизвестно, кто его причащает Святых Таин. Тогда новый строитель обители, отец Нифонт, созвал собор из старших иеромонахов, и они решили предложить отцу Серафиму, ввиду его болезни ног и невозможности ходить в обитель по воскресным и праздничным дням для причащения Святых Таин, перейти на жительство в монастырскую келлию. Инок, приносивший пищу преподобному Серафиму, передал ему решение Саровского собора, которое Старец выслушал безмолвно. При повторении этого предложения в следующее воскресенье преподобный Серафим благословил брата и вместе с ним отправился в обитель. Это было 8 мая 1810 года после 15-летнего пребывания отца Серафима в дальней пустыньке, на 51-м году его жизни.